Снова три мушкетера - Харин Николай - Страница 26

• Предыдущая
• 26/103
• Следующая

— Ты перестанешь морочить мне голову ровно через секунду, — зловеще сказал комендант, нацеливаясь в беднягу из пистолета, — потому что я застрелю тебя на этом самом месте.

— Сударь, прошу вас, сжальтесь надо мной, — повторял перепутанный солдат. — Я ни на секунду не расставался со своими ключами — все они на месте.

— Значит, ты сам отпер ему дверь, негодяй?!

— Клянусь, я не отпирал ему дверей! Клянусь Господом Богом и всеми святыми и именем моей матери! — завопил несчастный, увидев, что комендант собирается спустить курок.

— Или ты последний негодяй и клятвопреступник, или… ты действительно не отпирал ему дверей, — несколько поостыв, сказал комендант. — Но, может быть, ты объяснишь мне в таком случае, как он смог выбраться наружу?

Видя, что солдат никак не может прийти в себя, комендант решил успокоить беднягу, в надежде, что ему все-таки удастся уяснить себе происшедшее ночью. Кое-что он уже понимал: ему было совершенно ясно, что Камилла, повинуясь безрассудному порыву, явилась в тюрьму и заменила д'Артаньяна в камере, отдав ему свой плащ. Но каким образом девушке, в свою очередь, удалось незамеченной покинуть тюремные стены, если часовой божится, что не отпирал дверей?

— Ты говоришь, что тебя снял с поста мистер Джейкобсон?

Солдат низко опустил голову.

— Это так или нет?

— Нет, ваша честь, это был он!

— Не надо говорить со мной загадками, любезный.

— Тот самый гасконец, ваша милость! Тот, кому полагалось сидеть взаперти. А он, будь он трижды проклят, пришел снаружи!

— Так, так, — протянул комендант, начиная догадываться о продолжении истории.

— И ты со своим напарником, вместо того чтобы схватить проходимца или в крайнем случае застрелить его, спокойно дали ему…

— Нет-нет, ваша милость. Просто он был в низко надвинутой шляпе и говорил очень властно и громко. Он приказал нам бежать на помощь мадемуазель де Бриссар, на которую напали смутьяны.

— И вы оба поверили ему?!

— Мой товарищ побежал туда, куда указал этот гасконец, а оттуда действительно слышались крики и раздалось несколько выстрелов, сударь. Я тоже подумал, что если на портшез напали, то, конечно, носильщикам не отбиться вдвоем…

— Постой, а откуда ты узнал, что мадемуазель де Бриссар должна быть в портшезе, а слуг при ней только двое?

— Но я же видел их незадолго до этого.

— Кого?

— Лакеев, которые принесли портшез.

— Куда они его принесли?

— Прямехонько к воротам тюрьмы, ваша милость. А из портшеза вышла мадемуазель де Бриссар.

— Ты уверен в том, что это была она?

— Я разговаривал с ней, как с вами сейчас, ваша милость.

— Ага… ну конечно. И о чем же вы беседовали?

— Если ваша милость не верите мне, вы можете справиться у Жана.

— Что еще за Жан?

— Так зовут второго, моего товарища…

— А… да… Нет, почему же, я верю тебе. Мадемуазель хотела видеть арестанта?

— Да, ваша милость. Я впустил ее, так как она сослалась на вас.

— Вот как?! Сослалась на меня. Это мило, — заскрежетал зубами комендант.

— Если я сделал что-нибудь не так, я покорно прошу прощения у вашей милости.

— Отлично, — повторял комендант, не слушая солдата. — Оч-чень трогательно и романтично!

Он никак не мог свыкнуться с мыслью о том, что эта девочка, которую он знал с пеленок, о которой он привык заботиться и считал себя единственным человеком, которому она поверяет все свои нехитрые тайны, вдруг сделалась взрослой и вдобавок еще обвела его вокруг пальца вместе с каким-то бретером-гасконцем!

— Лучше расскажи мне, как он выпустил ее оттуда, — устало проговорил комендант.

Солдат во все глаза смотрел на него, видимо, не понимая, о чем идет речь.

«Слава Богу, хоть этот ни о чем не догадывается», — подумал комендант.

— Так ты кинулся со всех ног за своим напарником? Этим олухом Жаном… или как его там?!

— Нет, сударь. Я как раз не сделал этого, — сказал солдат, видя, что его начальник больше не собирается стрелять в него из пистолета, и желая представить дело в более выгодном для себя свете.

— Допустим. Что же ты предпринял в таком случае?

— Я поднес фонарь к его лицу и спросил его имя.

— Ты поступил по инструкции. Но ты ведь не мог не узнать его.

— Именно это, сударь, и вызвало у меня объяснимое, но недолгое замешательство — ведь я был уверен, что он сидит в камере, которую я охраняю.

— Продолжай.

— Как я уже сказал, я узнал его, но это и сыграло со мной злую шутку, сударь. Он выбил фонарь у меня из рук и набросился на меня, словно разъяренный вепрь.

— И ты, конечно, отдал ему ключи.

— Упаси Боже, ваша милость. Я встретил его по-свойски. Если бы не проклятая шпага, которая сломалась при первом же выпаде, я проткнул бы его насквозь.

— Ну да… ты же храбрец. У меня все такие храбрецы в гарнизоне.

— Благодарю, ваша милость. Наконец-то вы заметили меня! — воскликнул солдат, предпочитая не замечать ядовитой улыбки, тронувшей губы коменданта.

— Заметил, любезный. И можешь не сомневаться — я тебя оценю по достоинству. Однако что же ты остановился?..

— Извольте, ваша честь. Если вы напомните мне, на чем я…

— На том, что у тебя сломалась шпага, — спокойно заметил взявший себя в руки комендант, внимательно наблюдая за ничего не подозревающим солдатом.

— Ну да, в самом деле, ваша милость! Как я мог запамятовать! Итак, он бросился на меня, намереваясь пронзить шпагой, но я уклонился от удара и схватил его мертвой хваткой. Мы принялись бороться, ваша милость, и, не удержавшись на ногах, упали наземь. Очевидно, я сильно ударился затылком о мостовую, ваша честь, потому что из глаз у меня посыпались искры и все потемнело. Когда я очнулся, никого вокруг не было, и, так как дверь была заперта, а ключи по-прежнему висели у меня на поясе, мне и в голову не пришло, что он мог отпереть двери. Так как все равно стеречь было некого, я со всех ног побежал туда, где кричали.

— Значит, он все-таки отпирал двери? Вот ты и проговорился, негодяй!

— Ах, ваша честь! — бледнея, воскликнул солдат, прикусив язык от досады.

— Выходит, ты не только предатель, но и клятвопреступник! Ты только что божился мне, что не отпирал ему дверей.

— И это чистая правда, ваша милость. Я действительно не отпирал их. Он сам забрал ключи и открыл камеру.

— Значит, ты только предатель. Поэтому я прикажу всего лишь повесить тебя, а четвертования, так и быть, ты избежишь.

Солдат побледнел как полотно.

— Ваша милость, он налетел из темноты, как демон, и задушил бы меня, если бы я не прекратил сопротивления.

— Вот теперь я тебе верю.

Комендант задумался.

— Хочешь спасти свою шкуру? — неожиданно спросил он.

Солдат молча упал на колени.

— Ну еще бы, — брезгливо сказал комендант. — Отвечай мне: как ты думаешь, что помогло арестанту бежать?

— Не иначе, как сам сатана, ваша милость! — заголосил стражник, осеняя себя крестным знамением.

— Правильно, — с видимым удовлетворением подтвердил комендант. — Этот гасконец — опасный чернокнижник. Поэтому ему удалось на время скрыться от нас. Но колдовским чарам не одержать верх над честными христианами. Как видишь, он снова в наших руках и не уйдет от заслуженной кары.

Комендант вызвал дежурного офицера.

— Возьмите усиленный конвой и поставьте его к комнате д'Артаньяна, приказал он.

Дождавшись, покуда офицер выйдет, он повернулся к солдату:

— А все, что ты видел вчера вечером: портшез, лакеев и, быть может, кого-то еще — бесовское наваждение. Ты понял меня, любезный? И упаси Бог тебя рассказать об этом кому-нибудь — тогда ничто не спасет твои кости от испанских сапог.[12]

— Я уже все позабыл, ваша честь!

— Это правильно.

— Ваша честь, разрешите мне задать только один вопрос…

— Один — куда ни шло, да поскорее…

— Относится ли к колдовскому наваждению и все, что связано с особой, вышедшей из портшеза?

• Предыдущая
• 26/103
• Следующая