Пыль дорог - Баштовая Ксения Николаевна - Страница 34

Каренс перекатился на другой бок, закусил губу, пережидая вспышку боли, окинул пренебрежительным взглядом тролля-охранника, подошедшего к заключенному ближе всех (еще двое замерли в дверях камеры), и презрительно фыркнул:

– Зачем это? Казнить меня будут на рассвете, а сейчас, – короткий взгляд в окошко под самым потолком, – ночь только наступила. Так что я лучше полежу.

Проглотить такое оскорбление от находящегося в заведомо худшем положении тюремщик не мог. Он размахнулся, чтобы пнуть лежащего ногой в бок, но тот перехватил ногу в воздухе, дернул на себя и с радостью услышал глухой стук – охранник попробовал пол головою на твердость.

Увы, но насладиться плодами небольшого триумфа заключенному не дали напарники упавшего. Несколько ударов, заставивших скорчиться на полу от боли, – и уже через несколько мгновений мошенника со связанными руками и мешком, накинутым на голову, выволокли из камеры.

Ночной ветер задумчиво перебирал траву. В небольшом леске, примерно в полумиле от города, перекликались ночные птицы. Менестрель стоял, облокотившись спиной о городскую стену, и, уперев гитару в землю, задумчиво водил пальцем по головке грифа. Неподалеку стоял, задумчиво переступая с копыта на копыто, начальник городской стражи. И настроение у него было, мягко говоря, не особо хорошее. Господин Аахфхыыр находился в состоянии, близкому к депрессии. Молодая жена господина Аахфхыыра, начальника стражи, сегодня утром устроила скандал по поводу того, что он не обращает на нее никакого внимания, и сообщила, что дома ему лучше не появляться. В общем, сейчас кентавр задумчиво переступал с ноги на ногу и отгонял хвостом надоедливых комаров.

Каренса долго тащили по каким-то коридорам, потом, кажется, выволокли на улицу – подул свежий ветерок, – а через некоторое время попросту швырнули на землю. Мошенник тихо застонал сквозь стиснутые зубы – за почти девяносто лет криминальной карьеры он впервые попал в подобную переделку.

Потом с головы сдернули мешок.

Каренс ошалело мотнул головой, привыкая к блеску факелов, и разглядел уставившиеся на него злые глаза.

– Ну вот и встретились, убийца, – тихо прошипел менестрель, не отрывая ненавидящего взгляда от темного эльфа.

– Прирежешь его здесь? – лениво поинтересовался кентавр, перебрасывая музыканту тяжелый мачете.

Менестрель попытался перехватить клинок в воздухе, промахнулся и с тихой руганью отдернул ногу, когда нож вонзился в землю в опасной близости от сапога. Кентавр, ухмыльнувшись, опустил глаза. Найрид выдернул мачете:

– Не имею права. Кровь моих родичей была пролита, когда никого не было рядом, а значит, и его смерть должно увидеть лишь небо, – вздохнул менестрель, возвращая нож хозяину и встряхивая за плечо мошенника, по-прежнему лежащего на земле: – Вставай давай!

Каренс дернулся от очередной вспышки боли и поднялся, с трудом опираясь на связанные руки.

Фнуур Аахфхыыр некоторое время стоял, провожая взглядом направляющиеся в сторону леса две фигуры, медленно растворяющиеся в ночной темноте. Что-то ему не нравилось в происходящем. Но вот что, кентавр так и не смог сформулировать. Офицер шумно фыркнул и направился обратно под своды замка.

Каренс Дрей и менестрель шли недолго. Через несколько мгновений после того, как они скрылись под сенью леса, Каренс опустился на землю и, опершись спиной о ближайшее дерево, мрачно сообщил:

– Дальше я не пойду! Можешь убивать здесь.

– Хорошая идея, – хмыкнул менестрель, вытаскивая из сапога короткий кинжал.

Взвесив клинок в руке, он присел на корточки рядом с эльфом. Резкий взмах – и веревки, стягивающие руки Каренса, упали на землю.

Мошенник вздохнул и, потирая ноющие запястья, недовольно пробубнил:

– Между прочим, ты заставил меня понервничать. К чему это было: убийца, кровь моих родичей?..

– Ну извини, – фыркнул менестрель, пряча клинок обратно в сапог. – По-другому просто не получилось бы.

Каренс недовольно поморщился:

– Что так?

