Книга цены (СИ) - Лесина Екатерина - Страница 7
- Предыдущая
- 7/69
- Следующая
Действительно мерзко.
- Подожди, сейчас земля размякнет и будет совсем весело. Знаешь, что хорошо?
Я не ответила. В этом дожде по определению не может быть ничего хорошего, мне уже холодно и настроение такое, что хоть вешайся, а Серб ничего, шагает себе вперед, и даже не оборачивается.
- Во-первых, он идет несколько дней кряду.
И это плюс?! Да за несколько дней я в жабу превращусь и квакать начну.
- Во-вторых, никогда не заканчивается днем. В-третьих, во время дождя разницы между днем и ночью не существует. В-четвертых, голосов нет… они не любят дождь и молчат, а я отдыхаю. Под ноги смотри.
Совет своевременный, земля постепенно растекается болотом, намокшая трава клонится вниз, превращаясь в скользкий ковер, под которым хлюпает глина.
- Иногда встречаются ямы, я однажды, ногу сломал.
Черт, вот только этого мне не хватало. Теперь иду крайне осторожно, хотя в этом мокром аду осторожность - пустое слово, не видно ничего и никого. Присутствие Серба скорее ощущаю, чем и вправду вижу его.
- А еще здесь легко заблудиться. Бывает идешь, идешь, несколько дней кряду идешь, а потом дождь прекращается и понимаешь, что все это время ты ходил по кругу.
- Черт.
- Давай руку, - мокрая ладонь почти вежливо - почти, потому что Серб и вежливость понятия несовместимые - поддерживает меня под локоть. - Не хотелось бы терять собеседника. В этом чертовом месте есть все, что угодно, кроме собеседников.
Серб тянет куда-то вперед, тупо иду следом, сосредоточившись лишь на том, чтобы не упасть.
- Ничего, утешает он, - скоро привыкнешь. Это только в первое время тяжело, а потом даже понравится.
Дождь? Понравится? Мышцы сводит от холода, ноги по колено в грязи, в ботинках вода, вода в сумке, вода в волосах, носу и даже легких, во всяком случае, мне так кажется.
- Спокойнее, кисуля, главное, что мы живы, верно? А еще, не поверишь, но я дико рад, что встретил тебя. Ты только не молчи, ладно? А то в тишине, оно всякое происходит… голоса дурацкие, ненавижу, когда они в голову лезут, и шепчут, шепчут чего-то. Если говорить, то голосов не слышно, и во время дождя тоже. А если говорить во время дождя, тогда совсем хорошо становится. Вот увидишь, через год-другой ты с нетерпением будешь выискивать на небе желтую звезду.
Год-другой? Да у меня всего-то пятьдесят семь дней осталось.
Кажется, не успею.
Рубеус
Карл вернулся спустя часа два, за это время Рубеус несколько раз успел убедить себя, что принятое решение является единственно верным и возможным в данной ситуации, и несколько раз себе же не поверил, что, впрочем, никоим образом не повлияло на оное решение.
- Я согласен, но есть условия.
- Если бы их не было, я бы удивился. - Спокойно отпарировал Карл. - Слушаю.
- Во-первых, что с остальными? Вальрик, Морли и Нарем?
- Князь жив… пока. Морли - увы, нет. Если интересуют подробности, то на допросе дозу неверно рассчитали, вот сердце и не выдержало. Кстати, лично я здесь совершенно не при чем, я приказал никого не трогать.
- Не послушали? - Рубеус говорит это потому, что необходимость разговаривать… договариваться… делать что-то слегка притупляет боль. Морли умер.
Умер.
Новость не умещалась в голове. Морли, он не мог умереть, он же часть этого мира, такая же, как небо… там снаружи ведь осталось небо или тоже умерло? И земля, она ведь не исчезла, тогда почему Морли? Сердце не выдержало?
Ну да, он ведь в последнее время жаловался на боль в груди и поговаривал о том, что в его возрасте пора бы остепениться… осесть на одном месте.
- Потом привыкнешь. - Говорит Карл. - Сначала тяжело. Особенно когда рядом есть те, к кому ты привязался в прошлой жизни. Время идет, они старятся и умирают, один за одним, родственники, друзья… потом на твоих глазах вырастают, старятся и умирают дети друзей, потом внуки… а тебе по-прежнему тридцать или около этого… вечный возраст, вечная жизнь, вечное проклятье. Постепенно бесконечная цепь смертей начинает утомлять, равно как и прочие эмоции. Так что…
- Собственный опыт? - В данный момент Рубеусу хотелось задеть его, пробить эту стену равнодушия и причинить боль, но Карл лишь улыбнулся.
