Казачьи сказки - Коллектив авторов - Страница 44

• Предыдущая
• 44/85
• Следующая

Смолоду с женой своей казак жил душа в душу. Люди глядели на них – радовались. А к старости, что муж не скажет жене – она ему все перечит. Стали чуть ли не каждый день ссориться. Старуха решила сходить к лекарю. С ним посоветоваться: может быть, он старику даст какое-нибудь лекарство.

Пришла к лекарю. Еще через порог переступить не успела, как на всю избу затараторила без удержки. Все на старика жалуется. Лекарь терпения набрался, до конца ее выслушал. Был он человек умный, смекалистый. И спрашивает.

– Ты это так и со своим стариком разговариваешь?

– А ты как же думал? – отвечает старуха, сама уперла руки в бока.

– Ну, тогда твоему горю легко помочь. Вот тебе бутылочка с целительной водою, как начнет тебя старик ругать, так ты ее в рот набери и смотри не выплевывай, не глотай до тех пор, пока он не замолчит.

Старуха лекаря поблагодарила – и домой. Не успела двери за собой прикрыть, как старик ее уже начал бранить.

– Где это ты была, где это ты пропадала?

А старуха поскорее целительной воды набрала в рот из бутылочки – и молчит. Старик побурчал и перестал.

С этих вот пор всегда стала так старуха делать. И живут они теперь дружно да ладно. Люди глядят на них – радуются.

Так то оно так, да не все сразу бывает хорошо да ладно. На ярмарке купила казачка зеркало. Тогда оно было большой редкостью, диковинкой. Домой приехала, мужу ничего не сказала. Спрятала в сундук и ушла. За чем-то полез в сундук муж. Смотрит – зеркало. Взял, повертел его в руках, глянул, а там тоже казак, молодой, бравый, усы черные, закручены кверху. Ему в голову и вошло – не иначе жена с ярмарки привезла портрет своего милого. Долго думать не стал – шашку со стены сорвал, теще говорит:

– Сейчас пойду жене срублю голову!

Теща испугалась, заплакала.

– Да за что ты ее убить хочешь, чем перед тобой она провинилась?

Казак схватил зеркало, под нос теше сует.

– На, погляди на портрет ее милого, полюбуйся!

Теща глянула, не утерпела – рассмеялась.

– Да что ты, баба тут старая, страшная. Лицо – что печеное яблоко, морщинистое. Нос с подбородком шепчутся. Глядеть тошно.

Зять не верит теще. Зеркало возьмет, поглядит, там молодой казак. Заспорили они, один уступить другому никак не хочет. Теща тогда говорит:

– Давай позовем соседку, баба она хоть молодая, но рассудительная. Сразу разберется.

Позвали соседку. Она в зеркало глянула и улыбнулась тут же.

– Ах, какую я вижу красавицу, глядела бы на нее не нагляделась. Чернобровая, лицо белое, губы – что твоя вишенька спелая.

Теща ее в бок толкает.

– Да что ты говоришь, подумай! Там ведь старуха, старая-престарая.

А казак им:

– Что вы ни говорите – не поверю! Там красавец молодой.

Теща и соседка свое, а он свое, шум подняли на всю горницу. Спасибо хозяйка сама тут пришла, растолковала что к чему. Долго все они смеялись. Соседка и хозяйка сами смеются да нет-нет в зеркало глянут. Полюбоваться им на себя охота. Только теща от него отворачивается, досадно ей: в зеркале видны все морщины и седины, от него ничего не скроешь и не спрячешь.

Приехал богомаз в хутор. Поп в сторожку его поместил. Там он начал малевать святых угодников. Малюет себе помаленьку, посвистывает, песенки веселые распевает. Не заметил, как к нему в сторожку зашла поповская дочка. Стоит, глядит, как он не торопясь рисует святой лик. Стояла-стояла, кашлянула легонько улыбнулась, спросила:

– Вы одних только святых малюете? Богомаз засмеялся, кисть бросил в сторону:

– Нет, кого хочешь нарисую!

– Ну, а вот меня бы?

Богомаз поглядел на нее: девица стройная, круглолицая, краснощекая.

– Можно, – говорит. – Ты здорово смахиваешь на святую великомученицу Варвару.

Сладился богомаз с поповой дочкой за три рубля и к вечеру выполнил работу. Стоит святая великомученица Варвара – вылитая попова дочка.

Дня не прошло, как об этом поповская дочь рассказала брату. Он и пришел к богомазу, говорит:

– Ты сестру в виде великомученицы Варвары изобразил, а каким святым меня намалюешь?

– Тебя, – говорит богомаз, – святым Георгием-Победоносцем. Ты ликом на него схож.

– Что ты, – удивляется поповский сын, – Георгия-Победоносца на всех иконах рисуют русым, а я, видишь сам, из чернявых.

Богомаз ему в ответ:

– Ничего, пройдет, каким нарисую, на такого и будут молиться, ведь никто и никогда его не видел.

Сошелся с ним богомаз тоже на трех рублях.

Через полдня поповский сын изображен был на иконе, как Георгий-Победоносец, на рыжем коне. Конь взвился на дыбы, поповский сын колет длинною пикой зеленую змею.

Узнала об этом попадья. Пришла в сторожку. Смотрит, вздыхает, умиляется. Поближе к богомазу подошла, начала просить:

– Ты нарисовал бы меня святой мученицей Прасковией Пятницей.

Богомаз подумал, пожал плечами, сказал нехотя:

– Так и быть, намалюю за десять рублей. Попадья долго с ним рядилась, наконец сошлись на пяти рублях. Вскоре нарисовал богомаз и попадью святою мученицей.

В сторожку зашел как-то поп. На иконы поглядел, узнал дочку, сынка и попадью. Соблазнился. Захотелось и самому покрасоваться в образе святого, говорит богомазу:

– Слышал, что ты будешь скоро писать икону «Тайная вечеря».

– Скоро, а что?

– Так ты там изобразил бы меня Христом или хотя бы апостолом.

– Ладно, – соглашается богомаз, – только за это мне, батюшка, заплатите двадцать пять рублей.

– Заплачу. Как нарисуешь – денежки в руки, держать часу не буду.

Постарался богомаз, изобразил попа в виде Христа. Поп посмотрел, похвалил и заторопился служить вечерню. Богомаз промолчал про деньги, думал, что поп зайдет после вечерни и отдаст. Вечерня отошла, а попа нет как нет. День прошел, другой, неделя – поп глаз не кажет. Богомаз к нему тогда пошел, говорит:

– Батюшка, работу мою ты хвалил, да видно забыл заплатить за нее.

Поп рассмеялся.

– За такое дело тебе господь-бог воздаст своею милостью, а я, так и быть, за твое здравие отслужу молебен.

Долго богомаз и спорил, и бранился с попом, но так ни с чем ушел от него.

Вскоре богомаз закончил свою работу. Плотники собрали иконостас и до освящения закрыли пологом. Освятить его приехал сам архиерей. На такое торжество весь хутор собрался. С иконостаса сняли полог – да все так и ахнули: на иконе «Тайная вечеря» вместо Иуды-предателя поп намалеван, рыжий да косматый, страшный-престрашный. Стоят все, на икону глядят, даются диву, а кое-кто потихоньку в кулак посмеивается. Поп же чуть ума не решился, из церкви хватил, по хутору бежит, орет:

– Покараю, анафеме и бичеванию предам!

Но богомаза нигде не сыскали, он давным-давно уже укатил из хутора.

• Предыдущая
• 44/85
• Следующая