Напарница - Авербух Наталья Владимировна - Страница 126

Подобное наставление заставило меня мучительно покраснеть и едва не вызвало слёзы. Неприличность средства, убийцей именовавшегося спасительным, могла сравниться только с неприятностью его применения и, послушно кивая на речи наставницы, я про себя думала, что лучше умереть, чем воспользоваться её советом.

— Ты мне не веришь, — проницательно заявила Беата. — Зря, хозяюшка, зря. Чем же ты собираешься избавляться от яда, если не так, как тебя учу я?

— Вернее всего было бы попросту не оказываться в подозрительных обществах, — сердито ответила я, чем немало развеселила убийцу.

— Ну, положим, тебе это не удалось. Что тогда?

Внутренне я полагала, что, позвав напарника, смогу получить от него исцеление от любого яда, но вслух не произнесла ничего. Вероятно, он мог бы высосать яд из раны, но единственным способом излечиться после отравленной пищи было, наверное, превращение в вампира, не меньше.

— Ну же, хозяюшка, отвечай! — подбодрила меня Беата, и я тихо проговорила, что, мол, в таком случае мне ничего не останется, кроме как умереть.

— Вздор! — рассердилась убийца. Гораздо проще принять моё средство и излечиться, чем умирать как полная дурочка! Слушай внимательно, и запоминай каждое слово.

Отвратительная лекция, касающаяся приёма любимого средства Беаты была под стать её ремеслу и грубости манер, и, едва выслушав действия, которые я должна была бы по порядку проделать, как только проглочу что-нибудь подозрительное, я со всей поспешностью заявила, что лучше будет умереть.

— Прекрасно! — хладнокровно ответила наставница. — Значит, ты умрёшь этой ночью, потому что я отравила и вино, и печенье.

— Ты шутишь! — воскликнула я и поспешила вглядеться в лицо убийцы. Но та оставалась спокойна, и нисколько не намеревалась посмеяться над своей шуткой. — Ты никогда бы не посмела так поступить. Мой напарник…

— …несомненно одобрил бы это средство выучить его маленькую упрямицу, — ловко подхватила убийца. — Ну же, хозяюшка, отбрось свои сомнения. Признаться, мне не слишком хочется, чтобы ты испустила дух в моей комнате.

— Ты нарочно… выдумываешь… — слабым голосом проговорила я, мысленно призывая на помощь напарника. Но тот, по своему обыкновению, не откликнулся на мой зов, и я оставалась на милость ужасной женщины, так весело признающейся в своём преступлении.

— Я не выдумываю, хозяюшка, — резко возразила убийца. — Ты отравлена и не пройдёт и четверти часа, как ощутишь все прелести агонии. Или ты думаешь, на свете есть много ядов, убивающих быстро и безболезненно? Святая наивность!

— Неправда! — холодея, закричала я, а сама уже потянулась к предлагаемому убийцей средству.

— Уборная в конце коридора, возле лестницы, — быстро проговорила Беата и вытолкнула меня из комнаты.

Когда я вернулась в комнату после, должна заметить, довольно успешного освоения рекомендованного мне метода, то нашла Беату, сидящую перед трюмо и преспокойно попивающую вино из моей кружки. Ларчик с печеньями, по-видимому, пополняемый каждый день, теперь опустел более чем наполовину.

— Ты обманула меня! — воскликнула я, осознав, что означает эта мирная картина.

— Ну-ну, сколько пафоса, — засмеялась убийца. — А ещё говорят, дейстрийцы народ всегда сдержанный и серьёзный. Позволь тебя поздравить с успехом, хозяюшка, и давай приступать к следующей части урока. Я покажу тебе, в каких пропорциях стоит использовать и какие яды, и чего ты сможешь добиться с их помощью. Усаживайся поудобнее и слушай внимательно.

С этими словами Беата похлопала по табурету возле себя, и мне ничего не оставалось, как сесть рядом и приготовиться слушать.

