Доллары для герцога - Картленд Барбара - Страница 4

• Предыдущая
• 4/29
• Следующая

Леди Эдит извлекла из сумочки бумаги и посмотрела на помрачневшего герцога.

— Слуги, — безжалостно продолжала она, — и другие служащие, которым была назначена пенсия, представляют собой отдельную категорию. За выплатой денег им следит адвокатская фирма, управляющая имением; правда, сообщать ей точные суммы, которые получают наши родственники, всегда считалось нескромным.

Она протянула бумаги герцогу:

— Вот этот список. В данный момент общая сумма пенсий составляет чуть более 3500 фунтов, но, честно говоря, Сэлдон, если ее не увеличить, этим людям придется просто бороться за свое существование.

— Увеличить! — воскликнул герцог. — Да где же я, по-твоему, возьму и эти 3500 фунтов в год?

Леди Эдит вздохнула:

— Я знаю, что это невозможно, но что нам делать с этими милыми стариками? Без твоей помощи они закончат свои дни в работном доме.

Герцог Оттерберн пересек комнату и подошел к окну.

— Меня охватывает бешенство при одной мысли о том, сколько денег отец спустил на актрис, на лошадей, которые ни разу не участвовали в скачках, и на армию бесполезных слуг, — в ярости произнес он.

— Да, думать об этом действительно невыносимо, — с сочувствием произнесла леди Эдит. — Но не в наших силах повернуть время вспять. Сделанного не воротишь.

— Я понимаю, но мне-то что делать?

— Ну, если ты и в самом деле не желаешь смерти людям из этого списка, то существует только один выход.

— Жениться на деньгах? Это унизительно и непристойно, это хуже, чем торговля рабами, хуже, чем покупать женщину в публичном доме!

Он говорил резко и грубо и, не дождавшись ответа кузины, повернулся и добавил:

— Прости, Эдит, мне не следовало говорить с тобой в таком тоне.

— Я разделяю твои чувства, — мягко произнесла она. — Любому честному человеку, тем более такому принципиальному и прямодушному, как ты, такой брак показался бы грязной сделкой.

Герцог хотел что-то сказать, но она его перебила:

— Впрочем, надо признать, за последнее время в английском обществе кое-что изменилось. Взгляни на любое семейство из тех, что пользуются известностью и уважением. Время от времени всем приходится находить себе богатых невест для пополнения родовой казны. Что до меня, мне лично кажется, что капля простой красной крови, влившись в такое количество голубой, способна лишь улучшить породу.

— Ну, не очень-то актуальное соображение. Впрочем, иного я от тебя и не ждал, — в раздражении бросил герцог.

— Зато практичное, как мне представляется. И поскольку я провела в Нью-Йорке довольно много времени, я думаю, что могу понять женщин из Нового Света, которые хотят, чтобы их дочери получили все лучшее, что есть в Старом Свете.

Заметив выражение лица герцога, она добавила:

— Некоторые американские девушки довольно привлекательны, образованны — к слову сказать, гораздо лучше англичанок — и, кроме того, в отличие от них обладают характером и индивидуальностью.

Не сомневаясь, что герцог отнесся к этому утверждению скептически, она опять не дала ему вставить слова:

— Другое дело — американские мужчины. Они с юности сосредоточены только на одном — добывании денег. Очень немногие из них имеют образование и хоть чем-то еще интересуются в жизни помимо денег.

— Я не желаю всего этого слышать! — воскликнул герцог.

— Нет, ты выслушаешь меня! — отрезала леди Эдит. — Я пытаюсь доказать тебе, что единственный способ спасти фамильную честь, замок и жизнь тех, кто от тебя зависит, — это жениться на очаровательной американке, которая в обмен на право носить твое имя и называться герцогиней предоставит тебе огромное состояние, которым ты сможешь распоряжаться по своему усмотрению.

— Ты говоришь как сводница из восемнадцатого столетия!

Он был настолько зол, что умышленно хотел ее обидеть, но леди Эдит только рассмеялась:

— Если ты пытаешься задеть меня, Сэлдон, тебе это вряд ли удастся. Я понимаю твои чувства, но даже такой идеалист, как ты, должен воспринимать мир таким, каков он есть, а не таким, как ему хочется.

