Чингисхан. Книга 2. Чужие земли - Волков Сергей Юрьевич - Страница 32
- Предыдущая
- 32/47
- Следующая
Полчаса спустя, выбравшись по пологому склону на дорогу, я начал сигналить рукой всем проходящим машинам. Остановился битком набитый людьми бело-синий «Пазик».
— У меня денег нет, — сказал я водителю.
— Пофиг, — он сплюнул в открытое окно. — Залезай.
«ПАЗик» довез меня до поселка Игра. Выбравшись из автобуса, я минут пятнадцать потоптался на обочине возле железного скелета остановки — и тормознул КамАЗ Ирека. Сразу сказал, что денег нет, но до зарезу надо в Казань.
— Залазь! — кивнул светловолосый Ирек. — Денег сейчас ни у кого нет. Люди должны помогать друг другу, так?
— Так.
— Вот ты и будешь мне помогать не уснуть.
— Анекдоты, что ли, травить? — фыркнул я.
— Конституцию наизусть читать!
— Да не знаю я анекдотов.
— А Конституцию?
— Тоже.
— А че знаешь?
— Про Чингисхана. Сгодится?
Ирек кивнул, давая понять, что мы договорились. Я плюхнулся на сидение, захлопнул дверь — и финальная часть моей дороги домой началась.
Историю Темуджина, ставшего Чингисханом, я рассказываю, стараясь ничего не пропустить. Ирек кивает, иногда задает вопросы. Когда дохожу до смерти Есугея-багатура, он матерится.
— Вот же твари, такого мужика замочили!
Отдельный разговор у нас получается про племя татар. Ирек — татарин, и ему не понятно, что за татары были в двенадцатом веке в монгольских степях. Я, как могу, объясняю, что с нынешними татарами врагов Есугея роднит только название.
Так, за разговорами, проходит большая часть дороги.
Проезжаем Малмыж. Начинаются знакомые места. Тут я бывал, кое-где и не единожды — на рыбалке, в походах с классом, просто с пацанами ездили на электричке. Кукмор, Кырбаш, Балтаси, Арск. Щемит сердце, потеют ладони. Четырнадцать лет…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Чужая страна
КамАЗ летит сквозь ночь. Блестящая в свете фар лента дороги стелется под колеса. Куркачи, Бирюли, Высокая гора. Все, впереди показался перекресток. Налево дорога на Набережные Челны, направо — на Москву. А за перекрестком — Дербышки. Это уже Казань.
Почему-то пригородный поселок лежит во мраке, только тускло светятся кое-где окна домов. Вроде бы не поздно, еще нет и десяти. И главное: фонари-то зачем выключены? Темно же.
Ирек цедит сквозь зубы что-то об отключениях и экономии электроэнергии. Я опять не понимаю — у нас на Волге куча ГЭС, с чего вдруг появилась необходимость экономить?
У Нагорного кладбища КамАЗ останавливается. Здесь Ирека встречают хозяева груза. Точно такая же, как в Перми, большая черная машина мигает нам фарами. Из нее вылезают двое парней. Я вздрагиваю — мне показалось на мгновение, что это те самые пермские ребята. Те же прически, та же одежда. Но, конечно же, это другие, местные. С ума сойти — когда я уходил в армию, им было… лет по семь-восемь максимум?
Один из парней подходит к водительской стороне кабины. Ирек приоткрывает дверцу. Следует короткий диалог:
— Че, нормально?
— Вроде да.
— А че за чмо с тобой?
— Попутчик.
— Высаживай и давай за нами.
Ирек виновато смотрит на меня. Я жму ему руку, спрыгиваю в снежную кашу. В Казани оттепель, с темного неба косо падает мокрый снег. Переваливаясь на колдобинах, черная машина и следующий за ней КамАЗ уползают в сторону поселка Нагорный. Моя дорога лежит прямо. Вот он, Сибирский тракт. Нокса Карьер, Компрессорный завод, улица академика Арбузова, всего лишь пять километров пешком — и я дома.
Что меня там ждет? И кто?
Срываюсь с места и едва ли не бегу по обочине темной дороги. Мимо изредка проносятся машины, проплывает разбитый автобус, подсвеченный изнутри, как аквариум.
Снег становится гуще. Моя телогрейка промокает. Подхожу к трамвайному кольцу. Поодаль темной глыбой лежит Компрессорный завод. Единственное светлое пятно — несколько уже знакомых мне по Перми ларьков, призывно манящих яркими витринами. Рядом толкутся люди; вереницей стоят женщины, в основном пожилые. Они предлагает купить с рук водку, колбасу, сигареты, пиво, носки и варежки домашней вязки, разную мелочь. Товары укрыты полиэтиленовой пленкой, чтобы не промокли.