- Собственный. Поэтому, боюсь, для тебя он совершенно бесполезен. Так что там с условиями? Кстати, мальчишка этот, если останется здесь, тоже недолго протянет. Третий же чувствует себя неплохо, Святой князь великой милостью своей соизволил посвятить доблестного воина в инквизиторы. Кстати, церемония весьма и весьма… этакий гибрид варварской пышности и торжественности тайных орденов, тебе было бы полезно посмотреть. Ну, может, в другой раз.
- Что? Нарем в инквизиторы? - Рубеус был готов услышать что угодно, но только не это. В инквизиторы… Морли был инквизитором, но его убили, а Нарем, значит… вместо Морли, так что ли?
Предательство.
Коннован предупреждала, что людям нельзя верить.
Черт, он уже начинает отделять себя от людей, а он - человек.
Карл пожимает плечами.
- Ну да, если я правильно понял. Похоже, ваш… соратник обменял вас на теплое место у трона, и говоря по правде, судить его нельзя.
- Почему?
- А не тот ли бог, которому вы до сих пор поклоняетесь, сказал «не судите, да не судимы будете»? Сегодня предали тебя, завтра предашь ты… такова жизнь. Но давай отложим философские разговоры и вернемся к делу, времени у меня. Итак, твои условия.
- Вальрик идет с нами.
- С тобой, - поправляет Карл. - Но я не возражаю. Что еще? Если думаешь искать Коннован, то бесполезно, это раз, и я не собираюсь вытаскивать тебя отсюда только для того, чтобы в ближайшее же время лишиться общества столь приятного, это два. Ну и не следует привлекать ненужное внимание к нашим прошлым делам, это три. Понятно? И еще, я был бы очень благодарен, если бы ты стал немного более вежлив. Все-таки положение обязывает ко многому, да и терпение у меня не безгранично. Итак, ты не передумал?
Передумать? Хотелось бы, но Рубеус понимал, что на самом деле выбора как такового у него нет. Вернее, стоит передумать и жизни наступит конец, не важно, кто приведет приговор в исполнение - Карл или Святая Инквизиция, но существование да-ори Рубеуса закончится в камере-одиночке. Впрочем, если бы дело касалось лишь его жизни, Рубеус рискнул бы отказаться. Но…
- Я жду. - Напомнил Карл.
- Согласен.
Перстень пришелся по размеру. Черный камень походил на блестящий птичий глаз, внимательный и чуть насмешливый, а еще неправильно-живой.
Неправильно - потому что камни не должны быть живыми.
А враги не должны приходить на помощь.
Определенно, этот мир сошел с ума.
Вальрик
Утро было… обыкновенным. Раздражающе резкий свет электрической лампочки, желтый круг на полу, серые фигурки из хлеба, трещины на стенах… вроде бы все то же, что и вчера.
Вчера была пыточная камера, палач по имени Атмир, Святой князь и боль. Много боли, а потом она вдруг исчезла, хотя так не бывает.
Вальрик сел на кровати. Боли по-прежнему не было. Бинты, пропитавшиеся за ночь кровью, были, распухшие пальцы с сорванными ногтями тоже были, равно как и ожоги на ладонях, а вот боли не было. Ради эксперимента Вальрик, размахнувшись, врезал кулаком в стену. Кости ощутимо хрустнули, и… все?
Все. Ну разве что еще онемение - пальцы почти не шевелились, однако онемение не в счет.
Чуть позже Вальрик отметил, что вместе с болью исчезли и запахи, вернее, не совсем, чтобы исчезли, а еще вернее, не все запахи. Сырая солома, плесень, хлеб, глина, дерево… они больше ничем не пахли, но вот сама камера прямо таки пестрела ароматами.
Жженый сахар - страх и желание угодить, кислое вино - равнодушие, гнилое мясо - ненависть.
Запахи странным образом уживались с эмоциями, похоже на книгу, нужно лишь уметь читать. Вальрик, выходит, умел. Ну да, конечно, как же он забыл, он ведь сенсор, он ведь умеет видеть, то, что спрятано.
- Предыдущая
- 7/69
- Следующая