Сосны шумят - Токмакова Ирина Петровна - Страница 19

• Предыдущая
• 19/28
• Следующая

— Ну что, Мария Васильевна?

— Да говорят, какой-то лейтенант Грошев его ищет. Говорит, никаких несчастных случаев не было. Успокаивают.

— Ох, ужас, ужас! Мария Васильевна, давайте звонить на льнокомбинат.

— Придется.

— Звоните, Мария Васильевна.

— Елизавета Елизаровна, вы звоните, я к ребятам схожу. Они там с Дусей, надо её на кухню отпустить.

— Ну вот, молодец, Саша, хорошо вылепил мишку.

— Это не мишка, это собачка.

— Ах да, да, хорошая собачка.

— Мария Васильевна, и у меня собачка.

— Да, да, и у тебя. Павлик, а ты что так сидишь?

— Я не так сижу.

— Но ты же ничего не лепишь.

— Не леплю.

— Что ты сегодня капризничаешь, Павлик?

— Я не капризничаю. Я Ростика жду.

— Ох, наказание!

— Девушка, да послушайте же, девушка, я льнокомбинат просила! Как это не отвечает? Ну, цех не отвечает, в завком позвоните, я же вам два номера дала.

— Ну что?

— Ничего. Не соединят никак. Сейчас ещё покручу.

— Давайте я сама.

— Хорошо, Мария Васильевна.

— Поречье? Поречье, что там льнокомбинат? Жду. Алло! Алло! Товарищ Харитонова? Это Мария Васильевна. Из детского сада.

— Мария Васильевна? Что случилось, Мария Васильевна?

— Да нет, вы не тревожьтесь, вы только не тревожьтесь!

— Что случилось? Что с Ростиком?

— Он кашлял, был в изоляторе.

— Что случилось? Он заболел?

— Он ушёл…

— Как — ушёл? Куда? Я ничего не понимаю.

— Он недолго был один. Я пришла кормить его обедом…

— Его с обеда нет?

— С обеда нет.

— Боже мой, там ведь река!

— Да нет, река ничего. Мы в милицию звонили.

— Почему в милицию? Я сейчас приеду. Алло! Вы слышите? Я сейчас такси возьму и приеду. Где же он, боже мой! Я приеду!

— Она приедет.

— Мария Васильевна, я к реке пойду.

— Хорошо, Елизавета Елизаровна, только вы что-нибудь примите, на вас лица нет!

Иной раз шаг шагнёшь — просто шагнёшь, а другой раз шагнёшь — и что-то важное случится. Уже сколько улиц прошли лейтенант Грошев и Кеша совсем понапрасну, а на этой улице Кеша вдруг что-то почувствовал, заволновался. Это же Глебова улица! Вот гора свежего песку у чьего-то забора, вот сгорбившаяся от старости, дуплистая, вечно о чём-то вздыхающая ива, а вот и Глебова калитка!

— Ты что это, ласковый? Что тебе померещилось?

— Здесь, здесь! — крикнул Кеша, — Здесь живет Глеб. Вот тут, тут!

Лейтенант Грошев подошёл к калитке. С той стороны сомкнутым строем стояли высокие кусты жёлтой акации. За забором разговаривали два голоса, а людей не было видно из-за густой зелени кустов.

— Всякий на свой манер воспитывает, — говорил сердитый голос. — Без зверья обойдёмся.

Другой голос возражал ему:

— Да не прав ты, Митрий Глебыч. Всякий зверь человека слабее, потому как разум и слова ему не дадены. И оттого ему забота нужна и защита. А забота-то, она душу мягчит. Кто в малолетстве жалость к живому имеет, тот вырастет — к людям душой обернётся, сердцем прилепится.

— Сказал уж… — опять вступил в разговор сердитый голос. — Псарню в саду разводить не позволю! У меня в саду клубника. И в доме у меня чистота.

Лейтенант толкнул калитку. Где-то к калитке был приделан звонок. Калитка открылась — звонок позвонил,

На узкой садовой дорожке стоял Дмитрий Глебович — Глебов дедушка.

— Ошибка, — сказал он лейтенанту Грошеву. — Сюда милицию не вызывали. Вам нужен дом семь, а наш — девять.

— Зачем мне дом семь? — удивился лейтенант Грошев. — Мне дом семь совершенно ни к чему. Мне Глеб нужен.

— Глеб? Когда же это он накуролесил? Он и за калитку-то вчера не выходил!

— А где он?

— Нету. Увезли. Заболел, и увезли.

— Куда?

— На аэродром, — сказал Дмитрий Глебович с раздражением. — Фокусы.

