Тайны уставшего города - Хруцкий Эдуард Анатольевич - Страница 2
- Предыдущая
- 2/75
- Следующая
Иван Яковлевич быстро освоился в Москве. Он одевался в магазине австрийской фирмы Менделя. Шляпы и перчатки покупал только у Лемерсье, часы выбирал в магазине Павла Буре, фраки заказывал у Деллоса.
Он появлялся на премьерах в Художественном и у Корша, любил заглянуть на бега, был своим человеком в Английском, Охотничьем и Купеческом клубах.
Обязательно три раза в неделю заходил в «Роял кафе» в Камергерском переулке, дом 1.
Там дорогого гостя встречал сам хозяин, элегантный господин по фамилии Тихомиров. Он усаживал известного литератора за удобный стол и не гнушался выпить с дорогим гостем рюмку бенедектина.
Иногда он что-то говорил Ивану Яковлевичу, и тот быстро выпивал кофе и уходил. Он шел по четной стороне Камергерского. Спокойно, не торопясь, постукивал тростью. Обычный московский фланер. Входил в подъезд последнего дома, поднимался по ковровой дорожке на второй этаж и входил в правую от лестницы квартиру.
Входил — и попадал в «кукушку», так на сыскном сленге именовалась конспиративная квартира. Там его ждал лучший агентурщик политической полиции империи — начальник Московского охранного отделения полковник Мартынов.
Иван Яковлевич Дриллих в картотеке особого отдела МВД числился как секретный сотрудник под псевдонимом «Блондинка».
Он был умный сотрудник. Так называемый «платник», то есть человек, получавший постоянное жалование в Охранном отделении. Получал Блондинка деньги немалые по тем временам — 150 рублей.
Для сравнения приведу две цифры. Армейский подпоручик, окончивший Александровское военное училище, на выходе в полк получал 90 рублей. Капитан, командир роты — 120.
Хорошим сотрудником был элегантный господин литератор с псевдонимом «Блондинка», очень хорошим.
В свое время, читая всевозможные мемуары тех лет, я сталкивался с фамилией либерального литератора. Он был частым гостем в Ясной Поляне у Льва Толстого, навещал в Ялте Антона Павловича Чехова, его в своих очерках упоминает Леонид Андреев как одного из активистов Московского литературного фонда.
Есть эта фамилия и в переписке Алексея Толстого.
В 1916 году вместе с группой русских общественных деятелей Иван Яковлевич ездил к союзникам во Францию и Англию.
К истории, которую я хочу рассказать, Блондинка имеет самое непосредственное отношение. Я уже говорил, что Дриллих заведовал петербургским отделом. И вот он публикует заметку, что столичный промышленник Андрей Ковригин, страстный собиратель живописи, в Гааге в лавочке старьевщика приобрел за копейки валяющуюся среди хлама картину известного голландского художника XVII века Саломона ван Рюисдаля. В каталогах эта картина оценена в восемь миллионов франков. По тем временам деньги баснословные.
Картина, как излагал Дриллих, «написана на холсте длиною в 1 аршин и шириной 10 вершков и изображает пейзаж с группой деревьев и прудом с плавающими утками. Несмотря на старину, картина прекрасно сохранила свежесть красок, общий колорит, прозрачный воздух, тени и мельчайшие отделки подробностей».
Далее говорилось, что редкое полотно стало жемчужиной коллекции господина Ковригина и находится в его доме на Шестой линии Васильевского острова, нумер 21.
Вроде ничего особенного, заметка как заметка. Обычная информация петербургского отдела.
Так бы и жил либеральный литератор Иван Яковлевич Дриллих в свое удовольствие в Москве, посещал салоны, на Татьянин день в ресторане «Эрмитаж» произносил острые спичи, если бы не Февральская революция.
У полковника Мартынова на связи было восемь особо важных секретных сотрудников. В день смены власти он предупредил их и приказал исчезнуть из города. Их оперативные дела он изъял из своего сейфа и уничтожил.
Когда толпа громила Охранное отделение, а либеральные интеллигенты, возглавившие ее, судорожно уничтожали материалы о своей причастности к политохране, Иван Яковлевич пришел к Благову и сказал, что ему нужно срочно ехать в Петроград.
