Котильон - Хейер Джорджетт - Страница 19
- Предыдущая
- 19/62
- Следующая
— Нет, нет, не стану! — уверяла Китти, глядя «жениху» в глаза. — Обещаю, я ничего не сделаю, что бы тебе не понравилось!
— Я почти уверен, Кит, что ты куда-нибудь вляпаешься! — возразил Фредди, ужаснувшись. — Я же не юбочник, предупредил тебя с самого начала!
— Конечно нет! Ты забываешь, что твоя мама будет вывозить меня. Тебе не о чем тревожиться!
Мощный инстинкт самосохранения подсказал ему вопрос:
— Скажи мне, у тебя есть план, о котором я ничего не знаю?
— Да, — ответила Китти по-прежнему искренне, — есть. — Она поймала его затравленный взгляд и дотронулась до руки. — Но ничего, что тебе бы не понравилось! — повторила она. — Даю слово, Фредди. — Заметив, что не достигла цели, она упрекнула: — Фредди, неужели ты мне не веришь? Я же дала тебе слово!
— Дело не в том, что я тебе не верю, Кит, — мрачно пояснил он. — Просто дьявольски сомневаюсь. Разве ты знаешь, что мне не нравится? Господи, если бы я оказался подальше от всего этого!
Теперь настала ее очередь перемениться в лице.
— Ох, не хочешь ли ты сказать, что отказываешься? — протянула она.
— Нет, — возразил уязвленный Фредди. — Никогда в жизни не увиливал! Орел или решка, дорогая моя девочка, орел или решка. Просто жалею, что крикнул: орел! В следующий раз, когда я увижу этого проклятого плута трактирщика…
— Плакли? — смущенно спросила Китти.
— Точно, — кивнул Фредди, помрачнев. — Чаша пуншу. В жизни ее не заказывал! Не стоило его пить, да и тебе давать тоже! Что толку теперь каяться: должно быть, мы оба были под мухой.
С этой точки зрения Китти не удалось его сдвинуть, и она направила свою энергию на то, чтобы его успокоить.
Уже вечерело, когда карета подъехала к лондонскому предместью, но для широко открытых, восторженных глаз Китти было еще достаточно светло, чтобы различить портшез, который несли два дюжих носильщика; фонарщика, взобравшегося на свою лестницу; человека с лотком горячих пирогов на голове; уличного мальчишку, расчищающего проход для дородного пожилого джентльмена в сюртуке и галифе; тележки, кареты и экипажи в огромном количестве; обворожительные предметы туалета, ярко освещенные в витринах; пройдох ливрейных лакеев, ленивой походкой отправляющихся по делам своих хозяев; нищих, следующих по пятам с протянутой рукой за каждым доброжелательным на вид прохожим, и, когда карета въехала в более фешенебельный район города, — внушительные особняки по красной линии улицы, с факелами, то здесь, то там уже горящими перед входом…
Все было странно для Китти, и все чудесно. Она поминутно просила Фредди называть ей то или иное здание, которое выплывало из надвигающихся сумерек, или определить профессию человека в алом мундире и голубых брюках, ее так поразили новые виды и звуки, что Фредди старался полностью удовлетворить ее любопытство. Но если он мог указать ей констеблей, почтальонов и мальчишек-посыльных и снабдить ее занимательными сведениями, например, что почти все носильщики портшезов — ирландцы, или что невообразимый крик, который заставил ее подскочить на месте, издает кучер почтовой кареты, предупреждающий пассажиров наверху пригнуться под аркой гостиницы, — то он не весьма был осведомлен о различных огромных зданиях, которые привлекали ее внимание. Он объяснил, что не очень-то знаком с Сити, и обещал показать все достопримечательности немного западнее. Правда, когда карета въехала в благородную часть города, стало почти темно, а шум и суета вокруг совсем оглушили Китти, и она только щурилась, когда перед ее утомленным взглядом проплывали цепочки тысяч мерцающих огней.
Наконец карета свернула в сравнительно тихую Маунт-стрит, и только тут Фредди сообразил, что его родители сейчас готовятся к званому обеду. Он не поделился своими опасениями со спутницей, но, не обнаружив никаких признаков грядущего гостеприимства у одного из высоких домов, где остановилась карета, испытал чувство облегчения. Равно как тогда, когда узнал от швейцара, что милорд и миледи не собирались выезжать сегодня. Через десять минут, оставив съежившуюся от холода мисс Чаринг отогревать закоченевшие ноги в одной из гостиных первого этажа, он обнаружил причины этого отступления от традиции.
Свою мать Фредди нашел в гардеробной, лежащей навзничь на софе, с шалью на коленях и платком, смоченным ароматической солью, в руке. Она уже успела снять чепец, и тщательно завитые локоны ее свисали в значительном беспорядке.
