Богатыри проснулись - Каратеев Михаил Дмитриевич - Страница 33

• Предыдущая
• 33/50
• Следующая

Однако, в связи со всем пережитым по дороге, – совет Нижегородского князя не ехать в Москву показался Ак-ходже весьма разумным. Но исполнить волю великого хана все-таки было нужно. Пройденный путь наглядно показал, что большой отряд татар на Руси привлекает к себе слишком много внимания и ненависти, а потому, перепоручив свою миссию одному из сопровождавших его князей и приказав ему взять с собою только десяток нукеров, сам царевич остался ожидать своего гонца в Нижнем Новгороде.

Через три недели его посланец благополучно вернулся назад, но ответ он привез совсем не такой, какого ожидал хан Тохтамыш: великий князь Московский ехать в Орду отказался наотрез и сказал, что ныне Русь дани никому не платит, но ежели с великим ханом у него наладится дружба, – подарки от случая к случаю присылать будет. С тем Ак-ходжа к осени и возвратился в Сарай.

Буди же вам всем, доброхотящим Росийскому царству, милость Божия и помощь от пречистыя Богородицы, чюдотворцев великих и от всех святых.

«Повесть о преславном Российском царстве»,

начала XVII в.

Выслушав известия, привезенные его послом, Тохтамыш понял, что привести Москву к повиновению можно будет только вооруженной силой. Но все же он не сразу решился на это: риск был очень велик. Сокрушительным поражением, нанесенным огромной орде Мамая, Московский князь с полной очевидностью показал нынешнюю мощь Руси. Удастся ли одолеть эту мощь ему, Тохтамышу, и не ожидает ли его самого участь Мамая и потеря всего, что с таким трудом было достигнуто?

«Правда, победа над Мамаем дорого обошлась Дмитрию

и его значительно ослабила. У него стало вполовину меньше воинов, но зато каждый из них теперь вдвое сильнее духом: они узнали, что можно побеждать Орду, и татар уже не боятся, как прежде, – это хорошо видно из того, что рассказывал Ак-ходжа. И каждый татарин, который это знает, будет сражаться хуже, чем раньше сражался, потому что он уже не верит в непобедимую силу Орды…» – так думал Тох-тамыш, которому в душе очень хотелось избежать этой опасной войны.

Но как избежать ее, не уронив перед всем миром своего достоинства, когда теперь все знают, что Московский князь отказал ему в повиновении? Если бы он согласился платить хотя бы малую дань, тем признавая перед другими свою зависимость от Орды, – иного бы хан и не требовал. Но того, что Дмитрий, – чьи предки полтораста лет были татарскими данниками, – захотел теперь стать таким же независимым государем, как и он сам, Тохтамыш, стремившийся возродить под своей властью великую империю Батыя, не мог снести. И чем больше он размышлял об этом, тем тверже укреплялся в мысли, что войны с Москвой все равно не миновать. А если так, – лучше начинать ее скорее, пока Московский князь не успел оправиться от потерь, понесенных в Куликовском сражении, и пока есть уверенность в том, что не все русские князья его поддержат.

Придя к такому решению, Тохтамыш, не теряя времени, начал готовиться к походу, стараясь учитывать все, что могло облегчить ему победу. Свой успех он строил не столько на численности войска, сколько на внезапности удара, а потому считал особенно важным, чтобы в Москве не догадывались о нависшей над нею угрозе. Хорошо зная, что у Дмитрия есть в Орде осведомители, от которых нельзя сохранить свои приготовления в тайне, Тохтамыш, приступив к сбору войска, искусно распространил слух, будто он готовит поход на Азербайджан. Это всем показалось правдоподобным: четверть века тому назад завоеванный ханом Джанибеком Азербайджан снова отделился от Орды во время царившей в ней многолетней разрухи, и было вполне естественно, что Тохтамыш хочет привести его к покорности.

Таким образом, об истинных намереньях великого хана даже в Орде знали только особо доверенные лица, в числе которых находился и Карач-мурза.

