100 великих разведчиков - Дамаскин Игорь Анатольевич - Страница 103
- Предыдущая
- 103/181
- Следующая
Во время обыска в квартире Сосновского в книге по истории польских королей XV века гестапо обнаружило несколько копирок военного министерства, которые он приготовил для отправки в Варшаву.
Когда гестапо арестовало Ренату фон Натцмер, та сразу призналась во всём, даже прежде, чем был начат её допрос. В её же квартире была арестована Ирена фон Йена.
Следствие по делу продолжалось несколько месяцев. В прессе раздувалась кампания шпиономании, сообщались всё новые и новые подробности, которые явно указывали на страшную опасность для Германии и её народа со стороны иностранных разведок.
Гудериан, сам разрабатывавший план нападения на Польшу, требовал разорвать отношения с этой страной. Правительство, всячески подчёркивая своё дружеское отношение к Польше, опасалось, что скандал может повредить польско-германской дружбе.
В зале суда находились высокопоставленные партийные чиновники. Молодые офицеры немецкой разведки были приглашены специально, чтобы поучиться у Сосновского, как надо вести разведывательную работу.
Когда судья повторил Сосновскому обвинение в том, что он офицер польской разведки, тот поднялся, щёлкнув каблуками стал по стойке «смирно» и чётко сказал:
— Да, вы правы. Я — офицер польской разведки.
Юрек Сосновский проявил полное равнодушие к своей судьбе. Его единственной заботой было спасение Бениты и Ренаты. Он настаивал на том, что Бенита ничего не знала о его работе. То, что она познакомила его с некоторыми из женщин, работавших в государственных учреждениях, было простым совпадением. Он заявил суду, что шантажировал Ренату, и она никогда не понимала, что простые копирки представляют такую ценность для её министерства. Но его самоотверженность никому не помогла.
Фрау фон Фалькенгейн и фрейлейн фон Натцмер приговорили к смертной казни, фрейлейн фон Йену и Юрека Сосновского как иностранца — к пожизненному заключению.
Уже после приговора фрау фон Фалькенгейн заявила о своём желании выйти замуж за капитана Сосновского. Тот согласился, ведь это давало какой-то шанс спасти её, так как она приобретала в таком случае польское гражданство. Но Гитлер, отказав ей в этой просьбе, утвердил смертный приговор. Обе женщины были казнены в феврале 1935 года на глазах у Юрека Сосновского.
По пути на плаху Бенита фон Фалькенгейн воскликнула: «Я с радостью умираю за своё новое отечество!» Растроганный Сосновский склонился перед ней и молча поцеловал руку.
Казнь Бениты и Ренаты происходила во дворе тюрьмы Плётцензее в присутствии свидетелей, в числе которых был Рейнхард Гейдрих, группа партийных функционеров и чинов гестапо и СС, явившихся насладиться зрелищем.
Палач был в вечернем костюме, цилиндре и чёрной маске. Рената подвергалась казни первой, Бенита и Юрек должны были наблюдать её. В последнюю минуту нервы фрейлейн фон Натцмер сдали. Три тюремных надзирателя с трудом приволокли её, пронзительно кричащую и сопротивляющуюся, на плаху и удерживали тело в позе, позволившей палачу нанести удар. Было ясно, что он сам потрясён, и первый удар топора был неудачным.
Баронесса фон Фалькенгейн приняла свою участь спокойно. Она верила в то, что Сосновский не перенесёт её гибели и они вскоре встретятся на небесах.
Последние моменты её жизни выглядели несколько театрально, но были столь искренними, что растрогали даже твердокаменных официальных лиц. Бенита преклонила колени перед плахой и положила перед собой фотографию Юрека так, чтобы видеть её в момент смерти. После этого положила голову на плаху, откинув с шеи волосы.
Палач нерешительно оглядывался по сторонам. Офицер СС приказал ему действовать. Всю свою волю и нервы, видимо, сконцентрировал палач на этом ударе. Топор обрушился на шею Бениты, и прекрасная голова баронессы упала на землю, окропив кровью фото её возлюбленного.
Палач повернулся и пошёл. Свидетель, рассказывавший об этой казни, видел, как он неуверенно ковылял через тюремный двор. Впоследствии он отказался от этой работы, и в дальнейшем топор палача в Германии был заменён гильотиной.
