Алые погоны - Изюмский Борис Васильевич - Страница 10

• Предыдущая
• 10/50
• Следующая

На самой верхушке елки горела пятиконечная звезда. Она почти упиралась в лепной высокий потолок актового зала.

… Духовой оркестр, спрятанный на хорах, заиграл кокетливо-задумчивый полонез. В первой паре, молодо приосанясь, пошел генерал с женой, худенькой темноволосой женщиной.

При поворотах генерал, стараясь сделать незаметным прихрамывание, еще более выпрямлялся. Пара за парой поплыли вокруг елки танцующие — воспитанники первой роты, в черных кителях с алыми погонами и такими же лампасами на брюках, и приглашенные на вечер ученицы соседней школы.

Ребята впервые надели сегодня белые перчатки и чувствовали себя в них неловко.

Вдоль стен зала сидели матери, пришедшие с девочками в гости. Одна из них, маленькая, полная, с веселыми глазами, не отрываясь, с гордостью глядела на дочь — очень похожую на нее. Ей не верилось, что это Зинушка… А та нет-нет и метнет в сторону матери быстрый взгляд, словно говоря: «Вот видишь, а ты не хотела пускать, не хотела давать новые туфли. Вот видишь…» И слегка подбоченясь левой рукой, склонив к плечу золотистую голову, скользила дальше.

После танцев начались игры: в «третьего лишнего» и в «кошки-мышки». Ребята затащили в круг математика Семена Герасимовича. Он вобрал голову в плечи, прижал к пиджаку вьющуюся бороду, насадил плотнее на переносицу пенснэ и гонялся за проворной девочкой в голубом джемпере… Казалось, вот-вот настигнет, но девочка ныряла в круг и уходила от преследования. Когда, наконец, Гаршев поймал ее, ребята от удовольствия начали хлопать в ладоши, подскакивать и кричать каждый свое, веселое и непонятное в общем шуме.

«Почтальоны» в белых бумажных фуражках шныряли между играющими.

— Примите письмо! — сует свернутую бумажку в руку Павлику Снопкову Гербов. Но почтальон озабоченно озирается.

— Почта загружена! — бросает он на ходу и пробирается в соседнюю комнату.

— Нашел! — радостно кричит Снопков, увидя на диване рядом с Бокановым майора Веденкина и его жену.

— Товарищ майор, вам экстренное письмо, ответ оплачен…

— Давайте, давайте, — улыбаясь, протянул руку Веденкин, развернул записку, пробежал ее глазами.

«Виктор Николаевич! Поздравляю Вас с Новым годом, желаю счастья и удачи и прошу (извините за грубое выражение) сдирать с нас не две, а хотя бы одну шкуру — пореже ставить колы».

Подпись была неразборчивой, но, хотя и по измененному немного почерку, Виктор Николаевич узнал руку Ковалева.

— Ответ будет? — с любопытством посмотрел почтальон.

— Обязательно! — провел рукой по своей светловолосой голове Веденкин.

Майор подошел к подоконнику и, облокотившись, быстро написал:

«Благодарю за добрые пожелания. Со своей стороны желаю вам успеха в учебе, а также не попадаться мне в руки неподготовленным, как это было позавчера. А грубое выражение — прощать не хочется!»

Снопков убежал. Веденкин, садясь на диван, протянул полученную записку Боканову:

— Ваш Ковалев прислал…

Капитан прочитал и недовольно поморщился:

— Развязность какая!

— Мальчишество… — не согласился майор.

— Сказать по правде, я Ковалева мало знаю, но мне кажется., он воды не замутит…

— Хороший парень! Но… насчет «воды не замутит»… вы скоро измените мнение, — усмехнулся Веденкин. — С норовом паренек! К нему нужно умело подойти.

— Подлаживаться, — скептически бросил капитан, — не в моих правилах…

— Э, дорогой Сергей Павлович, не о подлаживании речь идет… Но тропку к каждому из них искать придется. Уверяю вас! И, чорт возьми, не всегда ее сразу найдешь…

Боканов впервые был на училищном вечере, и ему здесь не все нравилось.

«Почему в гости пришли только девочки? — думал он. — Нужно ли развивать это преждевременное „кавалерство“? Надо на педсовете предложить на такие вечера обязательно приглашать и ребят из соседних школ. Стоит ли большую часть вечера отдавать танцам? Разве мало хороших игр, пьес и песен… не шаркунов паркетных готовим».

Сергей Павлович хотел было сказать об этом Веденкину, но решил, что лучше сначала внимательнее присмотреться. В это время к елке подошел генерал, и в зале наступила тишина.

— Дорогие товарищи! — негромким, но ясным голосом сказал он. — Прошедший год был годом решающих побед нашей Армии. Она очистила советскую землю от фашистской нечисти и перенесла войну за пределы нашей страны. Своим трудом здесь, в училище, мы вместе со всем народом куем победу. Желаю вам в наступающем году плодотворно работать!