— Какие фокусы?

— Лечить.

— Как — лечить?

— Так вот. Новомодные фокусы. Парень коклюшем заболел, кашляет, так ему вместо тёплого молока с медом самолёт прописали. На самолёте, мол, если, мол, по воздуху полетать, кашель, мол, проходит. Фокусы и один пустой расход.

— А, по-здорову ли, милок!.. — Это лейтенанта Грошева приветствовал возникший из-за куста акации дедушка Колдырь. — Ну, дак, то и сё, бывай, Митрнй Глебыч.

Он обошёл Глебова дедушку, сойдя с узкой дорожки — на ней было не разойтись, — и вместе с козырнувшим Дмитрию Глебовичу лейтенантом Грошовым вышел за калитку. Калитка опять позвонила.

Кеша, не дозевав очередной нервный зевок, подбежал к ним.

— Вот ты где — собака-пёс! — поразился дедушка Колдырь. — А цыплачок то уж какой иск из-за него принял.

— Тут что-то все друг друга обыскались, — усмехнулся Грошев. — Я тоже насчёт всяких «цьшлачков» розыск веду… Фома Никитич, тороплюсь, хочу до пристани дойти.

Лейтенант Грошев и дедушка Колдырь, слегка прихрамывая, пошли рядом, а Кеша за ними сзади — шаг в шаг.

— Так что это за «цыплачок»?

— Да тут один из-за собаки-пса из детского сада вбежки убежал.

— А кто такой? Из какого сада? Как фамилия?

— А я не пытал фамилию. Из льнокомбинатского сада. А что, хватились?

— Одного какого-то хватились, запутаешься тут с ними! Их тут вроде бы целых два бегают.

— Ну, я этого-то назад наладил. Ванюшку с ним к парому послал.

— Так. Съезжу-ка я на ту сторону, узнаю.

Вышли на дорогу, ведущую к пристани. Показалась купа бузинных кустов. На дороге никого не было, но Кеша насторожился. Он остановился, его чёрный нос заходил из стороны и сторону.

Ветер, долетевшим от бузины, принёс знакомый запах. Кеша помчался к кустам:

— Ростик! Ростик!

В ту же минуту дедушка Колдырь взмахнул руками, удерживая равновесие. Он споткнулся о колесо искалеченного мопеда. Лейтенант Грошев сделал шаг к нему. В этот момент из бузинных кустов выполз на дорогу перепуганный Ростик, а в противоположную сторону, прочь от дороги, шастнул Иван.

— Ванюшка! Ах ты, ботало коровье, стой-ка! — Голос у дедушки Колдыря был необычный, сердитый.

— Так, — сказал лейтенант Грошев. — Это что, марсиане тут приземлились? — Он показал на разбитый мопед.

— На Марсе воздуха в восемь раз меньше, чем в земной атмосфере, — мрачно сказал Иван. — Там человеческие существа обитать не могут.

— Да? Поди ж ты! Так это, может, кто-то чужой мопед разбил, а?

— Ты чего ж это в сад-то не вернулся? — спросил Ростика дедушка Колдырь.

— А ты кто такой? — одновременно спросил его лейтенант Грошев.

— Ростик.

— А Харитонов кто? Он с тобой?

— Харитонов — это я, — прошептал Ростик.

— Ты?

Лейтенант Грошев захохотал.

— Хвостик! Дежурный-то не понял! Ростик, значит, а не хвостик, как это я не догадался! Ну, небеса проясняются. Значит, вместо двух пропаж — одна, и та нашлась.

Он опять засмеялся, а потом строго сказал Ивану:

— Ну, вот что. Ты давай транспортируй мопед домой, получай за это порцию благодарности, а завтра чтоб в отделение пришёл.

— Зачем? Я ничего не сделал… — заканючил Иван. — Это Федькин мопед, не чужой.

— Я уж понял, что Федькин.

— Так я что? Я его в детский сад вёз, я не виноват, это центр тяжести сместился…

— Разговор у меня с тобой завтра будет, профессор.

Хмурый Иван поднял машину. Ни на кого не глядя и ни с кем не простившись, стал толкать упирающийся мопед вверх по дороге. Маленькая аккуратная птичка трясогузка, которая в этот момент переходила дорогу, отлетела в сторону и опять зашагала, недовольно покачивая хвостиком.

— Ну что, милок? — обратился дедушка Колдырь к лейтенанту Грошеву. — Я, может, пойду? Завтра утром смолу курим, там разобраться надо бы.

• Предыдущая
• 19/28
• Следующая