Человек воды - Ирвинг Джон - Страница 40

• Предыдущая
• 40/93
• Следующая

Затем в приемную из тайного нутра своего кабинета вошел доктор Жан Клод Виньерон, распространяя на нас легкий запах своих «Галльских». Мы, виньеронцы, замерли на стульях в благоговейном страхе: «Кто будет вызван следующим?»

— Миссис Гуллен? — произнес Виньерон. Мамаша нервно встала и велела девочке вести себя хорошо, пока ее не будет.

Виньерон улыбнулся Тюльпен. Коварный француз!

— Вы ждете приема? — спросил он.

И, будучи аутсайдером среди всей этой ассамблеи виньеронцев, Тюльпен пристально посмотрела на него, не отвечая.

— Нет, она со мной, — сказал я Виньерону. Он и Тюльпен улыбнулись.

Когда доктор удалился вместе с миссис Гуллен, Тюльпен прошептала мне:

— Не думала, что он так выглядит.

— Как «так»? — спросил я. — А как должен выглядеть уролог? Как мочевой пузырь?

— Он не похож на мочевой пузырь, — ответила Тюльпен, пораженная.

Девочка сидит, застенчиво слушая нас. Если пациенткой оказалась ее мать, то почему ребенок выглядит таким раздутым и желтым? Я решил, что она выглядит так из-за того, что ей не разрешают писать. Она примерно того же возраста, что и Кольм. Она беспокоится, поскольку ее оставили одну, и ерзает на стуле, украдкой поглядывая то на сестру, то на старика. Она кажется мне все более растерянной, поэтому я делаю попытку завязать с ней разговор, чтобы подбодрить.

— Ты ходишь в школу?

Но вместо ребенка, на меня вскинула взгляд девица в коже. Тюльпен только посмотрела на меня и промолчавшего ребенка.

— Нет, не хожу, — ответила кожаная девица, глядя куда-то сквозь меня.

— Нет, нет, — сказал я ей. — Не вы. — Теперь девочка уставилась на меня. — Я имел в виду тебя, — произнес я, указывая на нее. — Ты ходишь в школу?

Девочка сконфужена и напугана, — видимо, ей запрещено разговаривать с незнакомцами. Девица в коже наградила пристающего к ребенку типа ледяным взглядом.

— Твоя мама скоро придет, — обратилась Тюльпен к маленькой девочке.

— У нее в моче кровь, — сообщил нам ребенок. Сестра развернулась на своем шарнирном стуле и бросила на меня быстрый взгляд, красноречиво говорящий о том, что мои мозги, должно быть, тоже закупорились.

— О, с твоей мамой все будет в порядке, — подбодрил я ребенка.

Она кивнула, скучая. Сногсшибательная девица в коже посмотрела на меня так, будто хотела дать понять, что в ее моче крови нет, так что и не спрашивайте. Тюльпен подавила смешок и ущипнула меня за бедро, а я исследовал свое нёбо кончиком языка.

Затем старик, который все время был таким молчаливым, издал странный звук, похожий на сдерживаемую отрыжку или сжатое пуканье, если только это не был треск его надломившегося позвоночника. Когда он попытался встать, по свисавшей на живот рубашке расплылось пятно цвета подгорелого масла, отчего брюки плотно прилипли к его костлявым бедрам. Он накренился в сторону, но я успел поймать его еще до того, как он упал. Он оказался почти невесомым, и мне ничего не стоило вернуть его в вертикальное положение, но от него шел ужасный запах; он схватился за живот; под рубашкой у него явно что-то было.

Он выглядел благодарным, но страшно сконфуженным и лишь пробормотал:

— Пожалуйста, в туалет… — указывая своим костлявым запястьем в направлении кабинета Виньерона. Сквозь расплывшееся по рубашке, как по промокашке, пятно я разглядел очертания непонятного мешочка и шланга. — Черт бы побрал эту штуковину! Она постоянно проливается, — сообщил он мне, пока я торопливо переправлял его к сестре, которая уже соскользнула со своего шарнирного стула.

— О, мистер Кробби! — воскликнула она недовольно, выдергивая старика из моих рук, как если бы он был надувной куклой.

Она потащила его по длинному коридору, раздраженно сделав мне знак рукой вернуться в приемную и продолжая выговаривать:

— Вы должны чаще опорожнять это, мистер Кробби. К чему устраивать такие маленькие аварии…

Но он продолжал бубнить, как заведенный:

— Черт бы побрал эту штуковину, черт бы ее побрал! Мне просто некуда пойти, вы бы видели, как это расстраивает людей в мужских туалетах…

— Вы можете сами расстегнуть рубашку, мистер Кробби?

