Преступники и преступления. Законы преступного мира. 100 дней в СИЗО - Маруга Валерий Михайлович - Страница 35
- Предыдущая
- 35/46
- Следующая
И Иван Федорович прямо с вокзала с головой окунулся в активную, бурную деятельность по заранее составленному плану. Наспех переговорив с членами комиссии, пожелал встретиться с активом курса.
Пришла староста и несколько наиболее заводных организаторов по части обедов, ужинов и танцев, имеющих, естественно, больше средств, чем знаний.
— Так-с, мои дорогие, — тепло, по-дружески начал Иван Федорович, — вот и подошли вы к самому важному рубежу в своей жизни. У вас праздник. Вы имеете возможность продемонстрировать знания, которые приобрели за годы учебы. Но не советую превращать этот праздник в непробудную пьянку и гульбу. Люди вашего круга всегда оказываются большими охотниками поразвлечься на государственных экзаменах. Позволяют себе прямо-таки невообразимые вещи. Один из моих преподавателей по кафедре вчера прибыл из Донецка. Рассказывает, что студенты подсунули ему на прощание чемодан, полный бутылок армянского коньяка. Ну куда это годится? Я понимаю, торжества такого рода не обходятся без игривости нравов с обеих сторон, но нельзя же терять чувство меры…
Оставив свои точные гостиничные координаты и пообещав консультации в любое время дня и ночи, профессор любезно распрощался с активистами. А они уже знали, что делать и как. Спешным порядком собирали с носа по сто тысяч на сервисное обслуживание по самому высокому классу.
Мельника поили в лучших ресторанах города и его окрестностях, возили по живописным лесам и озерам, засыпали подарками и цветами, а жгучая вдовушка Зина укладывала в постель и рассказывала сказки Шехерезады из «Тысячи и одной ночи», только покороче, ибо Иван Федорович переходил сразу к телу и отключался.
Спустя месяц профессор уже делился со своим другом-доцентом богатыми впечатлениями, показывал содержимое, вывезенное из командировки. У Пивня от таких откровений появлялся завистливый озноб, пальцы судорожно сжимались в потные кулаки, и мучила изжога от густого немецкого пива.
— Зачем ты столько берешь? — возмущался он. — Поймают — выгонят из университета!
— Это тебя, дурака, засекут и уволят, а у меня все чисто, меня благодарят!
И как всегда бывает в таких случаях, неравномерное распределение благ и капитала, следуя известным классикам научного коммунизма, порождает только революционную ситуацию, то бишь агрессивное противостояние даже между верными соратниками и близкими людьми. К тому и шло. Петр Петрович уже не только в мечтах, но и на практике пытался изжить своего лучшего друга с белого света. Расчет был дальним и тонким. Увольнение Мельника давало ему все шансы занять место заведующего кафедрой и пожинать такие же плоды. Он долго целился и на этот раз не промахнулся. Помогла излишняя откровенность Мельника о своих успехах на Волыни.
Пивень действовал просто и наверняка. Сочинил длинную жалобу под именем одного из преподавателей, который неделю назад эмигрировал в Израиль. Указал о всех злоупотреблениях профессора, перечислив рестораны, подарки и суммы денег, собранные студентами. Описал с таким знанием дела, что администрация Президента, куда адресовалась петиция, немедленно среагировала, подключив соответствующие службы и начав дотошный разбор указанных фактов.
Такого потрясения Иван Федорович не ожидал и вынести не смог. За полгода в общем-то бесполезного, недоказуемого следствия перенес два инфаркта. Третий оказался роковым.
После пышных похорон Пивень Петр Петрович, как и ожидалось, был утвержден заведующим кафедрой со всеми вытекающими для него заманчивыми последствиями.
Высокий ранг и широкие возможности взбодрили его и подтолкнули к новым битвам за почести и наслаждения. Первую атаку без промедления он провел на интимном фронте. Ее стратегической задачей стали кадровые перестановки. Он решил заменить тридцатипятилетнюю Аллу Гоцкую двадцатидвухлетней Олечкой Битой, студенткой пятого курса, метящую в аспирантки и признающую допустимыми все средства, ведущие к поставленной цели.
Но Аллочка заартачилась. Уговоры, просьбы и разъяснения Пивня о необходимости порвать отношения и удалиться из квартиры только разжигали в ней ревность и неуступчивость.
