Misterium Tremendum. Тайна, приводящая в трепет - Дашкова Полина Викторовна - Страница 62
- Предыдущая
- 62/111
- Следующая
– Петр Борисович, что с вами? – изумленно спросила Орлик.
Кольт тянулся губами к ее губам. Он хотел ее поцеловать, но ей такое просто в голову не могло прийти, она решила, что ему нехорошо, все-таки человек пожилой, измотанный нервными перегрузками.
– Что? Сердце? У меня валидол есть. Хотите?
– Не надо. А впрочем, давайте. – Он сунул в рот таблетку. – Подождите две минуты, я попрощаюсь и отвезу вас.
– Спасибо. Я хотела немного пройтись пешком. Я живу тут недалеко.
– Как пешком? Слякоть, снег.
– Ничего. Я люблю снег. Вы оставайтесь, я дойду сама.
– Две минуты. Только попрощаюсь, – повторил он, опять взял ее за руку и повел назад, в кабинет.
Оттуда раздавался веселый нетрезвый гогот. Из троих пьян был только швейцарец. Зоя сидела молча, неподвижно, словно прекрасное изваяние. Тамерланов спиртного не употреблял, однако довольно лихо подыгрывал хмельному швейцарцу.
– А, Петюня, садись, коньячок твой тебя заждался. Что будешь на десерт? Тут отличные профитроли, фирменный тортик, черничный со сливками. Очень рекомендую пирожные трюфели. У них, мерзавцев, свой кондитер, француз, десерты сочиняет феноменальные! Все хочу переманить к себе, да боюсь, растолстею.
– Герман, мне пора.
– Как это? Нет, ты погоди, сядь. Вот и Елена Алексеевна вернулась. Мы тебя не отпускаем. Сядь сию минуту! Елена Алексеевна, скажите ему, что мы его не отпускаем.
– Прости, дорогой, нам правда пора, – произнес Кольт уже слегка раздраженно, с вымученной улыбкой.
– Что значит – нам? Куда ты мою профессоршу уводишь? Елена Алексеевна, что за дела? – он подмигнул и погрозил пальцем.
– Герман Ефремович, я вовсе не вернулась, я ухожу. Петр Борисович меня проводит.
– Ага. Понял. Проводишь, а потом назад.
– Нет. Все, Герман. До свиданья. Рад был тебя повидать.
– Ох, Петя, а как я рад, ты не представляешь! Значит, до завтра. Часам к трем подъезжай на аэродром.
– Хорошо, договорились. – Кольт пожал руку швейцарцу, с Тамерлановым трижды поцеловался.
Между тем торжественная часть церемонии закончилось. Публика из зала высыпала в фойе, чтобы потом подняться по мраморной лестнице наверх, где были накрыты столы к фуршету.
Петр Борисович рассчитывал ускользнуть через административный выход и быстро повел Орлик от ресторана вправо, но она сказала:
– Подождите, мне надо взять пальто в гардеробе.
Пришлось идти налево, к гардеробу, через фойе. Иного пути не было. Оставалась надежда, что лауреатка среди обычной публики не появится. Светик имела привычку менять наряды в течение вечера минимум один раз.
«Сейчас они обе должны быть наверху, в гримуборной. Светик переодевается к фуршету, Наташа с ней, контролирует процесс», – подумал Кольт.
Но он ошибся. Именно в тот момент, когда Орлик искала номерок в сумочке, Светик, уже переодетая, в черном узком платье вместо пышного розового, с бокалом шампанского в руке, возникла в огромном зеркале. Кольт попытался не встречаться с ней взглядом, отвернулся от зеркала, взял у Орлик номерок и услышал за спиной родной голос:
– Папа, блин, ну что за дела? Я тебя везде ищу.
Гардеробщик вручил ему пальто Елены Алексеевны.
– Уже нашла, – процедил Кольт сквозь зубы.
Елена Алексеевна вежливо улыбнулась Светику и сказала:
– Добрый вечер.
Светик в ответ надменно кивнула и окинула ее с ног до головы ледяным уничтожающим взглядом.
Петр Борисович нервничал и спешил. Вместо того чтобы просто держать пальто, он стал одевать Орлик как маленького ребенка, застегивать пуговицы, поправлять воротник. Елена Алексеевна не сопротивлялась, не выказывала удивления, только тихо заметила:
– Петр Борисович, у меня шарф в рукаве.
Он присел на корточки, вытянул шарф, а когда поднялся, ему в лицо смотрело несколько фото– и телеобъективов. Маленькая взлохмаченная корреспондентка ткнула ему в рот микрофон.
– Петр Борисович, пожалуйста, буквально несколько слов! Поделитесь с нашими телезрителями, что вы чувствуете в этот торжественный момент?
