Птицелов - Гриффит Рослин - Страница 44

• Предыдущая
• 44/49
• Следующая

Он помнил — в доме Кинсэйдов. Придется об этом рассказать. Но он заметил, что Орелия смотрит на него широко раскрытыми глазами. Если он расскажет об их свидании, он погубит ее репутацию.

— Понятия не имею, где я ее потерял, — отрезал он решительно, думая: «Она увидит, что я такой же джентльмен, как ее будущий муж, хоть и не получил аристократического воспитания». — Я говорил в полиции, что два вечера подряд надевал эти запонки, а потом обнаружил, что одна из них пропала.

— Интересно, — заметил Кэннингхэм. — Кто может это подтвердить?

Могла бы Орелия, но она молчала.

— Разве я здесь на допросе? — резко спросил Лайэм.

— Конечно, нет, — мягко сказала миссис Кэннингхэм. — Мы хотим снять с вас подозрение, а не помочь полиции осудить вас за убийство.

Орелия побледнела и вздрогнула, и сидящая рядом Федра накрыла своей ладонью ее руку и что-то ей зашептала. Все устремили взгляды на двух женщин. Лайэм обратил внимание на Тео — тот глядел как-то особенно пристально и казался расстроенным. «Уж не влюблен ли он в Федру?» — подумал Лайэм.

Орелия откинулась на спинку кресла с застывшим лицом.

Продолжая сжимать ее руку, Федра повернулась к Росситеру и высказала предположение:

— Разве это не может быть кто-то, не имеющий отношения к нашему Обществу любителей древности?

— Это не просто любитель! — возразил Росситер. — Это настоящий знаток! А все знатоки — члены нашего Общества. Мумия сделана с изумительным мастерством.

В тоне Росситера прозвучало восхищение, но никто не разделил его энтузиазма. Все были мрачными и подавленными, выступали неохотно и вяло. Высказали еще несколько предположений, но собрание окончилось безрезультатно.

Лайэм молчал, он решил ждать и надеяться. Ждать, чтобы сердце Орелии смягчилось. Надеяться, что она решится рассказать о той ночи, хотя бы не здесь, а в полиции. Скажет о том, как он потерял запонку. Но она не взглянула на него, не подошла к нему после заседания. «Она будет молчать, — решил он, — ведь Карлтон не возьмет в жены „испорченную голубку“.

Выйдя из дома через боковую дверь, которая была ближе к конюшне, Орелия увидела Лайэма, который, вскочив в седло, умчался прочь галопом, словно беглец, которого преследуют по пятам. Сердце ее упало.

Карета стояла у дверей. Федра на минуту задержалась в доме, прощаясь. Она решила поскорее вернуться домой, чтобы старый слуга Фред не ждал ее дольше обычного.

Орелия знала, что грум Тео где-то рядом, но сейчас она была одна и чувствовала какое-то облегчение, вырвавшись на воздух из угнетающей атмосферы дома Тео. Но тревога ее не унималась. «Как могло случиться, — думала она, — что после такой вспышки счастья она и Лайэм оказались, в беспросветном мраке?» Орелии захотелось подойти к лошадям— старый Гарольд Смелый любил, чтобы с ним поговорили и погладили по шелковистому крупу. Над входом горело два фонаря, на земле едва светилась лужа бледного света. Орелия осторожно ступала, обходя карету доктора Кэннингхэма, как вдруг почувствовала, что не может двигаться дальше. Она нагнулась и увидела кусок какой-то материи, кажется, льняной ленты, который приклеил ее туфлю к колесу кареты. Она отодрала ее от туфли и от колеса и выбросила. И тут ей показалось, что за ней кто-то наблюдает из темноты. Орелия вздрогнула, но вспомнив, что вооружена, успокоилась. В эту минуту из дома вышли ее тетка и Кэннингхэмы. Сидя в карате, Орелия вздохнула и сказала решительно:

— Я должна это сделать. Я добьюсь оправдания Лайэма.

— Вы хотите добиться оправдания О'Рурка?

Орелия вздрогнула, услышав мужской голос, обернулась и увидела Тео.

— Тео, вы нас испугали. Зачем вы здесь, мы ведь с вами попрощались, — сказала Федра. Но он молчал, не отрывая глаз от Орелии и словно прожигая ее взглядом.

— Как вы собираетесь этого добиться? — спросил он глухо, опустив глаза.

— У меня есть информация, — сдержанно ответила она, не собираясь посвящать его в свои отношения с Лайэмом. Она решила, что сегодня же утром полиция будет располагать этой информацией.

