Тающий человек - Каннинг Виктор - Страница 23

• Предыдущая
• 23/59
• Следующая

— Для более полного проявления страсти, милый, — сказала она, — мы начнем с нежной любовной игры. — Она резко вывернула мне руку и я закричал.

— Отпусти его, — сказал Наджиб. Он уже сбросил маску. Холодный, решительный, с безупречным английским.

Панда позволила мне встать. Наджиб наблюдал за мной, потирая свой нос — картошку. Панда поправила мне галстук.

— Тебе следует познакомиться с моим другом Миггзом, — сказал я. — У вас много общего. — В следующий момент, из чувства уязвленного самолюбия, я сделал ей подсечку, и она плюхнулась на пол с громким шлепком.

Какое-то время она удивленно смотрела на меня, не веря в случившееся, а затем начала смеяться.

— Ох, Рекси, — сказала она сквозь смех. — Я тебя недооценивала. Ты подаешь надежды.

Наджиб сделал нетерпеливое движение рукой с пистолетом.

— Назовите мне адрес. В противном случае я застрелю вас и вам не придется им воспользоваться. Я, конечно, не получу адрес, но вы будете мертвы и я смогу узнать его где-нибудь в другом месте, уже не беспокоясь по вашему поводу.

— Тогда здесь будет уже два трупа. Это может причинить неудобство.

— Если у вас черная, как у меня кожа, мистер Карвер, и вы живете в мире белых, то вам известно все о неудобствах, некоторые из которых, черт возьми, гораздо более неудобны нежели пара трупов. Адрес или “С” как радикальная мера.

Он помахал пистолетом. Панда поднялась с пола.

— Будь умницей, любимый, — сказала она. — Иначе лишишься стольких прекрасных вещей. Ты уже никогда не выпьешь стаканчик виски. Не будет любящих объятий по ночам и первой утренней сигареты с похмелья. Одна мысль, что столько хорошей мужской силы просто исчезнет, вызывает у меня негодование.

Конечно, она была права. К тому же я чувствовал, что я продержался достаточно. Я хлопнул себя по бедрам и позволил своим плечам безвольно опуститься.

— Хорошо. Мне очень не нравится, что я войду в жемчужные врата сразу за Максом Анзермо.

— Замечательно. — Наджиб весь залучился. Мы все опять были друзьями.

— Отто Либш, — сказал я. — Отель “Бернина”, Женева. Это на Пляс Корнавин.

Наджиб расплылся в улыбке.

— Спасибо, мистер Карвер. Этот Макс, конечно, мог наврать. Это я принимаю. Но если я узнаю, что вы сказали неправду, тогда вы прямиком отправитесь к жемчужным вратам. А теперь, пожалуйста, повернитесь.

— Зачем?

— Делай, что Наджиб говорит, — сказала Панда.

Я повернулся.

Наджиб ударил меня пистолетом по затылку, и я рухнул на пол и отключился.

Когда я пришел в себя, я все еще лежал на полу, но под моей головой была подушка. Мое лицо было мокрым и перед моей рубашки также был весь мокрый. Рядом со мной, в кресле сидела Джулия Юнге-Браун, держа в руках стеклянный кувшин с водой. Она выплеснула половину его содержимого на мое лицо, и я заморгал от воды и яркого света.

— Если вы действительно хотите мне помочь, найдите что-нибудь более крепкое, чем вода. — На это утро у меня были девушки и коньяк. Она отошла, а я сел и осмотрелся.

— А где тело? — произнес я.

Через плечо она спросила:

— Какое тело?

Я ничего не ответил. Все-таки Наджиб был замечательным малым. Он убрал труп, чтобы я не испытывал неудобства. Мне стало искренне неловко, что я солгал ему. Но я знал, что в следующую нашу встречу он уже не будет столь замечательным и, наверняка, захочет лишить меня тех прекрасных вещей, о которых упоминала Панда.

Это была милая семейная сцена — воскресенье, десять часов утра, через открытое окно кухни доносится церковный перезвон, кофейник на плите источает аромат и, кроме всего этого, приятный запах полувысохших детских пеленок, развешанных на веревке у окна, наполняет кухню.

В сломанном плетеном кресле сидел мужчина и кормил на руках ребенка. Я не смог определить его пол и не стал спрашивать, но у него было красное, сморщенное, как у беззубого старика, лицо и мягкий черный пух волос, похожий на тот, который остается на расческе после вычесывания собачьей шубы. Он старательно высасывал содержимое рожка, периодически выпуская соску, чтобы она не мешала его молочной отрыжке.