— Ну хочешь, я выложу тебе тысячу долларов! — однажды с жару выпалил раздраженный Петр Петрович.
— Не хочу.
— Чего же ты хочешь?
— Квартиру.
— Но я же снял ее по договору на три года. Через десять месяцев ее все равно у тебя не будет!
— И тебя не будет! — отрезала Гоцкая, имея на то довольно веские основания.
Замысел покинутой женщины был крут и коварен. Убедившись, что любовника не вернуть ибо не выдержать конкуренции с молоденькими и смелыми девушками, решилась на крайнюю меру. Зарезать его или задушить. На эту мысль ее подтолкнул как нельзя более кстати подвернувшийся Николай Чибись. Бывший одноклассник Аллы, а ныне — отбывший свой второй срок в колонии строгого режима за злостное хулиганство. Фигура весьма колоритная, довольно известная в уголовном мире своим неподчинением воровским традициям и необузданной яростью по отношению к окружающим. Одних только драк с сотрудниками милиции и пенитенциарной системы у него насчитывалось более десятка, а с сокамерниками — не счесть. Он с одинаковой злобой бил своих и чужих.
Как-то из колонии-поселения, где Чибись «доматывал» свой срок, сбежали два колониста. В этот день он за рулем потрепанного «газона» возвращался в зону из города с капитаном внутренней службы Балапко. Свернули с дороги, экономя бензин, и ехали напрямик пустым ноябрьским полем. Под одной копной сена неожиданно для себя вспугнули злосчастных беглецов.
— А, босяки, вот вы где! — заорал Чибись и резко крутанул баранку в их сторону.
— Стой, задавишь! — вскрикнул Балапко.
— Задавлю! — злорадно зашипел сквозь зубы Чибись и добавил газу.
Капитан, как мог, удерживал непонятно чем разъяренного водителя, но тщетно. Пока тот одного не раздавил, а другого не сбил в канаву с болотной жижей, не успокоился.
— Ну, ты и зверь, — мычал Балапко, задыхаясь от негодования.
— А я кого хошь могу лишить жизни, — по-волчьи оскалясь, соглашался Чибись.
Один их беглецов все-таки выжил и вернулся со временем в родную колонию. Первым его встретил моторизованный палач и, криво ухмыляясь, без всякого сочувствия продолжал измываться:
— Смотри-ка, выжил, бродяга. Ну, как я тебя боднул? Здорово? Правда?..
И по выходе на свободу Чибись продолжал свое злобное противостояние всем и каждому. Однажды к нему подкатили два авторитета из местных уголовников и предложили внести свою долю в «общак», своего рода кассу взаимопомощи для мелких и крупных рецидивистов. Он наотрез отказался. Тогда ему предложили материальную помощь в организации нового дела. Но и это его не устроило. А когда строго указали на недопустимость нарушений воровских законов, он, не долго думая, схватил бутылку вина и как гранатой пригрозил поспешно ретировавшимся пижонам.
Страдающей от ревности и одиночества Гоцкой ничего не оставалось, как уступить навязчивым домогательствам грозного одноклассника. Хотя это и было для нее совсем не просто. После изысканно вежливого и слабосильного Пивня грубость и мощь Николая подавляли ее и как женщину и как личность. Приходилось уступать, терпеть выходки нового любовника, неся определенные душевные издержки.
Чибись с детства увлекался Аллой, а сейчас почувствовал своей собственностью, бережно охраняя ее интимную неприкосновенность от возможных и даже призрачных поклонников. Обычно заваливался под вечер с бутылкой водки, буханкой хлеба и рыбными консервами. В лучшем случае — с палкой колбасы. Вместе ужинали, хмелели, занимались любовью.
Гоцкая не капризничала и не кокетничала, терпеливо и безропотно несла свой крест от одного похмелья к другому. Особо утомляли ее требования диковатого ухажера театрализованных эротических представлений.
— А теперь, кошечка, разденься и потанцуй, — обычно настаивал Николай, разваливаясь на диване, — я столько лет ждал таких сцен.
Алла поначалу возмущалась, но вскоре свыклась и временами даже чувствовала бурную радость от совокупления с грубым и нахрапистым мужиком. Постепенно, правильно дозируя удовольствия с платой за них, приобрела неограниченную власть над новым любовником, вертела им как хотела. Начала с мелких, чисто имущественно-продовольственных поручений, а закончила договором о ликвидации доцента.
- Предыдущая
- 35/46
- Следующая
