Семья и как в ней уцелеть - Скиннер Роберт - Страница 7

Робин. Сдержится и скроет свое раздражение от родителей. Но затем он научится прятать эмоцию от самого себя, ведь только так можно чувствовать, что любим. Сердиться — очень «плохо», а он — он даже себе будет внушать: он ничего «плохого» не делает. Так и привыкнет не замечать свою злость, привыкнет прятать ее и придет к тому, что решит: нет такой эмоции.

Джон. Ладно, теперь мне понятно, как ребенок учится этому, но неужели вся семья может прятать одну и ту же эмоцию?

Робин. Да, семья склонна к подобному поведению. В каждой — одни эмоции считаются «хорошими», другие — «плохими». «Плохие» прячутся, и вся семья по молчаливому, но нерушимому соглашению намеренно не принимает их во внимание. Все в семье притворяются, что такого просто не существует. И появляющийся в семье очередной ребенок усваивает «семейный» — выборочный — взгляд на вещи. Привычка прятать эмоции передается как корь, ее маленький человечек «подхватывает» нечаянно… не зная об этом.

Джон. Хорошо, мне давно уже ясно, как дети следуют семейной модели поведения. Не пойму, как возникает эта самая модель. Почему родители прячут одно и то же? Они-то не из одной семьи!

Робин. Да, верно. Но Вы помните, о чем я говорил? Людей тянет друг к другу, потому что они пропустили одну и ту же ступень развития.

Джон. Ага, так я и думал, что последние рассуждения должны объяснить этот «закон тяготения».

Робин. Угадали… Вот Вам и причина, почему оба супруга будут склонны прятать одно и то же. Впрочем, есть кое-какие детали, без которых все равно не решить головоломку, но я Вам о них скажу чуть позже. А пока оставим это.

Джон. Вряд ли бы Вы убедили сэра Робина Дея (Известный английский теле— и радиожурналист).

Робин. Согласен. К счастью для меня, у него своих дел полно.

Джон. Благодарствую… Ну, ладно, если родителям некуда деться и они действительно склонятся к тому, чтобы спрятать кое-что одинаково нужное обоим, мне ясно, почему их дети усвоят этот прием. А в результате что тоже ясно семья в полном составе спрятала с глаз подальше… нечто и обзавелась семейным «бельмом».

Робин. Или «бельмами». Возможно, что спрятанной окажется не одна эмоция…

Джон. И у разных семей разные… «бельма в семейном глазу»?

Робин. Да. Каждая семья прячет разные эмоции или разные пучки эмоций.

Джон. А как психотерапевт узнает, какие эмоции семья спрятала? Как Вы различаете бельмо»?

Робин. Семья выдает себя тем, что все в ней отрицают ту эмоцию, которую спрятали. Если они говорят: «В нашей семье не ревнуют», так и знайте, ревность проблема этой семьи, и тут она табуирована.

Джон. Все так просто?

Робин. Ну, это главная «улика». Но найдется и много других. Психотерапевт вскоре отметит, что семья обходит молчанием свое «бельмо», меняет тему разговора, приближаясь к запрету, в общем, не замечает у себя дефекта. И самое удивительное, что это «бельмо», или табу передается из поколения в поколение.

Джон. И никто об этом не знает?

Робин. Нет. Нельзя же помнить, что позабыто.

Джон. А откуда Вам известно, что «бельмо» передается из поколения в поколение?

Робин. Психотерапевт постоянно на него натыкается, изучая семейную историю пациентов, когда хочет представить себе «групповой портрет» их семей. Или при работе с несколькими поколениями одной семьи… Да и в собственной семье она отыщется, если присмотреться внимательнее… Специальные исследования подтверждают мой вывод.

Джон. Прекрасно. Дайте-ка я проверю себя. Значит, по мере взросления мы преодолеваем разные ступени развития и усваиваем урок каждой. Главное — научиться справляться с эмоциями. Мы учимся, к примеру, «обхождению» с теми чувствами, которые у нас вызывают «фигуры власти» или противоположный пол, постигаем чувство независимости от родителей.