– Счастье! Абсолютное счастье! – ответил Кольт и, не оглядываясь, сжимая локоть Елены Алексеевны, держа ее белый шарф высоко, словно знамя, он помчался к выходу.
Вероятно, Светик очень рассердилась, но из-за обилия объективов и публики она не позволила своему гневу вырваться наружу. Последнее, что услышал Кольт, был ее воркующий голос:
– Папа всегда страшно занят, всегда спешит, к тому же он скромный, совсем не публичный человек.
На улице мела мокрая метель, хлопья сверкали в свете фонарей, летели в лицо, таяли на губах.
– Подождите, Петр Борисович, как же вы пойдете в пиджаке? И ботинки у вас совсем тонкие.
– Вон там моя машина. В машине куртка.
– Нет, пешком, пожалуй, не стоит, – сказала Орлик, когда подошли к большому черному джипу, который успел стать белым от снега, – правда очень грязно. Вы поезжайте, а я дойду.
– Садитесь, я вас довезу.
– Не нужно. Тут совсем близко, пешком получится быстрей, чем на машине. Видите, какие пробки.
Шофер выскочил, принялся стряхивать налипший снег.
– Елена Алексеевна, мы оба промокнем, пока будем спорить, пожалуйста, садитесь в машину, – сказал Кольт и открыл перед ней дверцу.
– Хорошо. Но только поехали быстрее. Мне нужно собраться, я улетаю надолго. А кстати, вы все-таки тоже летите завтра?
– Нет. Я просто не стал говорить Герману, иначе пришлось бы еще два часа с ним объясняться.
Они оказались вдвоем на заднем сиденье. Кольт все никак не мог расстаться с белым шарфом, машинально наматывал его на руку и зачем-то пытался вспомнить имя той девочки из параллельного класса. Ее точно звали не Елена. Люда, кажется. К тому же Орлик никак не могла учиться в параллельном классе. Она родилась в шестьдесят седьмом, когда Кольт закончил не только школу, но и философский факультет МГУ.
Шофер сел за руль, включил «дворники», не оборачиваясь, спросил:
– Куда едем, Петр Борисович?
Кольт посмотрел на Орлик.
– Куда едем, Елена Алексеевна?
– Нужно пересечь кольцо и дальше по Пресне. Там я покажу.
– Понял, – кивнул шофер и дал задний ход, чтобы вырулить со стоянки.
Петр Борисович в очередной раз намотал на руку шарф и сказал:
– Кольцо сейчас стоит.
– Сейчас все стоит, – добавил шофер.
Это было верное замечание. В узком переулке скопилась плотная неподвижная пробка. Большой джип кое-как развернулся и сумел отъехать от стоянки всего на несколько метров. Дальше никакого движения, только нервные взвизги сигналов, вой далеких и близких сирен, мелькание сквозь снег разноцветных огней.
– Надо было мне пойти пешком, – вздохнула Орлик, – давайте, я вылезу потихонечку, а то ведь будем стоять до ночи.
– Ни в коем случае, – сказал Кольт, – здесь вылезать нельзя. Во-первых, опасно, во-вторых, вон, видите, гаишники. Заметят, сразу оштрафуют. Вас кто-то ждет?
– Сложный вопрос. Не знаю. Сейчас, одну минуту.
Она достала телефон, долго смотрела входящие звонки, читала почту, наконец произнесла:
– Вопрос правда сложный. С одной стороны, конечно, ждут. Но с другой, совсем наоборот. Не ждут. Мне бы очень хотелось, чтобы не ждали, но от меня ничего не зависит.
– Простите, не понял.
– Ладно, сейчас объясню. Вчера из Лондона прилетел Аллен. Муж моей дочери, то есть еще не муж, но уже отец Ванечки. Там сложные отношения, Оля сначала заявила, что не желает его видеть, но сегодня они все-таки встретились. Сейчас Аллен у нас дома. Оля написала, чтобы я срочно пришла, но это как раз может означать, что мне там пока не стоит появляться. Ой, что ж я вам голову морочу? Давайте я все-таки выйду. Честное слово, я проскользну осторожно, гаишники меня не заметят. – Она взялась за ручку, но в этот момент пробка двинулась, джип поехал.
Петр Борисович погладил намотанный на руку шарф и сказал:
– Елена Алексеевна, знаете, о чем я вдруг подумал? Вы единственный на свете человек, которому я приношу удачу. Смотрите. В прошлый раз, пока вы летели со мной в самолете, у вас родился внук. Сегодня, пока вы сидите у меня в машине, ваша дочь может помириться с отцом ребенка. Логично?
- Предыдущая
- 62/111
- Следующая