100 великих разведчиков - Дамаскин Игорь Анатольевич - Страница 104

• Предыдущая
• 104/181
• Следующая

И опять в его судьбу вмешалась женщина.

Работу с Сосновским поручили опытной разведчице Зое Рыбкиной-Воскресенской. Шёл 1940 год.

В беседе с автором этих строк она рассказала, что главной её задачей в работе с Сосновским было получение информации, касающейся гитлеровского плана «Дранг нах остен», впоследствии ставшего основой для пресловутого «Плана Барбаросса».

Сосновский не был расположен к откровенному разговору. У него хватало мужества отвечать, что «долг польского офицера не позволяет ему идти на сотрудничество с советской разведкой».

Рыбкина применила своеобразный розыгрыш. Используя тот факт, что на последнем этапе деятельность Сосновского проходила под контролем гестапо, а контроль этот осуществлял не кто иной, как агент советской разведки «Брайтенбах», работавший помощником шефа гестапо Мюллера, она построила беседы с Сосновским таким образом: задавала вопросы, а ответы Сосновского, уличая его в неправде или умолчании, комментировал присутствовавший тут же разведчик Василий Зарубин. Он называл обстоятельства и места встреч Сосновского с агентурой, номера и марки автомашин, даже суммы, которые тот тратил в ресторанах, и клички его лошадей.

Сосновский всё более терялся, к нему «возвращалась» память, и, наконец, он встал, поклонился и сказал:

— Я восхищён искусством советской разведки. Вы знаете обо мне больше, чем я сам. Я готов мобилизовать свою память и ответить на всё, что вас интересует.

Юрек дал информацию о разведке Риббентропа и взаимоотношениях германского МИДа с абвером и гестапо.

После Рыбкиной с ним работал известный разведчик Судоплатов. К этому времени Сосновский уже охотно сотрудничал с советской разведкой. Он сообщил о двух своих агентах, о которых гестапо так и не узнало, и они продолжали действовать. От его имени с ними восстановили связь, и она поддерживалась до начала войны.

Достоверных данных о дальнейшей судьбе Сосновского нет. Рыбкина рассказывала автору, что слышала, что в 1943 году он был освобождён из заключения, вступил в ряды Войска Польского и погиб в боях за освобождение Варшавы.

После казни жены барон фон Берг обратился в Верховный суд в Лейпциге с просьбой о том, чтобы его брак с Бенитой, «предательницей, отвергнутой германской расой», был объявлен «недействительным с самого начала». Суд удовлетворил его просьбу.

Полковник Натцмер, отец Ренаты, потрясённый её гибелью, умер через несколько месяцев после казни дочери. Его жена умерла вслед за ним.

Ирен фон Йена из тюрьмы была направлена в один из женских концлагерей, где и закончилась её жизнь.

Что касается виновницы провала Юрека Сосновского танцовщицы Риты Паси, то последние сведения о ней относятся к 1950 году, когда её видели в Западной Германии, она выступала с цыганским ансамблем.

Николай Владимирович Скоблин — личность загадочная, его деятельность в качестве разведчика до сих пор вызывает споры. Окончил кадетский корпус и юнкерское училище, участвовал в Первой мировой войне. В 1917 году, будучи штабс-капитаном, вступил в ударный батальон. Вместе с первыми добровольцами проделал знаменитый Ледовый поход. Командовал Корниловским полком, одним из четырёх полков, которые были укомплектованы только офицерами и считались элитой Добровольческой армии. Полк был назван в честь генерала Корнилова, погибшего в 1918 году; позднее он был развёрнут в дивизию. В последние часы белого движения в Крыму, в ноябре 1920 года, он лично проследил за тем, чтобы каждый боец-корниловец был погружен на пароход «Саратов». 2 ноября 1920 года он последним вошёл на палубу «Саратова» и, как говорят, был фактически последним участником белого движения, покинувшим родную землю. К этому времени он уже был генералом.