Особенность званых вечеров как в Дейстрии, так и в Острихе, состоит в том, что хозяева, равно как и те, в чью честь вечер устраивается, должны стоять у самых дверей и приветствовать гостей какими-нибудь вежливыми словами. В Дейстрии к тому же мужчина может предложить гостю-мужчине, если он без дамы, выпить с ним, но до Остриха подобный обычай не дошёл, и кавалерам вменяется в обязанность развлекать представительниц прекрасного пола, а не напиваться в узкой компании. Поскольку званый вечер был устроен в честь нашей с Дроном помолвки, хотя прямо об этом и не говорилось ни слова, мы были вынуждены принять на себя основной удар, я имею в виду, основную тяжесть светских обязанностей. Синдика не ждали раньше танцев: его призывали обязанности, что касается Августы Перте, то она ограничилась тем, что расположилась в удобном кресле недалеко от входа. Итак, каждого вошедшего приветствовал Дрон, кланялся, представлял мне и представлял меня, как гостью в своём доме, после чего я была обязана рассказать, насколько приятно мне видеть этого кавалера или эту даму, как долго я мечтала о встрече, какая погода стоит на улице и какие теперь дороги. Потом мы подводили гостя к матушке моего жениха, она милостиво кивала, не вставая с кресла, подавала руку и царственным жестом прекращала аудиенцию. На четырнадцатом человеке у меня начали ныть ноги.

— Сударь, — тихонько позвала я. — Сколько всего вы пригласили гостей?

— Весь город, — рассеянно ответил Дрон Перте, улыбаясь вошедшему почтальмейстеру, который вёл под руку свою дочь, начавшую выезжать только в этом сезоне. В следующее мгновение моя усталость и скука слегка рассеялась под полным ненависти взглядом гостьи: она сладко улыбалась сыну синдика, небрежно кивала отцу, похлопывая его по руке, но, едва бросала взгляд на меня, как хорошенькое личико искажалось от ненависти.

— Сударь, — шепнула я, едва они отошли поприветствовать жену синдика. — Признайтесь, вы ухаживали за этой девушкой?

— Ни в коем случае! — категорически отозвался авантюрист. — Так, пару раз навестил, вот она и… Сударыня! Что с вами?

— Сударь, простите мою невежливость, — еле выговорила шокированная до глубины души я. — Но ведь она ещё ребёнок!

— Разве? — искренне удивился сын синдика. — Мне она показалась вполне взрослой. Во всяком случае, я у неё был не первым… визитёром.

— О! — только и сказала я.

Поприветствовав всех гостей, мы, наконец, смогли отойти вглубь парадного зала дома синдика, где были расставлены кресла для гостей постарше и для них же столы с карточными играми, смысл которых был мне непонятен. В Дейстрии столы обязательно ставились в отдельном помещении и, сопровождая играющую на рояле барышню я не имела возможность ознакомиться со всеми светскими развлечениями, за исключением танцев. В Острихе же предполагают, что человек может чередовать тихие развлечения с шумными, и не тратить время на переход из одной комнаты в другую. Впрочем, я полагаю, такой обычай может быть связан с особенностями планировки острийских домов, которые не позволяют разнести играющих и танцующих по двум залам. Все, однако, не торопились приступить к танцам: званый вечер — это отнюдь не бал. Гости разбились на группки по пять-шесть человек и приступили к общению, а наша с Дроном обязанность оказалась обходить зал по кругу и останавливаться возле каждой компании. Очень скоро я почувствовала себя если не часовой, то минутной стрелкой, и заскучала ещё больше, чем когда исполняла обязанности хозяйки на входе. Темы, вертевшиеся вокруг погоды, купаний, сравнения минеральных источников и грядущего концерта, невероятно меня утомляли. В одном кругу почтальмейстер развивал свои идеи относительно улучшения почтового сообщения — в свете обилия приезжающих, в другом сестра священника делилась мыслями относительно божьего промысла в связи с погодой, которая, разумеется, никогда не была так хороша, как в этом году, в третьем дочка почтальмейстера рассказывала, какое платье на ней будет на концерте.

— Сударыня, — с улыбкой обратился ко мне сын синдика, когда мы сделали всего только полтора круга. — Я вижу, наши развлечения не доставляют вам удовольствия. Может быть, вы устали?

— Полагаю, я совершенно обессилила, — призналась я.

— В таком случае, сударыня, давайте закончим круг, чтобы не обидеть никого из наших гостей, и присядем.