Сокровища Массандры - Гаврюченков Юрий Фёдорович - Страница 48

• Предыдущая
• 48/74
• Следующая

- Здорово, земляк, - он присел за столик к скучающему ботанику Володе, который давился пенным напитком в компании трёх пустых и одной початой кружки.

- Зда… здорово, - прочухался Володя. - Мы знакомы?

- В поезде вместе ехали, я вас ещё в вагоне-ресторане поил, - Макс догадался, что пробухавшие всю дорогу научные сотрудники ничего не помнят, оно и не удивительно: алкогольная амнезия вещь коварная.

- Ресторане?…

Ботаник попытался собрать мысли в кучку, но они опять расползлись, как прыткие улитки в руках садовода-эстонца.

- В ресторане, - подтвердил Макс.

Володя призадумался и стимулировал мыслительный процесс парой смачных глотков.

- С тобой ещё приятель был толстенький такой, в очках, - ввёл Макс пароль в разум ботаника.

Володя напряг свои телячьи мозги. Макс почти слышал, как в них со скрипом вращаются заржавевшие от дешёвого портвейна шестерёнки. Наконец, чело ботаника прояснилось. На нём только что надпись "Accepted" не зажглась, хотя незримо, конечно, возникла.

- Да, помню, - протянул он. - У нас ещё все командировочные пропали, суточные… В Севастополе занимать пришлось, хорошо, коллеги выручили.

- Так деньги скрал тот мутный пассажир! Помнишь, с вами в купе ехала обезьяна какая-то?

- А, ну да! - ботаник от души хлебнул, пиво потекло по бороде.

Володя, определённо, был болен верой в людей. Таких Макс лечил, как мог, но полностью исцелял редко, уж слишком недуг был пагубный.

- Наверняка он, сразу мне не понравился. Бутыль говна какого-то приволок, типа самогон, а там сивуха сплошная. Я тебе потом говорил, предупреждал, а ты не внял, орал только в ресторане: "Ещё красненького!" Помнишь?

- Да. Помню. Сивуха, - мысли ботаника витали где-то высоко-высоко, то ли в абстрактном мире чистой математики, то ли в глубинах времени, протягивая щупальца к позабытому образу обезьяноподобного попутчика. - Помню. Да.

- Ты, чего, так и пробухал здесь всю командировку? - мошенник перевёл разговор на другую, менее опасную для себя и более близкую для Володи тему.

- Было такое, - расплылась в блаженной улыбке бородатая рожа научного сотрудника. - Тут же вина крымские. Пиво, опять же, доброе.

- А портвешок? Портвешок местный пробовал?

- Знамо дело, нажористый! - ботаник заметно поплыл, так ему захорошело.

Макс понял, что сыт беседой с научной интеллигенцией, и одним махом допил свой пивас.

- Ты так совсем кони двинешь. Бухаешь каждый день. Наверное, вся печень шлаками забита. Тебе надо организм почистить. На вот, почитай на досуге, тут полный комплекс целебных мер, - придвинул Макс брошюрку Володе, улыбнулся на прощание, резво поднялся и устремился по холмистому городу в обратный путь.

После заправки шлось бодро и весело. Ноги, привычные к кизилташским кручам, легко несли по асфальту. Макс домчал до площади Нахимова, подивился на величественный памятник адмиралу, спустился на Графскую пристань.

Темнело. По набережной гуляли толпы с умиротворёнными лицами. Возле лотков с сувенирами нерестились лохи. У края пляжа за дневную выручку дрались музыканты, из перевёрнутого футляра тусклыми брызгами разлетелись монетки. Волны с шипением набегали на берег, а ветер гнал им навстречу бумажки с портретами мудрых и великих князей. Макс повернулся к морю задом и побрёл в гостиницу.

Вечер кончился.

Поезд остановился в Казачей Лопани на пограничный контроль. Майя и Макс лежали на верхних полках плацкарта и с тревогой смотрели друг другу в глаза. Они держали наготове фальшивые паспорта с вложенными миграционными листками. На душе было кисло.