Одной рукой мужчина достал из кармана рубашки сигарету, закурил, чиркнув спичкой о подошву своей сандалии, и сказал:

— После всех дел с Отто, у Мими пропало молоко. Сильное потрясение, но сейчас уже все в порядке. В хороших руках все быстро приходит в норму.

Мими Пробст (а в том, что это была она, я не сомневался, потому что, когда она открыла дверь, она представилась) гладила белье на кухонном столе. На ней был короткий домашний сарафан. Ее рыжие волосы были взлохмачены, а голубые глаза смотрели мягко и спокойно. У нее было очень худое лицо с высокими скулами и узким подбородком. Выглядела она лет на восемнадцать, но ей, вероятно, было больше. Она с обожанием посмотрела на мужчину, когда тот сказал по поводу хороших рук, улыбнулась, и ее губы послали ему беззвучный поцелуй. Счастливая, полная согласия чета, спокойный ребенок и целое воскресенье впереди. На ее запястье были маленькие, в бриллиантовой оправе часы, которые принадлежали явно не ее классу и были один к одному схожи с теми, которые носила Джулия. Мне даже не нужно будет спрашивать у Джулии, были ли у Зелии такие же, как у нее часы. Видимо, Кэван О'Дауда разорился как-то на пару этих часов для своих девушек, отмечая свой очередной деловой успех.

— Я знаю, кто я, — сказал я. — И я знаю, кто такая Мими, но кто вы такой? Мне нужен Отто и вы знаете почему?

Моя визитка лежала на краю кресла, в котором он сидел. Я уже сказал, что ищу Отто, так как он нужен мне, чтобы найти “Мерседес” моего клиента. Я сказал им только это, не упомянув даже о том, как я вышел на Отто. С самого начала меня озадачило их поведение. Ни малейшего недовольства по поводу моего вторжения в воскресное утро. И всякий раз, когда я упоминал об Отто, они переглядывались и начинали смеяться.

Мими плюнула на утюг, осталась явно недовольна его температурой и поставила его на плиту рядом с кофейником. Она повернулась, уперла руки в бока и посмотрела на меня. Если ее привести в порядок и приодеть, она бы не осталась незамеченной в толпе.

Она подмигнула мужчине.

— Что ты думаешь?

Его акцент, когда он говорил по-английски, был вполне сносным, но ее оказался на удивление сильным.

Мужчина кивнул и приветливо посмотрел на меня, одновременно вынимая рожок изо рта ребенка, аккуратно перекладывая его к себе на плечо и массируя его спину, чтобы облегчить выход воздуха.

— Он делает свою работу, — сказал он, ни к кому не обращаясь. — Честно. Конкретно. И, я бы сказал, терпимо. Его работа требует этого. — Затем, обращаясь конкретно ко мне, он продолжил. — Я — Тони Коллард. Насчет Мими вы ошибаетесь. Не Пробст. Мы поженились на прошлой неделе. Я вижу, вас удивляет мое знание английского. Все просто. Мой отец — канадец, записался добровольцем в Британскую Королевскую артиллерию, приехал сюда, здесь его взгляды на войну изменились, он дезертировал, осел здесь, женился и в итоге появился я. Он умер два года назад. Я унаследовал его гараж и ремонтную мастерскую, которые так и не принесли ему богатства.

— Вы уж больно скачете, — сказал я. — Сообщили мне массу ненужных сведений. Отто — вот птичка, которую я ловлю. Где он сейчас гнездится?

На мой вопрос они ответили дружным взрывом хохота. Когда приступ прошел, Тони сказал:

— Хотите кофе?

— Нет, спасибо.

Ребенок выпустил последнюю порцию лишнего воздуха и Тони вернул его в первоначальное положение и продолжил кормление. У него были прекрасные, легкие и нежные руки, но у меня было чувство, что за его улыбчивой откровенностью и эпизодическими взрывами смеха скрывается что-то значительное и серьезное. Ему было лет двадцать, он был полным, но хорошо сложенным, а его лицо было похоже на лицо молодого Пиквика и это сходство усиливалось очками в металлической оправе. Его светлые волосы были довольно редкими и к тридцати годам, подумал я, у него уже должна появиться лысина.

• Предыдущая
• 23/59
• Следующая