Потом ее голос стал мягче:

— Я считаю, что чувство долга рано или поздно заставит тебя жениться, и когда ты решишься на этот шаг, то поймешь, что это не так ужасно, как кажется. Я обещаю, что жена, которую я тебе выберу, будет и привлекательна, и хорошо воспитана — эти достоинства в наше время редко встречаются у англичанок, но, как ни странно, у американок — довольно часто.

Леди Эдит помолчала с минуту и продолжала:

— В любом случае когда-нибудь ты должен жениться. Но взгляни на английских невест, только что вышедших из пансиона, ни шагу не сделавших без гувернантки и до первого выхода в свет ни разу не бывавших на людях. Зрелище весьма огорчительное.

Она говорила быстро, не давая герцогу возразить, как бы ему этого ни хотелось:

— Да они и мужчин-то не видели, кроме местного кюре, и трудно представить, что из них когда-нибудь получатся очаровательные, остроумные и искушенные жизнью светские дамы, о которых ты, надо полагать, мечтал на далеких полях сражений.

С усмешкой в голосе она добавила:

— Взяв в жены юную англичанку, ты превратишь свою жизнь в рутину. Я же предлагаю тебе нечто совершенно иное — и, кроме того, в придачу к очаровательной супруге ты получишь еще несколько миллионов долларов.

— Я не пойду на это! — решительно заявил герцог. — Будь я проклят, если женюсь на деньгах!

Леди Эдит ничего не ответила. Она смотрела на него, маленькими глотками попивая свой шерри.

— Ты слышала, что я сказал, Эдит? — спросил герцог.

— Разумеется, я не глухая, Сэлдон, — ответила ему кузина. — Только ты все равно на них женишься, ибо другого выхода у тебя нет.

Прикрыв дверь, Магнолия торопливо спрятала записку, которую читала, за лиф платья.

Когда вошла ее мать, она стояла у стены, храня на лице слегка настороженное выражение.

Миссис Вандевилт, больше известная в определенных кругах как Дракон с Пятой авеню, была весьма красивой женщиной.

Она держалась как императрица, а нити великолепного жемчуга на ее стройной шее и роскошные бриллиантовые серьги в ушах наводили на мысль о какой-то восточной властительнице.

Но взгляд ее был жестким, а сжатые губы, казалось, никогда не знали улыбки; она сурово посмотрела на дочь, и в комнате повисло неловкое молчание. Магнолия почувствовала, что под взглядом матери ее начинает пробирать дрожь.

— По-моему, около часа назад посыльный принес сюда цветы. От кого же они?

— Я… я не знаю.

Это была явная ложь, и настолько беспомощная, что Магнолия не осмелилась даже взглянуть в лицо матери и уставилась на туалетный столик, инкрустированный слоновой костью, на котором, потеснив дорогие статуэтки из севрского фарфора, стояла корзина, полная ландышей.

Миссис Вандевилт проследила за взглядом дочери, и губы ее сжались еще плотнее.

— Ландыши, — едко сказала она. — Как пить дать, твой почитатель думает, что ты похожа на ландыш. Было бы интересно узнать, о чем он тебе пишет.

В напряженной тишине послышался тонкий испуганный голосок Магнолии:

— Я… я не понимаю… о чем вы говорите…

— Даже не пытайся обманывать меня, Магнолия, — отрезала миссис Вандевилт. — Тебе это все равно никогда не удастся. Итак, знаю ли я того человека, который прислал этот хлам, и где записка, которую ты получила вместе с корзиной?

Магнолия не ответила; ее лицо побелело, а руки начали дрожать. Словно не замечая этого, миссис Вандевилт сделала шаг к дочери.

— С тех пор как тебе исполнилось пятнадцать, я тебя пальцем не тронула, но если сейчас же не перестанешь врать, я задам тебе такую трепку, что ты запомнишь ее на всю жизнь!

— Мама!

В этом крике прозвучал неподдельный ужас.

— Ты знаешь, что я всегда исполняю свои обещания, — сказала миссис Вандевилт. — Отдай записку!

Она протянула руку, и Магнолия, сделав еще одну безнадежную попытку сохранить твердость перед матерью, которая с детства внушала ей страх, расстегнула лиф и достала сложенный листок бумаги.

• Предыдущая
• 4/29
• Следующая