Черный призрак - Лосев Владимир - Страница 46
- Предыдущая
- 46/91
- Следующая
— Мне бы помыться и почиститься. Как же я в таком виде дальше пойду? Плохо мне, тошнит…
— Времени на это нет. Конечно, пахнет от вас, юноша, так, словно вы живете в свинарнике. Но если вовремя до кордона не добежим, станет гораздо хуже. Не думаю, что запах от вас зверя из тумана отпугнет. Верите мне?
Я задумался. И понял, что верю. Значит, придется бежать в таком виде, как бы меня при этом ни тошнило.
— Верю.
— Тогда побежали!
Я заковылял следом за Сергеем Сергеевичем. Как и предполагал, бежать оказалось тяжело, мокрые штанины прилипали к ногам. Мне сразу стало понятно, что значит «стреноженный». Лошадям раньше передние ноги связывали, чтобы они за ночь далеко не ушли, и отпускали пастись. Подтверждаю — далеко не убежишь!
А еще мешал ужасный запах, который исходил от налипшей на меня тины. Он вызывал тошноту и странное ощущение, что я попал в ад, сразу вспоминалось, что главная атмосфера ада — зловоние сероводорода. Сейчас подобное зловоние исходило от меня.
Но кое-как мы все-таки продвигались, и, кажется, довольно быстро. Правда, я задыхался и часто падал, но поскольку уже был невозможно грязен, то это нисколько не беспокоило.
Было в запахе и грязи одно несомненное достоинство — от меня плотоядные корни отскакивали, едва касаясь. Похоже, им не нравилось, каким я стал на вкус, и это добавляло мне прыти.
В общем, было так неприятно, что я просто двигался куда-то за профессором, не очень как-то понимая, куда и зачем бегу, на глазах выступали слезы от яркого солнца и жуткого запаха, идущего от моей одежды. Меня подташнивало от попавшей в желудок болотной воды, и слабость от пережитого страха пряталась в районе моего живота. Я хотел умереть, но держался, веря, что после того, как мы доберемся до кордона, все самое страшное останется позади.
И действительно, примерно через полчаса мы выбрались на огромное поле, посередине которого торчал высокий круглый холм. Он был абсолютно голый, только на самой вершине высились большие камни. Такие горки называют в народе лысыми. Это было странно: вокруг высился живой лес. Сочная ярко-зеленая трава опоясывала холм, а на нем ничего — только потрескавшаяся серая земля и камни, поставленные кругом. Чем-то похоже на Стоунхендж, только размером гораздо скромнее.
— Древнее капище, где поклонялись языческим богам, — задумчиво произнес профессор. — Иногда думаю, что именно благодаря этим обрядам открылся кордон и на эти земли пришло ужасное зверье. Наверное, наши предки думали, что творят благо, принося кровавые жертвы. А на самом деле любому разумному человеку понятно: запах смерти привлекает только хищников, а не добро и благоденствие.
Здесь раньше было немало деревень, и каждая из них имела свое место поклонения богам. Если составить карту, то сразу поймешь — они располагались по кругу. И это неслучайно, возникает ощущение, что кто-то здесь проводил ужасный эксперимент, смысл которого нам неясен сейчас. Известен только результат.
— И какой?
— Деревень больше нет, люди ушли, а кордон остался…
— Интересно, как это люди могли его намолить?
— Вы зря не верите, юноша. Человек может многое, а понимает мало. Сила есть — ума не надо. Хотя ваш вопрос правильный, возможно, как раз все наоборот.
— Это как?
— Кордон был всегда, а люди, строя капища по кругу, пытались нейтрализовать его воздействие. Спорить не стану, почти ничего неизвестно, так что любая версия имеет право на существование. Нам здесь повернуть надо, по кругу пройти придется. Прямо никак не получится, там земля плохая, в нее даже провалиться можно.
— Как?
— Как в зыбучие пески или болото. Сверху трава, а внизу песок, который затягивает не хуже трясины.
Мы обошли вокруг холма и направились обратно. Точнее, почти обратно.
Это мне показалось немного странным, но я успокоился, когда понял, что идем в другом направлении, которое нас уводит в сторону солнца. Показалось, что и деревья после капища стали встречаться другие. Их корни уже так жадно не тянулись к нам, а лежали спокойно на земле, лишь изредка взметаясь к стволу, словно проверяя, на месте ли он.