Федра взяла в руки поводья и тронула с места Гарольда Смелого. Хотя по пути к дому тетка одобрила ее решение, Орелия всю ночь испытывала мучительное беспокойство.

Наутро в полицейском участке лейтенант Энтони Фрайго измучил Орелию десятками придирчивых вопросов, но как будто бы поверил ей.

Орелия покинула участок с облегчением в душе. Карета ждала у дверей; Фред натянул вожжи, ласково понукая Гарольда Смелого:

— Ну, Гарри, пошел!

Федра, по настоянию Орелии, не присутствовала на допросе, а ожидала в карете.

— Ну, как?! — встревоженно спросила она.

— Кажется, он мне поверил.

— Но полиция не огласит твое имя? — шепотом спросила Федра: мерный стук копыт старой лошади заглушал ее голос.

— Лейтенант обещал…

— Ну слава Богу, не то опять разразился бы семейный скандал!

— Тетя Федра, — упрекнула Орелия, — ты слишком щепетильна.

— Огласка повредит тебе, дорогая. Мне-то нравилось в молодости шокировать общество! Но у тебя не тот характер. Хотя ты смело рискнула своей репутацией.

— Любой порядочный человек поступил бы так же, — возразила Орелия.

— Надеюсь, что Лайэм это оценит.

— Не надейся — он упрямый дурак.

— Не думаю, — возразила Федра, — если он похож на своего отца, то он чего-то стоит.

— Может быть. Ты не хочешь, чтобы я поехала с тобой на телеграф?

Посыльный принес телеграмму из Калифорнии, когда Федры не было дома, и отказался вручить ее кому-либо другому. Орелия знала, с каким страхом и нетерпением тетка ждала эту телеграмму.

— Спасибо, дорогая, лучше я узнаю все одна.

«Узнает решение судьбы, своей и Сина», — подумала Орелия.

Орелия вспомнила, что она обещала зайти сегодня утром к Мэриэль. Надежда получить немного родственного тепла от сестры подняла ее настроение. Федра высадила племянницу у дверей дома сестры и поехала на телеграф. Орелию встретил лакей, заявивший, что «хозяева не принимают». Она все-таки вошла в холл и сразу услышала громкий спор, доносившийся из открытых дверей музыкальной гостиной.

— Уэсли, ты не сделаешь этого!

— Думаешь, я бросаюсь пустыми угрозами. Нет, дорогая, как я говорю — так и поступлю.

Раздался какой-то шум, и Орелия кинулась к дверям. Зрелище изумило ее — двое кряжистых грузчиков тащили через комнату пианино, в которое вцепилась, заливаясь слезами, хрупкая Мэриэль.

— Не веди себя словно ребенок, Мэриэль! — хрипло прозвучал голос Уэсли.

— Но это мое пианино! Отец подарил его мне, когда я была еще девочкой!

— Я твой муж и имею право на все, что ты называешь своей собственностью.

— Как вы смеете, Уэсли! — закричала Орелия, преграждая путь грузчикам. Они остановились.

— Кто дал вам право вмешиваться, Орелия Кин-сэйд? Зачем вы здесь? — закричал Уэсли.

— Чтобы прекратить это безобразие! — запальчиво ответила Орелия.

— К черту!-лицо Уэсли налилось кровью. — Эй, тащите! — крикнул он грузчикам.

— Но ведь леди…

— Это не леди! Отпихните ее!

— Уэсли! — взмолилась Мэриэль.

— Вы меня слышали, — повторил он, не обращая внимания на жену. — Если хотите, чтобы вам заплатили, вытащите отсюда этот распроклятый инструмент.

— Простите, мэм, — сказал один из грузчиков. — Отойдите, пожалуйста!

Они подкатили пианино к дверям, в которых стояла Орелия. Она взглянула на Уэсли — он был разъярен.

— Ора, пожалуйста! — жалобно закричала Мэриэль. Орелия отступила.

— Можете убираться вслед за пианино! — прорычал Уэсли.

— Не уйду, пока не увижу, что сестра в безопасности.

— Это вы всему причиной! — прошипел Уэсли, указуя обвиняющим перстом на Орелию. — Пока вы не вернулись из Италии, Мэриэль была примерной женой. Вы плохо влияете на нее. Ноги вашей не будет в моем доме!

— Ора, лучше уйди сейчас, — рыдала Мэриэль. — Я поговорю с тобой, когда все уладится…

— Не будет этого! — Уэсли торжествовал свою победу. — Ты не встретишься с сестрой, пока не раскаешься в том, что пренебрегала обязанностями жены. Тогда, может быть, я разрешу.

• Предыдущая
• 44/49
• Следующая