Желание его было вполне закономерным. Все главные события происходили в северной столице.
Иван Яковлевич уехал в Петроград, а потом в Финляндию.
Надо сказать, что было еще одно дело секретного сотрудника Блондинки. В агентурной картотеке особого отдела Департамента полиции на Гороховой. Правда, оно было не таким подробным, как в Москве, но все-таки имелось.
Оно и поступило в распоряжение Комиссии по обеспечению нового строя, которая занималась Охранным отделением.
На деле И.Я. Дриллиха стоит штамп «не разыскан».
Ну, а теперь Берлин. Конец декабря 1921 года. Гражданская война практически закончена. Перманентные очаги восстаний, вспыхивающие на территории России, не в счет. Солдаты и офицеры многочисленных белых армий томятся на острове Галлиполи, в Польше, в Маньчжурии.
А в оставленной белыми России необыкновенные перемены. Новая экономическая политика. НЭП. И сразу появились на прилавках магазинов забытые продукты, запели цыгане в частных ресторанах, в витринах модных лавок выставлены французские костюмы, немецкие пальто и английская обувь.
НЭП — время надежд русской эмиграции. Именно в декабре 1921 года в Берлине в элегантном кафе «Ландграф» на Курфюрстенштрассе, 75 случилось знаковое событие в духовной жизни русской эмиграции: состоялось первое заседание «Дома искусств». Когда-то клуб с таким названием существовал в Петербурге и в нем проводила время веселая столичная богема.
«Дом искусств» в кафе «Ландграф» собирался раз в неделю, но заседания его были необыкновенно интересными: здесь выступали Алексей Ремизов, Андрей Белый, Алексей Толстой, Илья Эренбург. Даже красный нарком Алексей Рыков, будучи в Берлине, посетил этот литературно-художественный клуб. Что, кстати, припомнил ему на знаменитом процессе бывший меньшевик генеральный прокурор Андрей Вышинский.
Итак, писатели, художники, актеры, музыканты, галерейщики, коллекционеры, антиквары приходили на Курфюрстенштрассе, чтобы почувствовать дух ушедшей России.
В 1924 году на заседании клуба приехавший из России профессор Новиков выступил с лекцией. Он рассказывал, как гибнут художественные ценности в советской России. В частности, Новиков поведал об исчезнувшей коллекции Андрея Ковригина и вспомнил статью в «Русском слове» о картине Рюисдаля. Оказывается, она единственная сохранилась в бывшем особняке промышленника, в котором нынче открыт Музей быта. В него ходят, чтобы посмотреть, в какой роскоши жили раньше представители класса эксплуататоров.
Новиков рассказал, что редкая картина, вынутая из дорогой рамы, стоит прислоненная к стене, символизируя плохой вкус ушедшего общества.
На лекцию Новикова пришел антиквар, финский подданный Герман Шварц.
Прежде чем стать гражданином Суоми, он держал в Москве антикварную лавочку. Торговал всякой безделицей. Это было видимой частью его коммерции. Основным же занятием Шварца являлась скупка краденых картин, которые он переправлял в Княжество Финляндское, а оттуда полотна расходились по частным европейским коллекциям.
Война 1914 года приостановила коммерческую деятельность Шварца, тем более что его делами активно начал интересоваться чиновник для поручений Московской сыскной полиции Иван Косоверьев.
Несколько раз Шварца приглашали для беседы в тверскую полицейскую часть и даже в Гнездниковский переулок, где находилась Московская сыскная полиция.
От греха Герман Шварц решил уехать в Петроград, где на некоторое время затих, а потом занялся знакомым промыслом. Перед самой Февральской революцией его делом заинтересовался лично начальник Петроградской сыскной полиции статский советник Кирпичников.
Так фамилия Шварца попала в оперативную картотеку российского сыска.
Двенадцатого сентября 1925 года в Музее быта на Шестой линии Васильевского острова появился посетитель. Он не походил на студентов и мелких служащих в толстовках и дешевых пальто. Посетитель был одет в серый твидовый реглан, шляпу-борсалино, дорогие туфли. Он обошел музей и надолго задержался у картины Рюисдаля, любуясь утками, плавающими по мирной глади пруда.
- Предыдущая
- 2/75
- Следующая