… И снова закружились пары. В стороне от танцующих, со скучающим видом стоял, держа левую руку в кармане, Володя Ковалев. Иронически сощурив «диковатые» глаза под широкими бровями вразлет, немного откинув назад черноволосую голову, Володя смотрел, как священнодействовал в танце его друг Семен Гербов — ни слова, ни улыбки, серьезный, сосредоточенный взгляд. Ковалев снисходительно усмехнулся: он считал танцы нестоящим делом, но Семену прощал его увлечение. В зале распоряжался Геннадий Пашков. Над верхней губой холеного лица Пашкова пробивалось несколько темных волосков, которые он по утрам любовно рассматривал в зеркале.

Пашков суетился, непрерывно вертел головой с маленькими толстыми ушами, охорашиваясь, расправлял то и дело китель вокруг ремня и всем видом своим показывал деловую озабоченность.

Розовощекий Снопков, расставшись с фуражкой почтальона, галантно щелкнул каблуками перед женой майора Веденкина. Пыжась и стараясь казаться выше, он прошел с ней несколько кругов в вальсе, подвел к стулу, поблагодарил и побежал к друзьям. Здесь, не выдержав роли, прыснул от удивления перед самим собой и дурашливо перекрестился.

Случайно взгляд Володи остановился на девочке, сидевшей с подружкой неподалеку у двери. У девочки были живые карие глаза под темными бровями, похожими на мохнатые ветки елочки, маленький задорный нос и на каштановой косе огромный черный бант, концы которого выглядывали из-за головы. Чуть заметный шрам надламывал верхнюю губу.

«Наверно, упала когда-то», — подумал Ковалев; заметив, что она посмотрела в его сторону, поспешно отвернулся, сделав вид, что рассматривает танцующих, но через несколько минут опять стал поглядывать на нее.

Девочка была настолько смуглой, что румянец, яркий для другого лица, был у нее едва заметен.

К ней подскочил самоуверенно Пашков, пригласил на польку, и впервые Владимир пожалел, что не танцует.

… Гале недавно исполнилось пятнадцать лет. Пойти на этот вечер ее уговорила подружка Зина, вместе с которой она училась в восьмом классе школы имени Зои Космодемьянской.

Запыхавшаяся, радостно возбужденная, возвратилась Галя после танца к своему месту. Сейчас она походила на молоденькую, впервые покрывшуюся листьями вишню, что тянется к майскому солнцу и весеннему ветру.

Все в ней было мило и скромно: просто сшитое шерстяное красновато-коричневое платье, маленькие туфли на низком каблуке, манера смотреть, слегка наклонив голову на бок.

— Все в круг, беритесь за ручей! — громко распорядился Пашков. Володя неожиданно для самого себя очутился рядом со смуглянкой, и бешеный вихрь понес его по залу.

… К Сергею Павловичу подошел начальник политотдела училища полковник Зорин и дружески пожал его руку.

— Ну как, осмотрелись у нас? — взглянул он на Боканова из-под густых бровей живыми серыми глазами и, взяв капитана под руку, отвел в сторону, к мраморной колонне.

Если Полуэктов был отцом училища и между собой офицеры называли его ласково «батя», то Зорин — душой училища, и каждый чувствовал особенную симпатию к этому некрасивому седоволосому человеку.

Лет двадцать назад Зорин работал директором школы, потом заведующим городским отделом народного образования; политруком он участвовал в финской кампании и комиссаром дивизии — в защите Севастополя, в 1942 году. С перебитыми разрывной пулей рукой и ключицей, обескровленного, его доставили в последнем эшелоне раненых, вывезенных из города на «Большую Землю». После многих мучительных операций Зорин вышел, наконец, из госпиталя и получил назначение в Суворовское училище. Ехал он сюда, как, впрочем, и многие офицеры, с внутренним беспокойным сомнением: справится ли, найдет ли свое место в совершенно незнакомом деле. Но бодрился, успокаивал себя тем, что ведь это, собственно, та же детская школа, но с усложненной задачей — вырастить нового военного человека. Первые месяцы работы принесли много огорчений — что-то не ладилось: то там, то здесь обнажалось уродство, принесенное детьми с улицы, захлестывали бесчисленные хозяйственные и учебные дела, он чувствовал, что теряет лицо политического руководителя, именно политического, и напряженно, мучительно искал ускользающую основу работы. Он внимательно всматривался в то, что делал коллектив училища, перечитывал учебники педагогики, — но все это, конечно, не давало ответа, каким должен быть стиль работы именно его — начальника политического отдела. Директивы, инструкции, получаемые сверху, только в общих чертах определяли круг обязанностей, претворение же всего этого в жизнь настоятельно требовало — учиться, искать, оценивать внимательно то, что делаешь.

• Предыдущая
• 10/50
• Следующая