Там избы ждут на курьих ножках... - Вихарева Анастасия - Страница 63

— А как вампиров убивают? — обречено спросила она, напомнив себе, сколько раз Дьявол увиливал от ответа и прикрывался ласковыми словами, когда готовил ей уловление и вел в очередную западню.

Дьявол отшатнулся, промямлил что-то себе под нос и поморщился.

— Известно чем, кол осиновый, чеснок, крест животворящий, вода живая да огонь неугасимый, — неохотно признался он.

— Осиновые колья я настругаю, огонь запалим, а как быть с чесноком и крестом? И живой воды у нас нет, — вздохнула Манька.

— Тю! Торопишься ты! — воскликнул Дьявол. — Сначала научись вампира от простого человека отличать! — он оскалил зубы. — Ложись-ка спать, утро вечера мудренее.

— И то верно, — сказала Манька, подбросив в костер сучья и залезая в укрытие в снегу, устланное еловыми ветками.

Котелок с горячими углями стоял рядом. Она поставила его при входе, чтобы дым выходил наружу. Было уже утро, но сон не шел, и Манька долго думала о железе и о Благодетельнице. Думала она и о том, что, наверное, не получится у нее ничего: железо оказалось не простым, и Благодетельница была не человеком, а если Дьявол решил сделать ее нечистью, то вряд ли у него получится. Умирать ей совсем не хотелось, недолгой была ее жизнь, не так много она видела в жизни. И снова разделилась она сама в себе.

Манька с сожалением посмотрела на железные обутки, которые стояли рядом.

«Может, железо какое-то уж слишком железное? — подумала она, проведя рукой по подошве. — Вроде были к вечеру царапины, а на утро опять их нет, как только что из кузни! Заприметил ли их Дьявол, или опять сказал бы, что мало ходила?»

Задача казалась ей почти неразрешимой. И она стала думать о другом, представив, как гордо и независимо идет по жизни, и не изнемогает. Манька вспомнила колодец, медведицу, волка, и тяжело вздохнула, потому что завтра уже наступило, и снова она пойдет, но не гордо совсем — согнувшись под тяжестью тяжелой ноши. «Мне бы лошадь!» — сказала она как-то однажды, созерцая неподъемный железный скарб, но Дьявол тут же напомнил, что к лошади надо сено приложить, а к сену еще одну лошадь…

Боль ушла, тяжелые веки слиплись, и сознание уплыло вместе с мыслями, которые все еще роились вокруг, перескакивая с одного на другое, но Манька их уже не слышала…

Сон у Маньки был неспокойный. Снилось ей, что избушка ее совсем развалилась, так что жить ей скоро будет негде, и что покойница мать, которую она, кстати, никогда и не видела — отказалась она от Маньки почти сразу после рождения, осуждающе выговаривает ей за ее непокорность и грозит всякими муками.

А еще снилось, будто она маленькая и сидит под голой железной кроватью. В воздухе летают отрубленные головы, которые уже совсем сгнили, так что одни черепа остались, а которые только начали гнить. Один из черепов, похожий на лошадиный, упал на землю и покатится к ней, чтобы сделать какое-нибудь непотребство. Но она почему-то не испугалась, а начала разглядывать головы, прикидывая, как они могут летать, если крыльев у них нет, и даже тело осталось где-то в другом месте.

И вдруг увидела себя в поле — она почти летела над ним, над большими синими, красными и желтыми цветами, над зеленой до одури травой, а небо было синим-синим, как лазурное море, которое было где-то тут, рядом — сырое и соленое.

Манька ахнула и подумала радостно: неужто это я, Манька?

И как только подумала, сон на нее обиделся, не иначе — вдруг начал выталкивать ее из себя, потому что ей такие сны не полагались…

Сон был чужой — Манька сразу поняла, но из сна уходить не захотела, сопротивляясь выталкиванию. И сразу стала вроде как заключенной в оболочке, где-то в животе у человека, который какое-то время еще продолжал парить над полем. Оболочка его ей уже не принадлежала, и Манька отчаянно позавидовала тому, кто смотрел такие сны.