Впрочем, можем и пропустить ступень. В таком случае позже догоним остальных, найдя замену непережитому опыту. И вновь будем двигаться, так сказать, по расписанию.

Но возможна и заминка. Пропусти мы ступень и не восполни упущенный опыт, эмоции, с которыми не научились справляться, посчитаем для себя «неудобными». Начнем с того, что попробуем скрыть их от окружающих, а кончим — запрятав подальше с собственных глаз. И притворимся, что их нет вообще.

В основном по двум причинам человек не учится справляться с чувствами и будет вынужден прятать их. Во-первых, если перенесет травму, то есть переживет какое-то отдельное драматическое и очень болезненное событие. Во-вторых, что случается чаще всего, мы постепенно «отказываемся» от определенной эмоции и прячем ее с глаз подальше, если она табуирована в нашей семье.

Каждая семья относит некоторые эмоции к «плохим» и прячет их. Ребенок следует семейным «правилам», потому что боится быть отвергнутым родителями, если обнаружит запрещенные эмоции… ведь «плохого» делать нельзя. Таким образом модель становится наследственной.

Робин. И передается из поколения в поколение, не забывайте. Если в детстве человек не научился справляться с какой-то эмоцией, он не сумеет, повзрослев, помочь в этом собственным детям.

Джон. Так. Ну и что плохого — парочку табу наложить?

Робин. О чем Вы?

Джон. Что плохого, если плохую эмоцию, с которой человек не научился справляться, от которой ему каждый раз плохо, он возьмет и тихонечко сунет в темный угол, за «ширму». Избавиться, наконец, от нее!

Робин. Вот Вы о чем. «Ширма» подводит, и эта игра «в прятки» больше проблем порождает, чем решает.

Джон. Как же «ширма» подводит?

Робин. Ну, во-первых, иногда валится и выставляет спрятанные чувства на обозрение. Во-вторых, с ней не так, что поставил и из головы вон — надо ее держать, тратить энергию. А в-третьих, просто невозможно отсечь какой-то «кусок» индивидуальности, не нарушив равновесие всей системы… равновесие человеческого организма.

Джон. Я не поспеваю за Вами, доктор. Давайте по порядку. «Ширма» валится, говорите…

Робин. Да, если человек переутомлен, или болен или же выпил лишнего. Тогда эмоция может выскользнуть. А раз мы потеряли с ней связь, то она застанет нас врасплох, и справиться с ней будет нелегко. Мы вдруг ляпнем или выкинем что-нибудь вроде бы не из нашего «репертуара».

Джон. Да уж, никогда не забуду один случай со мной в Вашей группе. Будто кто-то чужой заговорил — я был потрясен, когда понял, что это я! Чуть со стыда не умер, ведь «выступление» абсолютно не вязалось с образом человека, который ни за что не сфальшивит, а я себя таким представлял.

Робин. Я как раз о том и толкую. Обычно спрятанное за «ширмой», конечно же, кажется «не вашим». Но случается, эмоция вдруг прорвется из-за пустяка. Копилось что-то за «ширмой», и вдруг — бах! Случай пустячный, скорее смешит, а нам стыдно, и тем больше причин засунуть то, что обнаружили, обратно. Эмоция может прорваться и замаскированной. Если мы кого-то не терпим, но «спрятали» свою антипатию, мы забудем имя человека, его день рождения или же допустим «случайную» бестактность в его адрес. Можем вообразить, что с ним произошло несчастье. Впрочем, такая фантазия иногда выдает и беспокойство о нем.

Джон. Беспокойство?..

Робин. Да. Если жена возмущена, что муж опаздывает на обед и не звонит, она может нафантазировать — таким образом маскируя свое естественное раздражение, что муж попал в автомобильную катастрофу. Причем представит, как к месту события мчится, оглушая сиреной, «скорая». Ее желание, чтобы «скорая» прибыла вовремя, — уже свидетельство добрых чувств к мужу… Подавленная эмоция способна прорваться во всех этих формах, потому что мы утратили связь с ней. «Отбившись от рук», она готова напасть на нас «из-за угла».