— Черт бы побрал эту гребаную штуковину!

— Вам не следует так горячиться, мистер Кробби…

В приемной девочка снова выглядела испуганной, а сногсшибательная кожаная девица с плотно зажатыми бедрами не мигая смотрела в газету, надменная, преисполненная чувства собственного превосходства, прячущая между ног какой-то страшный секрет. Который никто не должен узнать. Я ее возненавидел.

— Бедный старик весь в шлангах, — прошептал я Тюльпен. — Ему приходится ходить в этот маленький мешочек.

Эта проклятая девица в коже хладнокровно глянула на меня, затем перевела взгляд на свою газету, а мы продолжали прислушиваться к звукам, свидетельствовавшим о том, что сестра, видимо, промывала старого мистера Кробби под сильным напором струи.

Я посмотрел на эту надменную девицу в коже и спросил:

— У вас триппер?

Она не подняла глаз; она застыла. А Тюльпен больно ткнула меня в бок локтем, ребенок наивно вскинул вверх глазки.

— Что? — спросила она.

Потом девица вперила в меня взгляд, но ей не удалось сохранить свирепое выражение, и на ее лице впервые отразилось нечто человеческое: нижняя губа оттопырилась, зубы попытались сдержать дрожащую губу, глаза внезапно наполнились слезами — и я сразу почувствовал себя бессовестным негодяем.

— Заткнись, Трампер, — шепнула мне Тюльпен, и я подошел к девушке, которая теперь сидела уткнувшись лицом в колени, раскачиваясь на стуле и тихонько плача.

— Простите меня, — обратился я к ней. — Я не знаю, почему я это сказал… понимаете, вы выглядели такой равнодушной…

— Да вы его не слушайте, — улыбнулась Тюльпен девушке. — Он просто чокнутый.

— Я никак не могу поверить, что у меня триппер, — прорыдала девушка. — Я не шляюсь где попало и не путаюсь со всеми подряд…

Затем появился Виньерон, который вернул мамашу ее раздутой дочери. В руках он держал папку.

— Мисс Декарло? — спросил он, улыбаясь. Она быстро поднялась и вытерла глаза.

— У меня триппер, — заявила она, и он удивленно уставился на нее. — А может, и нет, — добавила она истерично, когда Виньерон заглянул в свою папку.

— Пожалуйте ко мне в кабинет, — пригласил он, торопливо проводя девушку мимо нас.

Потом он глянул на меня с таким выражением, словно это я каким-то образом успел заразить девушку этой ужасной болезнью, пока она сидела в его приемной.

— Вы следующий, — уронил он, но я задержал его до того, как он двинулся дальше.

— Мне нужна операция, — заявил я, шокируя сразу и его, и Тюльпен. — Я не хочу вас видеть. Я только хочу, чтобы вы назначили мне день операции.

— Но я еще вас не осматривал.

— В этом нет необходимости, — отрезал я. — У меня то же самое, что и прежде. Вода не помогает. Я не хочу к вам на прием, только на операцию.

— Ну что ж, — протянул он, и я был рад, что нарушил его безупречную статистику: со мной у него не вышло десять из десяти. — Дней через десять или через пару недель. А пока вы, наверное, хотели бы получить какие-нибудь антибиотики, не так ли?

— Я привык к воде.

— Моя медсестра позвонит вам, когда мы назначим время, но это будет не раньше чем дней через десять или пару недель, и, если вы будете чувствовать неудобства…

— Не буду…

— Вы уверены?

— Десять из десяти! — сказал я, и он, взглянув на Тюльпен, покраснел. Виньерон покраснел!

Я сухо продиктовал ему номер телефона «Ральф Пакер филм, инк.» и номер телефона квартиры Тюльпен. Справившись с замешательством, доктор Виньерон протянул мне пакет с капсулами, но я покачал головой.

— Пожалуйста, без глупостей, — отрезал он. — Операция пройдет успешнее, если у вас не будет инфекции. Принимайте по одной капсуле вдень и приходите показаться мне за день до операции, просто на всякий случай. — Теперь мы оба вели себя строго по-деловому. Я взял у него капсулы, улыбаясь, махая через плечо и выводя Тюльпен из приемной. Я решил, что должен держаться развязно.

• Предыдущая
• 40/93
• Следующая