Проснулась она с тяжелым чувством обреченности. Утро подходило к концу. Дьявол не мешал как следует отдохнуть. Поначалу, когда она только собиралась в это удивительное странствие, все казалось легко. Легко топать в железе, легко тащить на спине запаски, и думалось, что выйдет она за огороды, а Идеальная Женщина Радиоведущая — вот она!

Да не тут-то было!

О железный каравай она уже в который раз обломала все зубы. Дьявол обещал, что новые ломаться не будут, но ломались. Да так быстро, что едва из десны успевали показаться. Ну хоть росли! И почти не убывало железо, убивая желание жить. Тянуло и мозолило, и снашивало мясо до кости — поклажа на спине легче казалась! Котомку с железом хотя бы око не зрило! И получалось наоборот, не она железо — железо ее снашивало. И уж домой бы воротиться, да куда?

Если Дьявол не обманул, то не было у нее дома. И не было людей, которые бы приютили. Все кто на пути попадался, в стороны шарахались, как от прокаженной заразными болезнями. Жизнь ее в родной деревне была бы не легче, чем в глубоком лесу, знала она ее наперед. Странствие же делало жизнь непредсказуемой. К слову сказать, когда отказывали, Манька не обижалась — с голодухи каравай железный казался вкуснее. Одну четверть она осилила. Если верить полученным расчетам, то получалось, что сносить железо она сможет не ранее шести лет. Срок большой, но начало ему было положено — и где-то далеко маячил конец.

Шалаш остыл, уголья потухли, и костер теплился едва-едва. Дьявол экономил дрова, собранные накануне и держал костер не для обогрева, а чтобы отпугнуть хищников, не подпуская их близко. Пора было собираться в дорогу. Манька мечтала, что может сегодня они, наконец, выберутся из этого проклятущего бесконечного леса, но надежда была напрасной. Дьявол сказал, что лес заканчивается у подножия гор, а до гор было ой как далеко! И охотничьи домики уже давно не попадались, в которых могли бы остановиться и подождать, пока заживут раны.

Господи, где ее только не носило! Места были разные — жизнь одинаковая! И люди…

Вначале пошла на восток — и уперлась в синее-синее море-океан, который был таким черным, что ночь стояла рядом в то время, когда она жарилась на солнышке. Потом на север — и вышла к бескрайним промерзлым пустыням. Потом пробовала идти на юг, но дошла до границы с государством, в которое ее не пустили. Но сказали, что идти надо было на запад, вдоль реки до середины государства, а там, у непроходимых гор, она уж найдет дорогу в обход их, предупредив, что много в тех местах езжих и пеших, и всякий сброд, который творил беспредел.

Беспредельничать позволялось только здесь: за горами царство-государство считалось цивилизованным, и беспредельничать могли лишь приближенные к Их Величествам.

В общем, жила Царица всея государства за высокими горами, за широкими реками, за лесами дремучими. Дворец ее стоял у подножия гор, занимавших северо-западную четверть государства. Если относительно Манькиной деревни, то чуть смещено к северу, на берегу моря.

Манька удивилась: на месте Благодетельницы она жила бы на юге, там где тепло. Там и солнца было много, море другое, не как море-океан, и всякие диковинные растения, которые давали обильные урожаи экзотических фруктов. Но жители того государства лишь рассмеялись: с севера и с востока — холодному воздуху горы не давали проникать ко дворцу, с юга и запада — течения земноморских морей приносили тепло — и получалось, что лучшего места в государстве не сыскать.

Странно, чужие знали, а свои ни за что не хотели поинтересоваться…

Если бы кузнец господин Упыреев так понятно объяснил, может, она была бы уже у Благодетельницы. Но он развел руками и сказал: «Иди все прямо и прямо!» А «прямо» выходило и не объяснение — куда ни повернись, везде перед собой прямо будет. А когда появился Дьявол, получилось, что ходить надо на все четыре стороны. Волны в эфире летели беспорядочно, и точное их местоположение отследить было невозможно, потому Идеальная Царица Радиопередач могла жить где угодно. Его мнение было таковым, что если двигаться только на запад, путешествие закончится тем, что она ничего в своем царстве-государстве не повидает.