Тропа стала узкой и начала петлять невероятным образом чуть ли не вокруг каждого дерева.
По ней мы шли недолго и минут через пятнадцать вышли на широкую, неизвестно кем и когда пробитую просеку.
Она вела прямо к солнцу, наше заходящее красноватое светило виднелось как раз в конце туннеля, образованного плотными стенами кустарника и деревьев.
— Ну, бегом же! Постарайтесь, юноша, — взмолился профессор. — Немного осталось. Обидно будет, если кордон перед самым носом закроется. Не выживем же. Поверьте мне. Объяснить многое просто не могу, большинство из ужасов местных мест надо почувствовать.
— Я вам и сейчас верю, моя шкура уже многое испытала.
— Тогда бегом!
Я хоть и не видел ничего перед нами, что могло бы закрыться, но Сергею Сергеевичу верил, поэтому спешил как мог. Бежать, конечно, у меня не получалось, одежда не давала. Она немного подсохла и теперь уже не липла к моему телу, но лучше мне от этого не стало, наоборот, теперь торчала колом, словно старинные доспехи, где моя кожа соприкасалась с нею, то там стиралась, вероятнее всего, до крови.
Но я по-прежнему ковылял, и, как мне казалось, довольно быстро.
Сколько продолжалась эта гонка — не знаю. Я вспотел, от меня шел пар, как от лося, когда он двигается холодной зимой. Видел раз такое — зрелище забавное. Не знаю, насколько сейчас был забавен: мне было жарко, трудно, не хватало воздуха, а легкие горели так, словно в них насыпали горящий уголь.
А мы все бежали и бежали, мимо коряг и кустов, мимо деревьев и вывороченных пней, мимо ям и звериных следов по ровной, прямой как стрела просеке, покрытой сиреневыми кустиками мха, плотно покрывающими черную землю, и уходящей прямо к красному закатному солнцу.
А потом просека закончилась, как-то странно, непонятно. Она еще продолжалась впереди, и солнце так же светило в конце, но мы уже бежали не по ней, а неизвестно по чему.
Под ногами появилось нечто очень похожее на стекло или на спекшуюся прозрачную поверхность: такие образования создаются в центре ядерного взрыва — там, где бушевало огненное искусственное светило. Причем поверхность не была ровной, она поднималась бугорками — большими и маленькими, которые оказались довольно твердыми, по крайней мере, когда я запнулся об один из них, то довольно сильно ушиб ногу. Даже зашипел от боли.
— Подождите! — крикнул я в удаляющуюся спину Сергея Сергеевича. Я выл и приплясывал, чувствуя, как мои пальцы превращаются в синяк. Нисколько не сомневался в том, что ногти скоро сойдут, на большом пальце точно. Когда первая волна боли чуть утихла, я заковылял дальше. — Далеко еще? А то много не пройду, ушиб сильный.
— Немного осталось. — Профессор остановился, поджидая меня. — От силы сотня метров.
— Столько, наверно, смогу, если не дойду, то доползу. — Я заковылял дальше, прихрамывая на ушибленную ногу. — Только потом меня придется снова мазать вашей не запатентованной мазью.
— На кордоне существует кое-что лучше и намного эффективнее. Там уже не пропадем. Кстати, можно дальше не бежать. Мы находимся в преддверии кордона, это вроде тамбура, почти уже на месте…
— Хорошо, — выдохнул я горький воздух из легких. Горечь, похоже, образовалась внутри. — Господи, как же мне плохо!
— Сейчас начнется самое интересное действо. Смотрите в оба, такого больше нигде не увидите. Каждый раз смотрю и удивляюсь.
И прямо на наших глазах стало происходить странное. Солнце исчезло, словно провалилось куда-то, но темнее от этого не стало, наоборот, посветлело. Потом лес вокруг потемнел, налился густой страшной чернотой, а когда она рассеялась, то и его не стало, осталось только ровное зеленое пространство, бесконечное и огромное, тянущееся в неизвестную даль.
Над головой вместо неба появилась такая же чем-то неприятная зелень, глубокая, тягучая, словно сироп.
Почему-то подумалось, что попал туда, где снимают кино.
- Предыдущая
- 46/91
- Следующая