Боевая судьба свела его с выдающейся русской певицей Надеждой Плевицкой. Уроженка курской деревни, простая крестьянская девушка, она стала знаменитой исполнительницей русских народных и других популярных в то время песен. Неоднократно выступала в высшем свете, пела и для самого государя Николая II, который очень ценил её талант. Сразу после революции стала на сторону красных, впрочем, утверждали, что она с одинаковым чувством, в зависимости от аудитории, могла спеть и «Боже, царя храни» и «Смело мы в бой пойдём». Во время Гражданской войны, находясь на гастролях на фронте, попала к белым. Известны три версии этого факта: пленена в бою; перебежала к белым; осталась в городе после отступления красных. Достоверно известно лишь то, что частью, которая её захватила, командовал тогда ещё полковник Скоблин. Он влюбился в Плевицкую, та ответила взаимностью.

Надежда была на двенадцать лет старше своего возлюбленного, что не помешало им до самого конца оставаться любящей и верной парой.

Иностранные и эмигрантские авторы зачастую утверждают, что Плевицкая уже тогда была агентом ВЧК, которая забросила её в тыл белых с целью вербовки Скоблина, с чем она успешно и справилась. Это утверждение полностью противоречит документальным данным, да и логике событий.

Вместе с остатками белых войск Скоблин и Плевицкая вначале оказались в Галлиполи, а затем в Париже. Он был вынужден снять военную форму, без которой казался маленьким и невзрачным, особенно рядом с красавицей женой. Однако оставался командиром Корниловского полка и мог в любой момент собрать офицеров этого полка, находившихся в Париже. Все они были членами «Российского общевоинского союза» (РОВС), организации, объединявшей русское офицерство в эмиграции. Формально РОВС носил благотворительный характер и занимался оказанием помощи неимущим офицерам и их семьям. Фактически же представлял собой довольно активное объединение белогвардейцев-единомышленников, готовых в любое время выступить в интервенционистский поход против Советской России. РОВС имел широкие связи во всей Европе, обладал собственными разведывательной и контрразведывательной службами, унтер-офицерской школой, проводил сборы.

В среде русских офицеров Скоблина уважали, к нему с подчёркнутым вниманием относились генералы Кутепов и Миллер, руководители РОВС. «И с семьёй Кутепова, и с семьёй Миллера Плевицкая и Скоблин очень дружили ещё со времён Галлиполи», — писал в своих воспоминаниях Александр Вертинский.

РОВС очень беспокоил руководителей ВЧК и Советской России. Они видели в нём не только врага идеологического, но и вполне реального, способного предоставить квалифицированные кадры и для армий, и для разведок возможных противников, и для осуществления террора. Поэтому борьба с белой эмиграцией вообще, и с РОВС в частности, стала одной из главных задач ВЧК-ОГПУ в 1920–1930 годы.

Осенью 1930 года во Францию был направлен агент ИНО Пётр Георгиевич Ковальский с задачей завербовать Скоблина и Плевицкую. Он был однополчанином и другом Скоблина с 1917 года, когда они вместе служили в ударном батальоне. У Ковальского было «вербовочное» письмо от брата Скоблина. Он провёл несколько бесед с супругами — вместе и по отдельности. В результате они согласились работать на советскую разведку, в чём и дали соответствующие расписки 10 сентября 1930 года, а затем вторично 21 января 1931 года. Скоблин и Плевицкая получили клички «Фермер» и «Фермерша» и обещание разведки выплачивать им по двести долларов ежемесячно.

Первые донесения Скоблина не представляли интереса, и руководство ИНО уже стало опасаться — не подстава ли он, уж слишком легко, «без сучка и задоринки» прошла их вербовка. Однако победило мнение, что Скоблин и Плевицкая дали согласие искренне, так как разговор с ними произошёл вовремя, после их крупных финансовых неудач, и, кроме того, дал Плевицкой надежду воскресить свою славу при возвращении в Россию.

После нескольких бесед со Скоблиным и Плевицкой от них начал поступать более ценный материал, например, копия плана РОВС на случай войны с СССР и другие внутренние документы этой организации, в том числе три доклада с мобилизационными планами всех белых войск в Европе. Проверка показала, что Скоблин и Плевицкая преданно и честно служили советской разведке.

• Предыдущая
• 104/181
• Следующая