Первая смена - Кунгурцев И. - Страница 7

• Предыдущая
• 7/14
• Следующая

— Сергей, — окликнул вожатого Вилен. — Пора начинать отрядные. Я скажу, чтобы играли сбор. Хорошо?:

— Да, Виля, — рассеянно ответил Сергей. — Да, да, пусть играют…

Мальчишка удивленно взглянул на вожатого и, ничего не поняв, побежал искать горниста…

…Автобусы остановились у входа в ботанический сад. Захлопали дверцы машин.

— Дорогие юные друзья, — торжественно начал экскурсовод, — мы с вами в Никитском ботаническом саду, в удивительной сокровищнице растительного мира.

Ребята деликатно помалкивали, ожидая удивительного. Ждать долго не пришлось.

— Я покажу вам редчайший экземпляр флоры — дерево, которое тонет в воде!

— Дерево в воде потонет? Чудно! — усомнился Виталька.

— Ты сам в этом убедишься. Прошу следовать за мной…

Деревья отступили, и перед ребятами открылась пересеченная рядами виноградников долина. Очень четко и ясно выступили на фоне голубого неба зубчатая вершина Ай-Петри, россыпь белых домиков Ялты.

— Неужели потонет? — не унимался Виталька.

— Извольте убедиться.

Сергей видел, как, недоверчиво улыбаясь, отломил Виталька кусочек ветки, подошел к бассейну и, делая вид, что он нисколько не верит в успех своего эксперимента, бросил ветку в воду.

Чтобы не обидеть мальчишку, Сергей сдержал смех, наблюдая, как стало меняться Виталькино лицо, когда брошенная им веточка начала погружаться все глубже и глубже.

— Тонет…

— Железное дерево! — экскурсовод был явно доволен произведенным эффектом. — Удельный вес этого дерева, заметьте, больше удельного веса воды.

— А-а-а…

— Скажите, а это дерево пробковое? — донесся откуда-то со стороны голос Наума:

— Совершенно верно. Пробковый дуб. Из его древесины делают пробки, им набивают спасательные круги и пояса. Вот удельный вес этого дерева, — повернулся экскурсовод к Витальке, — значительно меньше удельного веса воды. Таким образом, из этого следует: дерево не только не тонет само, но еще может удержать на воде довольно большой груз. Так-то, друзья мои.

— Дяденька, — нерешительно поднял на экскурсовода глаза Виталька, — можно, я кусочек с собой возьму? Деду покажу. А то он у меня такой, ни за что не поверит.

— Возьми, возьми, — улыбнулся экскурсовод. — Кстати, друзья мои, у вас в лагере, несомненно, есть самшит.

— Есть, — откликнулись ребята. — Кустики такие? У нашей палатки растут.

— Должен сказать вам, самшит тоже тонет в воде.

— Опасные вы даете сведения, — рассмеялся Сергей. — Боюсь, что в следующий раз на вопрос, есть ли самшит, вы получите отрицательный ответ.

— Ну, я надеюсь, они оставят что-нибудь и товарищам.

— Оставим, — озорно закричали ребята.

— А правда, это дерево ядовито? — снова вмешался Наум, показывая на маленькое деревце, обнесенное проволокой с предупреждающими табличками.

— Весьма. И требует самого осторожного обращения.

Экскурсовод повернулся к Сергею.

— Представьте, пришлось огородить. Ладно бы дети, они вообще любят во всем сомневаться, но ведь, подумайте, взрослые… Одного спрашиваем: «Скажите, вы видели предупреждение?» — «Видел», — отвечает. «Так что же вы, простите, полезли?» — «А я не поверил, думал, просто редкое растение и решили припугнуть, чтоб не ломали». Ну что тут будешь делать?!

— Так им и надо! — вдруг сказал Вилен.

— Кому надо? — удивился сотрудник сада.

— Тем, кто лазит. Пусть жгутся. Я бы снял проволоку. Редкое, видите ли, растение, так обламывать его надо. Жалко, что только обжигает. Таких больно жалить надо, — резко закончил Вилен.

Ребята, примолкнув, смотрели то на своего председателя, то на маленькое деревце, огражденное проволокой.

— Правильно Вилен сказал, — зазвенел голос Витальки. — Скажите, пожалуйста, вашим начальникам, — обратился он к экскурсоводу, — что третий отряд Нижнего лагеря «Артека» за то, чтобы сняли загородку. Кто не верит надписям, пусть расплачивается… А я железной веточки брать не буду: Пусть дед не верит, переживу.