Новость эта была ему крайне неприятна. Он считал себя другом Руси и князя Дмитрия, а потому искренне радовался его победе над Мамаем. И вот теперь над Русью, – над ро-

диной его отца, – снова сгущались тучи страшной войны. Пусть сам он не примет в ней участия, – как поклялся когда-то митрополиту Алексею, – но разве это что-нибудь изменит? И разве не обещал он митрополиту еще и другое: где только возможно, отводить беду, грозящую русскому народу? Что же теперь делать? Предупредить князя Дмитрия о надвигающейся на него опасности? – Но при таком положении, как сейчас, это будет не только прямой изменой Тохтамышу, которому он тоже клялся служить честно, но и предательством по отношению к Орде, где он родился и вырос.

Запутавшись в этих противоречиях, Карач-мурза томился под гнетом тяжелых дум и не знал, на что решиться, не потеряв уважения к самому себе. И вдруг он вспомнил то, что сказал ему когда-то митрополит Алексей: «Всегда будь чист в делах своих и ничем недостойным себя не пятнай, ни на Руси, ни в Орде…» Вот золотые слова, достойные того, кто их произнес! И Карач-мурза, сразу приняв решение, отправился к Тохтамышу.

Начав с других дел, которые были ему поручены, он дождался минуты, когда разговор коснулся предстоящего похода, и промолвил:

– Да ниспошлет тебе Аллах удачу во всем, великий хан! Но если ты мне позволишь сказать то, что я думаю, – я скажу: человек, который желает себе удачи, должен поступать так, чтобы Аллаху было легче ему помочь.

– Разве ты думаешь, что я поступаю не так? – спросил Тохтамыш.

– До сих пор ты поступал так, что Аллаху было легко помогать тебе, и с его помощью ты достиг того, чего хотел. Но я думаю, что этот поход на Русь не принесет тебе пользы.

– Почему ты так думаешь?

– Недавно ты сам говорил: «Сделавшись повелителем Великой Орды, я должен стать сильнее Тимура, иначе он нас раздавит». Зачем же теперь ты хочешь ослабить свою силу ненужной войной с Московским князем?

– Почему эта война кажется тебе ненужной?

– Потому, что если даже ты победишь Московского князя, – что будет нелегко, ибо он очень силен, – ты выгадаешь много меньше того, что потеряешь.

– Что же, по-твоему, я выгадаю и что потеряю?

– Ты выгадаешь его внешнюю покорность, да в год несколько тысяч рублей дани, без которой легко можешь обойтись. А потеряешь убитыми очень много воинов и наживешь, в лице князя Дмитрия, опасного врага, который

ударит тебе в спину, когда Тимур пойдет на нас войной.

– Пусть так. Но Московский князь не захотел мне повиноваться добром, и я заставлю его повиноваться силой! Если я этого не сделаю, все подумают, что я слаб или боязлив, и против меня начнут восставать улусные ханы и эмиры. Это ослабит мои силы больше, чем война с Русью. Со времен Бату-хана она всегда была покорна воле повелителей Золотой Орды, и я не хочу быть первым, кому она откажет в повиновении!

– Раньше было другое, великий хан! Русь была слаба и разрознена, а Орда сильна и непобедима, – ей повиновалась вся Азия, и никто не помышлял меряться с нею силой. Тогда не было Тимура, великий хан! А теперь тебе лучше быть с Московским князем в дружбе: если ты его сейчас не тронешь, мы сможем не бояться за свой тыл, когда начнется война с Тимуром. Ты сам знаешь, что эта война уже близко и что она будет очень трудной.

– В твоих словах есть доля истины, – сказал Тохтамыш после некоторого раздумья. – Я сам это понимаю и потому не искал войны с Московским князем. Но сейчас, когда он ответил моему послу, что не хочет ехать в Орду и не хочет платить мне дани, – оставить это так – значит, признать себя побежденным без войны. Теперь он сам заставил меня воевать с ним!

– Твой посол не умел говорить с ним, великий хан! Почему ты не послал меня? Я друг князя Дмитрия, и я бы уговорил его.

– Почему я не послал тебя? – переспросил Тохтамыш, чтобы выгадать время и подыскать хороший ответ. – Не послал как раз потому, что ты друг князя Дмитрия. Я думал, что тебе неприятно будет ехать к нему с таким поручением и принуждать его к покорности.

– Еще не поздно, великий хан: пошли меня теперь! Я объясню ему все, скажу, что тебе нужна только его видимая покорность и хотя бы самая ничтожная дань, которая для других послужит знаком этой покорности. И обещаю от твоего имени, что если он на это согласится, – ни один татарский отряд никогда не войдет в Русскую землю.

• Предыдущая
• 33/50
• Следующая