Шесть систем индийской философии - Мюллер М - Страница 90

Самаяма, включающая три высшие вспомогательные средства йоги, называется внутренней (III, 7), в отличие от других средств, но сама по себе она все-таки только внешнее вспомогательное средство так называемого безобъектного состояния (нирвиджа, III, 8). Трудно найти слово для передачи самаямы – твердое схватывание будет передачей только приблизительной. И именно эта-то самаяма и приводит к сиддхи, или к совершенствам. Сначала такие совершенства не были чудесными, хотя впоследствии они и сделались таковыми, они не были также конечной и высшей целью философии йоги, как часто полагали и индийские и европейские ученые. Па-танджали, прежде чем приступить к объяснению этих сиддхи, пытается показать, что всякая вещь существует в трех формах – как еще не существующая, как существующая в данную минуту и как уже не существующая более – и что от познания одного состояния можно узнать и о других. Так например, кувшин еще не существует, пока он существует в форме глины; он существует в данную минуту, когда он видимый кувшин, и он не существует более, когда разбит и снова превратился в пыль. «Так и во всем, – говорит Патанджали, – будущее может быть познано по настоящему, а настоящее может быть объяснено прошлым».

Это высказано Патанджали в сутре III, 16. Пока тут все ясно, но трудно понять, почему для этого необходима самаяма и как она применяется к тому, что называется тройным видоизменением. Знание прошлого на основании настоящего и будущего из настоящего навряд ли чудесно, хотя, когда нам говорят, что йогин посредством самаямы знает, что будет и что прошло, то это уже становится похожим на притязание на дар пророчества и, конечно, потом превращается в такое притязание. То же caMoef и еще в высшей степени, применимо и к другим действиям самаямы на йогинов, о которых говорится в следующих сутрах. Так, в III, 17 говорится, что человек, выучившийся понимать значение и правила, указываемые словами, и применяя к этой способности самаяму, делается способен понимать язык птиц и других животных. Действительно, тут все более и более мы входим в сферу суеверий, отнюдь не отличающихся от суеверий других стран и не имеющих никакого права на внимание философа, как бы интересны они ни были для психологии; затем следуют другие чудесные дары, приписываемые все той же самаяме, вроде, например, знания о прежнем состоянии, знания мыслей другого или чтения мыслей, хотя не чисто причинных объектов его мышления, способности делаться невидимым, предвидения смерти человека, иногда указываемой известными знаками и предзнаменованиями.

При помощи самаямы человек может сделаться любимым всеми. Это опять-таки естественно, но вскоре мы снова погружаемся в область сверхъестественного, так как нам говорят, что человек может приобретать силу слона, может видеть невидимое обыкновенными глазами, может, созерцая солнце, приобрести знание географии, созерцанием луны – знание астронома, созерцанием полярной звезды – знание движений небесных тел, созерцанием ноздрей – знание анатомии. Он может подавить чувства голода и жажды, может знать все, если только он в состоянии заставить свою волю и свою самаяму направляться на вещи, производящие подобные эффекты. Кроме этих сиддхи (в сутрах IV, 38-49) упоминается еще и о других, например, о том, что душа может войти в другое тело, может взойти на небо, о неограниченном слушании, о весе столь малом, как вес семени хлопчатника, о победе над всеми элементами, о победе над органами, над временем, о видении и т. п. Мы не могли не упомянуть обо всех этих пустяках, будем ли мы считать их простыми галлюцинациями, которым, как известно, подвержены и наши чувства и наш орган мышления, или попытаемся объяснить их как-нибудь иначе. Они составляют существенную часть философии йоги и, конечно, даже с философской точки зрения, стоит отметить тот факт, что мы встречаем подобные неясные и невероятные утверждения рядом с образцами самого точного рассуждения и со старательными наблюдениями.