По вагону прошли двое мужчин в зелёных мундирах. При виде погранцов у Макса захлонуло сердце. И хотя баул и рюкзак с сокровищами надёжно укрылись в дорожных рундуках под нижними диванами, жуликов грыз червь сомнения, и не без основания - поклажу стали шмонать.

- Раскройте, пожалуйста, сумку, - донеслось из-за перегородки.

Контролёров Макс не любил и давно перестал их бояться, но сейчас страх вернулся. Мошенник почуял, что полненькая полярная лисичка песец незаметно подкралась к нему вплотную и вот-вот прыгнет на грудь.

- Спасибо, теперь вашу, - вежливо предложил в соседнем купе погранец.

С другой стороны прохода вышла тётка-пограничница. Майя протянула ей ксиву. Тётка сверила записи в миграционной карте с паспортными данными, забрала листок, вернула документ. Погранцы закончили шмонать купе и переместились за спину тётке, с профессиональным интересом вглядываясь в лица новых жертв.

Макс выждал, когда пассажиры с нижних полок предъявят свои паспортины, и с ленивым достоинством пресыщенного отдыхом туриста протянул фанеру.

- Оп, извините! - паспорт выскользнул из пальцев и брякнулся на пол.

Пограничница нагнулась. Нижние пассажиры услужливо ринулись ей помогать, возникла сутолока. Наконец, документ был поднят, изучен, миграционный листок изъят.

Погранцам наскучило ждать, и они переместились в следующее купе.

- Откройте, пожалуйста, ваш рюкзак…

Поезд простоял в Казачей Лопани сорок минут. Погранцы шмонать Макса и Майю не вернулись.

Когда состав тронулся, Макс с облегчением вытянулся на полке и перевёл стрелку на час вперёд.

- Добро пожаловать на родину, - сказал он и посмотрел на подругу.

Лицо Майя блестело от слёз. Она улыбалась.

Новый 2007 год принёс новое счастье, какого у Макса и Майи ещё не было.

Утром 1 января голый Макс сидел на кровати и смотрел по телевизору клип группы "Помойка" о печальной судьбе робота. Когда андроид с атомной бомбой в электромеханических потрохах оставил в гримёрке труп певицы и поднялся на сцену, скрипнула дверь ванной комнаты. Вошла встревоженная подруга, закутанная в шёлковый халат. Публика в зале восторженно аплодировала взобравшемуся на огромный глобус заминированному роботу в красном платье мёртвой актрисы. Робот запел.

Майя присела рядышком, край кровати прогнулся. Макс покачнулся, но от телевизора не оторвался. Робот пел, оркестр играл. Майя напряжённо молчала.

Атомная бомба в оперном театре взорвалась.

Клип закончился.

- Я беременна, - сказала Майя.

Всю ночь Макс промучался, вспоминая название фирмы. Не то, чтобы оно было сложным или заковыристым, а вот не запоминалось, и всё тут! Хитрое слово ничего не обозначало, его не с чем было связать и потому невозможно вспомнить. Наверняка такого слова не существовало ни в одном языке, и Макса начали терзать догадки, что человек, составивший столь изощрённую синтаксическую конструкцию, является мастером запудривания мозгов. Возможно, более умелым, чем Верещагин.

Под утро Макс не выдержал, осторожно выполз из-под одеяла, стараясь не потревожить Майю, и прошлёпал на кухню. Зажёг свет, жмурясь, начал пролистывать брошенную с вечера газету.

- "Альмарелль" - стабильность, солидность, солидарность! - шёпотом прочёл он и замер.

В коридоре прошуршали тапочки, на кухню заглянула сонная Майя.

- Никитин, ты чего? - пробормотала она.

- Газета покоя не даёт.

- Совсем рехнулся? Газетку почитать решил среди ночи… - начала подруга, но Макс поманил её и Майя подошла, прижалась к его плечу, стала пялиться, куда указывал палец.

- "Альмарелль", - Макс быстро накрыл ладонью объявление. - Прочла? А теперь повтори.

- Альма… арма… рама… тьфу, язык сломаешь! Ну тебя, Никитин, с твоими штучками.

• Предыдущая
• 48/74
• Следующая