Менестрель сбросил с плеча небольшую суму, аккуратно положил гитару и поправил ремень, чтобы невзначай не наступить на него в темноте:

– Как мне рассказали, местный сюзерен попросту не понимает слов типа «дружба» и «верность». Другое дело, если речь заходит о кровной мести. Вот и пришлось придумывать.

– И что ж ты наплел?

Менестрель задумчиво воздел глаза к темному небу:

– О, это была печальная история о любви и ненависти, отваге и предательстве.

– Вот только не надо пересказывать мне содержание своих баллад, – недовольно скривился мошенник. – Коротко и по теме, пожалуйста!

– Если коротко и по теме, – ухмыльнулся менестрель, – я поведал о том, как злобный коварный и ужасный темный эльф вырезал по пьяни половину табора.

– Ты с ума сошел? – выдохнул потрясенный мошенник. – Ты вообще думаешь, что говоришь?

Менестрель усмехнулся:

– Зато теперь я точно знаю, что Остан, эта бездарность, сюда еще не приходил – это ж его баллада, я ее всего лишь в прозе пересказал.

– Знаешь что? – не выдержал шулер.

– Что?

– Ты – идиот!

Найрид, успевший за время разговора набрать охапку хвороста, только хмыкнул:

– И это вместо благодарности?

– А что ты хочешь? – поморщился эльф, потирая ноющие ребра. – Благодаря тебе я теперь уже никогда не смогу прийти в Септиан.

Музыкант, ломая тонкие ветки, насмешливо фыркнул:

– По-твоему, если бы тебя повесили, ты мог бы заглядывать сюда каждый день?

Не дождавшись ответа, он принялся рыться в кошельке на поясе, выискивая огниво.

Еще несколько минут прошло в гробовом молчании – и рядом со спутниками разгорелся небольшой костерок. Каренс вздохнул и протянул ладони к огню: есть хотелось дико, но не просить же, в самом деле, у Найрида – и так из беды вытащил.

– Голоден? – тихо поинтересовался менестрель, подтягивая к себе брошенную возле гитары сумку.

– А есть что-нибудь? – оживился джокер.

Найрид вытащил из сумы еду, оставшуюся с позавчерашнего дня: запастись провизией в Септиане не было никакой возможности. Кусок хлеба да фляжка родниковой воды – вот и все, что составило ужин. Да и тем пришлось поделиться.

Перекусив, мошенник благодарно кивнул Найриду и снова поморщился: ребра болели так, что хотелось выть в полный голос.

Менестрель как раз прятал в сумке недопитую флягу:

– Что случилось?

– Да так, – скривился Каренс, – ничего особенного. Со стражниками плотно пообщался.

– А лечить тебя, конечно, мне! – засмеялся менестрель, вытаскивая из кошелька на поясе небольшой флакончик. – Нет, сперва тебя спаси, потом накорми, потом вылечи – знал бы, что так дорого обойдешься, задержался бы до утра, а потом распродал висельника на реагенты алхимикам!

Мошенник, в очередной раз скривившись, подхватил переброшенный пузырек в воздухе и, раскупорив, поинтересовался:

– И с чего это ты такой добрый? И спас, и помог – я тебя прям не узнаю!

Светло-зеленый дымок, выскользнувший из флакончика, застыл удивленным вопросительным знаком.

– Ну, – хмыкнул менестрель, – если я скажу, что мы вместе выросли и я тебя пожалел, ты наверняка не поверишь. Что бы придумать? О, идея! Ты мне на день рождения, когда мне исполнилось пять лет, конфету подарил, вот я и расплачиваюсь.

– Надо же, – задумчиво прищурился эльф, наблюдая, как дымок, определившись наконец с пациентом, скользнул к нему в рукав. – Такая помощь за какую-то конфету, да еще надкусанную. Надо было две подарить. Глядишь, еще бы чем помог.

Найрид усмехнулся и внезапно вспомнил:

– Стоп! Я ж тогда с тобой рассчитался! На стреме постоял, когда ты яблоки из сада тырил. Значит, конфета не пойдет.

– Как придумаешь новую версию, скажешь, – ухмыльнулся мошенник, поудобнее устраиваясь на расстеленном плаще. Конденсированное заклинание начинало работать, и боль медленно покидала измученное тело.

Менестрель тоже лег и, уже закрыв глаза, услышал сквозь сон: