Невеста Данкена - Ховард Линда - Страница 37

• Предыдущая
• 37/49
• Следующая

Она тяжело дышала, ее тело напряглось и извивалось. Он держал ее бедра и любил ее, не останавливаясь, пока она не приподнялась вверх и не вскрикнула в тот момент, когда волны кульминации накрыли ее.

Маделин чувствовала себя истощенной, более опустошенной, чем прежде. Она лежала расслабленно, когда он встал на колени между ее ног и сорвал свою одежду, отбрасывая в сторону. Она едва сумела открыть глаза, когда он занял позицию и затем медленным, тяжелым толчком вошел в нее до самого конца. Как всегда, она была немного ошеломлена ощущением чрезвычайной целостности, пока приспосабливалась к нему.

Его вес целиком оказался на ней, прижимая ее к низу. Теперь в нем не было нежности, только потребность войти в нее так глубоко, насколько было возможным, заключить в объятия настолько полно, чтобы не осталось ни единой ее частички, которая не чувствовала бы его обладания. Его любовные ласки часто были доминирующими, но обычно она могла встречать их силой своей собственной страсти. Но не сейчас; в нем была свирепость, которую следовало успокоить, голод, который нужно утолить. Несмотря на то, что Риз сдерживался, чтобы не травмировать ее, Маделин была не способна делать что-то еще, кроме как лежать, принимать его и чувствовать, как ее страсть снова и снова разрастается в ней с бьющимся ритмом.

Он приостановился, когда его напряжение достигло критического уровня, еще не желая заканчивать. Его зеленые глаза блестели, когда он заключил в ладони ее лицо, меря силу ее возбуждения.

Он потерся ртом о ее ухо.

– Ты знаешь, что для мужчины в норме иметь…

Маделин слушала шелест слов в своем ухе, ее руки, борясь за контроль, напряглись на его спине. Хотя она любила их пустячную игру, сейчас она не была к ней расположена. Наконец она выдохнула:

– Интересно, зачем их так много, когда одного было бы достаточно.

В лучших традициях Большого Плохого Волка он ответил преувеличенно грубым голосом:

– А это, чтобы наверняка сделать тебя беременной, моя деточка, – и начал двигаться снова, сильно и быстро. И в какой-то момент в течение следующего часа он это и сделал.

Риз снова пробежался по цифрам, но итог был тем же. Он поднялся на ноги и выглянул в окно, руки сжались в кулаки, челюсть напряглась. Все эти годы работы. Все эти проклятые годы работы пошли коту под хвост.

Он сделал все мыслимое и немыслимое, сократил все расходы, пока не осталось ничего, что можно было сократить, и все же эти цифры черным по белому показывали: он проиграл. Январская снежная буря, которая убила половину стада, отбросила его настолько далеко назад, что банк больше не сможет вытягивать его. Он не сможет рассчитаться по закладной, и отсрочки больше не будет.

У него было три варианта действий: во-первых, он может отказаться от права выкупа закладной в банке вследствие просрочки, и они потеряют все; во-вторых, мог, согласно 11 главе «Кодекса США о банкротстве», объявить себя банкротом и сохранить ранчо, но навсегда потерять доверие банков к себе; и, в-третьих, он мог принять предложение Роберта об инвестировании. Риз мрачно улыбнулся. Третий вариант годился, только если предложение Роберта все еще оставалось в силе, поскольку тот делал его, когда ранчо приносило доход, сейчас же оно стало убыточным.

Именно потому, что Риз был так близок к воссозданию ранчо, так близок к избавлению от долговой зависимости, финальное поражение казалось ему настолько горьким. То, что Эйприл начала почти восемь лет назад, наконец, осуществилось: его ранчо уничтожено. Кто знал, как она рассуждала? Возможно, она сделала это, потому что он так сильно любил ранчо, сильнее, чем когда-либо даже думал, что любит ее. Оно было всем в его жизни, и он потеряет его, если Роберт Кэннон все же не захочет стать инвестором. Риз снова прокрутил все варианты, но Роберт был его единственным шансом, причем слабым, потому что, когда Роберт увидит цифры, он должен быть дьявольски рисковым игроком, чтобы пойти на эту сделку. Риз не питал больших надежд, но он предпримет эту попытку, потому что не может поступить иначе. Теперь ему нужно принимать во внимание не только себя; у него была Маделин, и он сделает все возможное, чтобы сохранить для нее дом. Она не вышла бы за него, если бы его ожидало банкротство или потеря имущества.