После казни по всей Германии были развешены громадные малиновые плакаты, на которых большими чёрными буквами сообщалось:
«Народный суд Рейха в Берлине приговорил 16 февраля 1935 года:
1. Бениту, урождённую фон Цолленкопфен-Альтенклинген, разведённую баронессу фон ФАЛЬКЕНГЕЙН.
2. Ренату фон НАТЦМЕР, обеих жительниц Берлина за предательство военных секретов к СМЕРТИ как врагов германского народа.
За то же преступление гражданин Польши Георг фон Сосновски и Ирен фон Йена приговариваются к пожизненному тюремному заключению.
Приговорённые фон Фалькенгейн и фон Натцмер, поскольку фюрер и рейхсканцлер не посчитал возможным помиловать их, были казнены этим утром во дворе тюрьмы Плётцензее.
Государственный обвинитель народного суда Берлина».
По Германии были развешены и другие плакаты, которые призывали к бдительности и запугивали такой же расправой всех, кто будет выдавать или выбалтывать государственные тайны иностранцам или общаться с ними.
Кампания шпиономании сыграла свою роль. Разведчики, находившиеся в то время в Германии, рассказывали, что многие из их агентов были настолько напуганы, что отказывались от встреч и дальнейших контактов с ними.
Некоторое время спустя адмирал Канарис навестил польского посла в Берлине Липского и предложил обменять Сосновского на арестованную в Польше германскую разведчицу фрау Лидию Орзорек (и тут ему «помогла» женщина!). Польское правительство дало согласие на этот обмен, и вскоре Сосновский оказался… в польской тюрьме.
Как это часто бывает в разведке и с разведчиками, польское правительство посчитало представленные им подлинные материалы фальшивками, так как они не соответствовали концепции тогдашних властей о том, что главный враг Польши — это Советский Союз, а Германия не может готовить нападение на Польшу. А дезинформация материалы Гриф-Чайковского (так же как и полученная Сосновским дезинформация гестапо) была признана достоверной. Несколько позже Гриф-Чайковский был всё-таки уличён в измене и понёс заслуженную кару: его повесили.
Однако Сосновского это не спасло. Видимо, власти действовали по принципу: «Раз человек арестован, значит, он виновен». Его обвинили… в перерасходе денежных средств на содержание агентуры, припомнили всё — и балы, и скачки, и меха, которые он дарил своим женщинам-агентам.
Сосновского заключили в крепость. А 1 сентября 1939 года в Польшу вторглись немецкие танки. Они шли точно по тем маршрутам и по тому графику, которые были нанесены на карты Гудериана и которые польский генштаб отверг как фальшивые.
Автор книги об адмирале Канарисе английский журналист Иан Колвин пишет, что после захвата Варшавы Канарис приказал разыскать Сосновского в надежде получить от него материалы о невыданной им ранее агентуре. Но в Варшаве найти его так и не удалось.
Однако Сосновский какое-то время был на свободе, в 1938 году его навестил в Варшаве английский разведчик Кукридж, который знал его ещё по Берлину. Сосновский поседел, выглядел измученным и корил себя за гибель Бениты. Разговаривать о каких-либо делах с Кукриджем он отказался. Вскоре он вновь был арестован и заключён в одну из самых мрачных политических тюрем панской Польши — «Берёзу Картузскую». Именно там этот некогда блестящий офицер, любимец женщин был обнаружен в сентябре 1939 года, когда в Западную Белоруссию пришли части Красной армии. Тысячи заключённых в «Берёзе Картузской» белорусских подпольщиков, коммунистов, крестьян-бунтовщиков и других были освобождены и отправлены по домам. В числе их оказался и Сосновский.
Но несчастного Сосновского ждала третья тюрьма, на этот раз советская. Уже после освобождения им заинтересовались соответствующие органы и препроводили его в Москву, как ценного польского разведчика. Никакого обвинения, правда, ему предъявлено не было, он содержался на Лубянке, в сравнительно — насколько это было возможно — привилегированных условиях и «числился» за разведкой.
- Предыдущая
- 103/181
- Следующая