Читая о чудесах, совершаемых в Индии йогинами, мы испытываем такое чувство удивления, как при чтении о чудесах, совершаемых когда-то в Александрии неоплатониками. Философ, рассуждающий о самых трудных философских вопросах[181], совершенно искренне начинает рассказывать, что он видел своего учителя сидящим на воздухе на несколько футов выше земли. Достаточно будет привести один пример чудес, будто бы совершаемых в Индии йогинами. Один писатель, с которым я переписывался, автор краткой биографии своего учителя Сабха-патисвами, родившегося в Мадрасе в 1840 году, рассказывает не только о своих видениях, когда он был еще молодым студентом, – это можно объяснить так, как объясняются и все другие видения, – но и о чудесах, совершаемых им в присутствии многих. Рассказывается, что в двадцатидевятилетнем возрасте Сабхапати, преисполненный жажды знания Брахмана (брахмаджняна), увидел Бесконечного Духа, сказавшего ему: «Знай, о Сабхапати, что я бесконечный дух, пребываю во всех созданиях и все создания пребывают во мне.

Ты неотделим от меня, и ни одна душа не отделима от меня – я открываю это тебе, так как вижу, что ты свят и искренен. Я принимаю тебя как ученика, встань и иди к агастье ашраме, где ты найдешь меня в виде риши (мудрецов) и йогинов». После этого во мраке ночи, потому что в час утра он видел это божественное видение, Сабхапати оставил жену и двух детей, вышел из дома и шел всю ночь, пока не дошел до храма Махаде-вы, называемого также Вадашрени-сваямбху-стхала, в семи милях от Мадраса. Там он просидел три дня и три ночи, погруженный в глубокое созерцание, и снова в видении получил приказание идти к агастье ашраме. После многих опасностей он, наконец, достиг этой ашрамы (пустыни) и нашел там в большой пещере великого йогина, двухсотлетнего старика с лицом благостным и божественно сияющим. Йогин ожидал его с того времени, как Махадева приказал ему идти к агастье ашраме. Он сделал его учеником, получил познание Брахмана (брахмаджняна) и практиковал самадхи (созерцание) до тех пор, пока не мог просидеть без пищи несколько дней. Чврез семь лет его гуру (учитель) отпустил его со словами, довольно странными для чудотворца: «Иди, сын мой, и попытайся делать добро миру, открыв ему истины, которые ты узнал от меня. Буду щедр, открывая истину, полезную для хозяев (грихастхи). Но берегись, чтобы тщеславие или мирской оппортунизм не заставили тебя совершать чудеса и возбуждать этим удивление профанов». После этого, по-видимому, Сабхапати учил в некоторых из главных городов и издал несколько книг, но все это время не совершал, однако, чудес. Еще в 1880 году он жил в Лахоре. Но хотя сам он и отказывался совершать чудеса, он оставил отчет о чуде, совершенном одним из прежних членов его пустынножительства (ашрама). Около 180 лет тому назад один йогин проходил через Мисору и посетил Райю, принявшего его с большим почетом. В это время Мисор посетил Набоб из Аркота, и они все отправились с йогином в его ашраме. Набоб, магометанин, спросил его: «Какую силу имеешь ты, требуя от себя божеских почестей, и что ты сделал, чтобы называть себя божественным?» И йогин отвечал ему: «Да, мы обладаем полной божественной силой делать все, что может сделать Бог» – и он взял палку, передал ей божественную силу и бросил в небо. Палка превратилась в миллионы стрел, разбила вдребезги ветви плодовых деревьев, в воздухе загремел гром, заблистала молния, глубокий мрак покрыл землю, тучи покрыли небо, и дождь начал падать потоками. Погибель казалась неизбежной, и среди этой борьбы элементов послышался голос йогина, говорившего: «Если я еше более придам силы, мир будет разрушен». Народ начал умолять йогина умиротворить стихию. Он пожелал, и буря, гром, дождь и ветер, огонь и все прекратились, и небо стало столь же ясным и спокойным, как прежде[182].