Леди Легервуд, единственный из живых потомков третьей сестры мистера Пениквика, Шарлотты, была блондинка, скорее изящная, нежели красивая: большие голубые глаза ее казались чуть навыкате, подбородок явно имел тенденцию убегать назад. Неукоснительное поднесение лорду шестерых подающих надежды детей слегка испортило ее фигуру, но все же она считалась очаровательной женщиной; добродушие, а в равной степени и глупость сделали ее почти всеми любимой. Безоговорочно преданная своему лорду, она души не чаяла в детях и слыла необычайно приверженной тому, что ее дядюшка непременно обозначил бы как рискованная экстравагантность.
Появление старшего сына произвело на нее неожиданное действие. Глаза ее расширились, она приподнялась, протянула руку, как бы отстраняясь от него, и прошептала:
— Фредди, у тебя была она?
— А? — озадачился Фредди. — Имел ли я что, мам?
— Я не могу вспомнить! — заявила его родительница, прижимая руку к раскаленному лбу. — У Мег не было! Я это помню совершенно точно, потому что когда бедняжка Чарли схватил ее, мы отправляли Мег к бабушке, так как это случилось как раз в тот момент, когда я собиралась подарить ей братца, и ты представляешь, как это было бы ужасно! Я все пытаюсь припомнить, болел ли ты ею, не потому, что это так важно: ты с нами сейчас не живешь, что мне совсем не нравится, я уверена, что нигде тебе не будет так удобно, как дома, и если прислуга в твоих меблированных комнатах правильно проветривает простыни, это лучшее из того, что можно ожидать! Но Боже избави, Фредди, я не собираюсь пришпиливать тебя к своей юбке!
— Да, но что случилось? — спросил Фредди, с готовностью наклоняясь поцеловать надушенную щеку.
Замолчав только для того, чтобы прижать его к себе, горячо отвечая на его приветствие, леди Легервуд безнадежно проговорила:
— Корь!
— А! Болел ею в Итоне! — припомнил сын. Леди Легервуд вытерла благодарные слезы.
— А кто сейчас болен? — осведомился Фредди, слегка заинтересованный.
— Все! — произнесла миледи с аффектом. — Фанни, и Каролина, и бедный, бедный крошка Эдмунд! Я просто обезумела! Хотя очевидно, что Фанни и Каролина быстро поправляются, Эдмунду еще так плохо, что я просто в отчаянии! Я просидела с ним целую ночь и только сейчас прилегла у себя, как видишь. Ты знаешь, какой хрупкий Эдмунд, деточка моя!
Весьма многие старшие братья оспорили бы подобное утверждение, и, в частности, достопочтенный Чарльз Станден, студент Оксфорда, без колебаний заявил бы, что Эдмунд — неженка еще с пеленок, но Фредди, такой же простодушный и добросердечный, как мать, только сказал:
— Бедный парнишка!
Леди Легервуд с благодарностью сжала его руку:
— Он не терпит никого возле себя, кроме меня. Пришлось отложить все приглашения. Мы сейчас должны были отправляться в Аксбридж — но я не жалею! Не может же мать ездить по вечерам, когда ее детки больны! Но это все так некстати, Фредди! Ты знаешь, что лорд Амхерст включил Букхэвена в эту идиотскую китайскую миссию, и теперь старуха Букхэвен — трудно ее, кстати, осудить, ты знаешь, — требует, чтобы твоя сестра оставалась с ней в деревне, пока не вернется Букхэвен. Никто не скажет, что я не сочувствую Мег в ее положении. Но как могу я, зная, что она не болела корью, взять ее сюда? Я должна сообщить тебе, любимый, что осенью она ожидает интересное событие. Грустно сознавать, что обязанности отзывают Букхэвена из дома на это время, но твой дорогой папа говорит, большая честь, что выбор Амхерста пал на него! Поэтому неудивительно, что ты находишь меня почти в прострации. Мой младшенький так болен, не говорю уже о его сестрах, а моя старшая дочь — ну конечно, мой первенец… Никогда не забуду моего разочарования, когда узнала, что дала жизнь девочке. Нет, не то чтобы твой папа меня упрекнул хоть словом… Через восемнадцать месяцев родился ты, родной мой, и все было в порядке! Так я говорю, моя дочь умоляет меня спасти ее от свекрови — прекрасной женщины, конечно, но такой суровой, Фредди, ведь сердце кровью обливается при мысли о бедной Мег! И при всем желании я не могу придумать, как поддержать Мег в ее намерении остаться на Беркли-сквер, пока не вернется Букхэвен! Если только она уговорит кузину Амелию пожить с ней, но она не согласится, ты же знаешь кузину Амелию! Но что еще могу я предложить!
- Предыдущая
- 19/62
- Следующая