Экскурсовод растерянно взглянул на Сергея.

— Придется сказать, — улыбнулся вожатый. — Они, по-моему, все за это.

И, рассмеявшись, обнял за плечи сразу нескольких мальчишек, требовательно смотревших на растерявшегося экскурсовода.

— Великолепно, друзья мои! — только и сказал тот, недоуменно разводя руками. — Знаете ли, это великолепно!

В любом отряде, в любом лагере сколько ребят, столько и характеров. Артек — не исключение. И отношение к каждому разное. Одних любят, других не замечают, третьих презирают, четвертых ненавидят. А если еще учесть, что любовь и ненависть у одних к одним, а у других к другим, то получается такой клубок взаимоотношений, разобраться в котором очёнь трудно. Но и не замечать всего этого нельзя. Нужно вовремя поддержать любимца, сначала, правда, разобравшись, за что любят, каким-нибудь хитроумным маневром поднять в глазах остальных презираемого, пригасить вовремя вражду.

Вражда всегда особенно настораживает. Ребята не взрослые, они ненавидят открыто и чаще всего за дело. Значительно проще, когда не любят действительно плохого. Его перевоспитывают все: и ребята и вожатый. Хуже, когда презирают за неумение. Здесь ребята уже не союзники вожатого. Да и переделать характер человека, пусть даже двенадцатилетнего, значительно труднее, чем заставить его подчиняться, часто, правда, только внешне, требованиям дисциплины.

Еще в первые дни Сергея насторожил Валерик. Он был как раз одним из тек, кого презирают за неумение. Валерик вышел из санпропускника, неловко прижимая к животу комок вещей. Беспрерывно ронял и подбирал то тапочки, то зубную щетку, то мыло. Нагибаясь за одним, он тут же терял другое, и это занятие казалось бесконечным. Большая панама налезла на оттопыренные уши. Галстук, завязанный каким-то немыслимо запутанным узлом, съехал набок, а глаза за толстыми стеклами очков смотрели на мир доверчиво и вопрошающе. Когда он нагнулся за очередной упавшей вещью, Сергей увидел, что кто-то из ребят уже успел засунуть ему за резинку трусов лохматый клочок мочалки.

— Иди-ка сюда, — познал его Сергей. — Тебе так никогда до палатки не дойти. Ну-ка выкладывай на стол свои пожитки. Снимай панаму, клади все в нее. Теперь иди. Стой, хвост у тебя сниму.

— Спасибо, — мальчишка благодарно улыбнулся вожатому.

«М-да! Туго тебе придется», — подумал про себя Сергей, а вслух только спросил:

— Тебе галстук-то кто завязывал? Сам?

— Сам!

— А дома тоже сам?

— Нет, дома папа.

И Валерик тяжело вздохнул.

Это сразу видно. Ты тут такого накрутил… Валерик ничего не сказал, только снова вздохнул.

— Ну ладно, иди. По тропинке спустишься вниз, там палатки… Тебя в какой отряд направили?

— В третий…

С этого дня и начались мучения Сергея. И так-то было трудно в первые дни, а тут еще Валерик.

— Что ты за человек? — не выдержал Сергей. — За что бы ты ни взялся, все у тебя валится из рук. Как же ты дома-то живешь?

— Не знаю, — чистосердечно признался мальчишка и поднял на вожатого огромные глаза. Вы знаете, я как-то никогда об этом не задумывался.

— Смотри, — Сергей взял его за ворот рубашки, у тебя оторвалась пуговица. Ты можешь ее сам пришить?

— Наверное, нет… Я никогда не пробовал шить.

Валерик нисколько не возмущался этим допросом, отвечал спокойно и, как всегда, обстоятельно. Сергей отлично видел, что не сегодня-завтра случится беда, ребята подшутят над беспомощным мальчишкой, и шутка эта может быть очень злой, в этом возрасте еще не очень понимают, где кончается безобидная шутка и начинается злая.

Он вспомнил все те шутки, которые устраивали с Валериком ребята. Все эти подложенные в кровать камни и шишки от кипарисов; связанные шнурками тапочки; уплывающие в море, якобы нечаянно уроненные, панамки, за которыми Валерик бегал в воду, высоко поднимая ноги и смешно подпрыгивая на острых камнях. Шутки, за которые он ругал ребят, а сам понимал, что не подшучивать над Валериком свыше их сил. Они-то издевались не над ним. Это был протест ловкости, умения против неумения и бессилия.

• Предыдущая
• 7/14
• Следующая