Сейчас был март; на земле все еще лежал снег, но в воздухе витало пульсирующее обещание весны. Примерно на следующей неделе на деревьях и кустарниках начнут набухать почки; земля оживет, но у него во рту стоял привкус горечи, потому что, возможно, это была последняя весна, которую он увидит на своем ранчо.

Он мог слышать, как Мэдди на кухне подпевает радио, собирая ингредиенты для пирога. Она стала настолько искусна в приготовлении сдобы, что его рот начинал увлажняться всякий раз, когда до него долетали эти теплые запахи. Она была счастлива здесь. Он женился на ней, не ожидая ничего большего, кроме партнера по работе, но вместо этого получил теплую, умную, забавную и сексуальную женщину, которая любила его. Казалось, она никогда не стеснялась этого, никогда не пыталась давить на него, требуя большего, чем он мог дать. Она просто любила его и не пыталась это скрывать.

Он не знал, как рассказать ей, но она имела право знать.

Когда он вошел, она слизывала тесто для кекса с деревянной ложки и, подмигнув, протянула ему ложку.

– Хочешь облизать?

Ее пальцы тоже были выпачканы тестом. Он начал с ее пальцев и проделал дорожку до ручки ложки, слизывая языком сладкое тесто. Когда ложка была чиста, он перевернул ее пальцы, удостоверяясь, что получил все.

– Что-нибудь еще?

Она взяла миску и провела пальцами по ее краям, затем засунула их себе в рот, слизывая тесто.

– Твоя очередь.

Они вычищали миску, словно два ребенка. Это, вероятно, была самая подкупающая черта Мэдди – непринужденность, с которой она находила жизненные удовольствия, и она научила его снова радоваться. Это были обычные простые вещи, вроде их пустяковой игры или облизывания миски, но он забыл, что значит весело проводить время, пока она не вошла в его жизнь.

Риз очень не хотел говорить ей, что они могут потерять свой дом. Мужчина должен заботиться о своей жене. Возможно, это было старомодно и по-шовинистки, но именно так он чувствовал. То, что он был не в состоянии обеспечить ее, словно кислота, разъедало его гордость.

Он вздохнул и положил руки ей талию, его лицо стало угрюмым.

– Нам надо поговорить.

Она осторожно взглянула на него.

– Мне никогда не нравились беседы, которые начинаются с такой фразы.

– Эта тебе тоже не понравится. Но это важно.

Она подняла взгляд на его лицо, ее глаза стали мрачными, пока она изучала выражение его лица.

– Что случилось?

– Потеря половины стада подкосила нас. Я не могу заплатить по закладной, – сказал он максимально кратко и откровенно.

– Разве мы не можем попросить продлить срок…

– Нет. Если бы у меня было целое стадо в качестве имущественного залога, то это было бы возможным, но у меня нет достаточного количества скота, чтобы покрыть неуплаченный долг.

– Роберт сказал, что у тебя лучшая голова для бизнеса из всех, что он когда-либо видел. Что мы должны делать и что мы можем сделать?

Он обрисовал три варианта, которые могли случиться, и она слушала его с сосредоточенным выражением лица. Когда он закончил, она спросила:

– Почему ты думаешь, что предложение Роберта уже не в силе?

– Потому что ранчо теперь убыточно.

– Ты все еще здесь, и это на тебя, а не на энное количество коров он хотел делать ставку. – Затем добавила: – Есть еще один вариант, о котором ты не упомянул.

– Какой?

– Я говорила тебе, что у меня есть немного денег…

Он опустил руки.

– Нет. Я уже объяснял тебе.

– Почему нет? – спокойно спросила она.

– Это я тоже уже говорил тебе. Ничего не изменилось.

– Ты хочешь сказать, что, действительно, скорее бросишь ранчо, нежели позволишь мне вложить в него деньги?

• Предыдущая
• 37/49
• Следующая