Гремя всеми своими железными потрохами, подходит старенький, помятый трамвай. Захожу внутрь, сажусь на холодное дерматиновое сидение. С меня льет в три ручья. Народу мало. Кондукторша, тетка в синем пальто и вязаном берете, сидит на своем месте и дремлет, не обращая внимания на пассажиров. Трамвай трогается. Две остановки. Мне осталось проехать всего две остановки.
На темных улицах — ни души. Бегу от трамвайных путей к домам.
Двор, мой двор. Здесь ничего не изменилось, только оставленных на ночь машин стало больше. Двор словно вымер. Мокрый снег превращается в откровенный дождь. Вот и родной подъезд. Дверь нараспашку, на стене рядом кто-то накарябал матерное слово. Выше надписи белеют листочки объявлений. «Куплю», «Продаю», «Сниму квартиру». Поднимаюсь по лестнице. В подъезде пахнет мочой и подгорелой едой. Вот и наша квартира. Останавливаюсь. Дверь другая. Железная, черная, с глазком. Чужая дверь. Внутри все сжимается от нехорошего предчувствия. Делаю несколько глубоких вдохов как перед выстрелом — и нажимаю на кнопку звонка.
Динь-дон! Динь-дон!
За дверью слышатся тяжелые шаги, недовольный мужской голос спрашивает:
— Кого надо?
— Новикову! — почти кричу, сжав кулаки.
— Нет таких, — раздается в ответ.
— Как «нет»? — бормочу я, зачем-то отступая от двери на несколько шагов. — Как «нет»?! Здесь же… Я…
Голос мой срывается. В голове — пустота, вакуум. «Нет таких…»
— Мама!
Подскакиваю к двери и начинаю стучать по ней кулаками, пинать, биться всем телом.
— Откройте!
— Я щас открою! — с угрозой рычит неизвестный мне мужик. — Погоди маленько… Щас ты…
Слышится женский вскрик:
— Сережа, не надо!
Дверь распахивается. На пороге — здоровый бугай в спортивном костюме. Злое лицо, бритая наголо голова. Но я смотрю не на него, а на ствол упершегося мне в грудь ружья.
— Замочу, отморозок! — бугай взводит курки. За его плечом маячит испуганная женщина в халате. Краем глаза замечаю, что в нашей квартире другие обои, другая мебель и вообще — все другое.
Неужели я ошибся адресом?! Поднимаю руки.
— Все, мужик, все. Я не туда попал, наверное.
— Борзеть не надо, — бугай убирает ружье. — Топай отсюда. Поворачиваюсь, чтобы уйти. Женщина в халатике говорит мне в спину:
— Мы квартиру в этом году купили. До нас тут Калимуллины жили.
Выдавливаю из себя короткое:
— Спасибо.
Фамилия «Калимуллины» мне ни о чем не говорит. А еще в голове как-то не укладывается фраза: «Мы квартиру в этом году купили». Как так — купили? Разве можно купить квартиру? Или теперь все можно?
Эх, мама, мама, где же ты? Куда пропала? Как я теперь смогу тебя найти?
Стоп, есть же тетя Фарида, Фарида-апа, соседка снизу, с первого этажа! Ну конечно, вот я дурак, совсем мозги закисли. Сбегаю по ступенькам, звоню. Дверь здесь тоже новая, железная. В подъезде вообще почти все двери поменяны. Это странно — везде жуткий бардак, окурки, мусор, стекла битые, ящики почтовые кто-то сжег, а двери в квартирах новые. Как будто все отгородились этими дверьми от подъезда, от мира.
— Кто там? — спрашивает женский голос.
Я едва не отвечаю «Артем Новиков, ваш сосед», но вовремя прикусываю язык. Прошло четырнадцать лет, а выгляжу я так же, как и в декабре семьдесят девятого, когда уходил в армию. Кто поверит, что человек за такое время совсем не изменился?
Поэтому, тщательно подбирая слова, говорю:
— Мне бы узнать. Про вашу соседку сверху, Новикову.
Ключ скрежещет в замке. Дверь открывается. Передо мной высокая красивая девушка с длинными черными волосами.
— Вам тетя Валя нужна? Она давно здесь не живет.
- Предыдущая
- 32/47
- Следующая