Боярин - Гончаров Олег - Страница 29

• Предыдущая
• 29/91
• Следующая

Второй снова лихо стрелу послал. Наконечник по ножу чиркнул, чуть влево свернул, а древко по острию шмурыгнуло. Пролетела стрела еще шагов пять и в землю воткнулась. А на ноже тонкая стружка осталась, повисела мгновение и к подножию шеста упала. Бурю радости этот выстрел у печенегов вызвал. Завопил народ, запрыгал от радости.

Тут и моя очередь подошла. Ударилась моя стрела наконечником в лезвие. Железо об железо звякнуло, и отлетела стрела необточенная.

– Все, – радостно Куря крикнул. – Придется тебе теперь без седла ездить да на копчике мозоли набивать.

– Это не страшно, – огрызнулся я. – Переживу как-нибудь.

А Куря цепь с шеи снял и на победителя надел.

– На-ка, выпей, – протянул он мне корчагу. – Легче будет со своим поражением смириться, – а сам довольный, словно это он у меня на стрельбище выиграл.

Приложился я к горлышку, бузы глотнул, вид делаю, что меня проигрыш не дюже расстроил. Даже рассмеялся беспечно, когда по усам мне хмельной напиток потек, чтоб еще сильнее мне печенег поверил. Сам же ругаю себя за промах глупый да все думаю, как же Любаву из полона вызволить.

Треноги уже с майдана убрали. И на середину здоровенный мужичара вышел. Ноздри раздувает, косы свои дергает, словно с корнем волосы вырвать хочет, зубами скрипит и ревет что-то. Ни дать ни взять – бугай[36] трехлеток. Только кольца в носу не хватает.

– Это наш Байгор-батур, – гордо сказал Куря. – Нет во всей степи человека сильнее его.

– И чего он хочет? – спросил я.

– Поединщика выкликает, – ответил печенег. – Кто его одолеет, тому вот эту шубу подарю, – провел он большой ладонью по гладкому соболиному меху. – А то запарился уже, – вздохнул он. – Какой уж год на себя напяливаю, а толку никакого.

– Вот если бы ты к шубе женщину мою приложил…

– А ты что взамен поставишь? – оживился печенег.

– Конь тебе мой по нраву?

– Хороший конь, – согласился хан. – Только зачем тебе надрываться, все одно Байгор тебя одолеет.

– А тебе что? – взглянул я на печенега. – Жалко, что ли?

– Вот еще, – выпятил нижнюю губу Куря. – Чего это я тебя жалеть должен? Коли хочется тебе кости снова поломать, так удерживать не буду, – и руки довольно потер в предвкушении. – Видно, мало тебя мои воины помяли.

– Ну, так я пошел.

Очень бугай удивился, когда я на его вызов вышел. Еще больше остальные печенеги изумились. Помолчали немного, а потом с новой силой вопить принялись.

– Что ж мне с тобой делать, Байгор-батур? – спросил я его.

Ничего он мне не ответил. Только рявкнул по-звериному, плюнул себе под ноги и на меня кинулся. Но за то время, пока Байгор в силачах значился, видно, сноровку он потерял. Ручищами своими сграбастать меня хотел, но лишь пустоту обнял. Легко я из объятий его ускользнул: чуть вниз поднырнул да в сторону шаг сделал, и уже нет меня там, где мгновение назад стоял. Еще сильней бугай удивился, а народу моя уловка понравилась. Криками уход мой печенеги встретили.

Развернулся Байгор, за косу себя дернул и опять в налет пошел. И на этот раз повезло мне, отскочить успел. Вспомнилось мне, как я с Глушилой в свое время схлестнулся, тот тоже здоров был, но сумел я молотобойцу за спину зайти да придушить покрепче. Только печенег расторопней оказался. А у меня еще старые раны не затянулись, да прежней силы не было пока. Зато желание было огромное Любавушку мою из рук старой карги высвободить. Потому в третий раз я увиливать от схватки не стал, а зря.

Все, что сделать сумел, – саданул Байгора кулаком в ухо и ногой в грудь ему вдарил, чтоб с дыхания сбить. Попал вроде, а ему все нипочем. Схватил он меня в объятия, словно в клещи железные зажал, в лицо мне дышит, раздавить хочет, а я даже рукой шевельнуть не могу. Но изловчился все-таки, коленом Байгора в пах приласкал. Взревел батур от боли, так меня стиснул, что ребра затрещали, но надолго его не хватило. Чую – хватка его слабеть стала. Поплыл печенег, падать начал и меня за собой уволок. Придавил к земле и держит, а на другое не способен уже. Я потрепыхался под бугаем немного и затих.

– Бай-гор! Бай-гор! – печенеги орут, силача подбадривают, никто и не понял, что на самом деле случилось.

А меня обида гложет. Не сумел я жену вызволить и коня потерял. Хорошо хоть голова на плечах цела. Может, сослужит мне еще службу? Как знать?

– Что, хазарин, несладко тебе пришлось? – смеялся Кур-хан, когда меня из-под бугая вытащили и на курган к хану отнесли.

– Верно ты сказал, – простонал я, – что нет сильнее борца в степи.

Приподнялся с трудом, бока намятые потер. Все же побои недавние дали о себе знать. Вон, и губа снова закровила. Проглотил я сукровицу, рот рукавом утер. Живым остался, и за это спасибо.

А Кур-хан из уха серьгу вынул, Байгору ее передать велел – носи и радуйся щедрости ханской. Потом ко мне нагнулся и сказал негромко:

– Предупреждал я тебя, да ты не послушал. Теперь на себя пеняй. Как же ты без коня-то будешь? Пешком степь не перейдешь, – и хлопнул ручищей своей меня печенежский хан по плечу, хоть и не сильно, но болезненно.

– Может, на чем другом отыграюсь? – огрызнулся я.

– А все, – развел руками печенег. – Кончились игрища. Вон, солнце садится. Скоро луна на небо выкатит. День пролетел, а ты, небось, и не заметил. С утра конным был, а к вечеру пешим остался. Так и быть, пожалею тебя. Какую-никакую коняжку дам.

– Не привык я, чтоб меня жалели, – сказал я упрямо. – Если сейчас мне черный камень достался, так в другой раз я белыми отыграюсь.

– Это ты про какие камни тут речи ведешь? – прищурил на меня глаз Куря.

Неужто я в самую точку попал? Повелся хан. Рыба наживку проглотила. Теперь бы только не сорвалась.

– Есть такая игра, – сказал я спокойно, – тавлеи называется. Впрочем, ты, наверное, про такую и не слыхивал.

– Я не слыхивал? – рванул на груди ворот шубы Кур-хан. – Да если и есть на земле лучший игрок, так он сейчас перед тобой сидит!

– Это ты, что ли?

– Я! – упер он руки в бока.

– Бахвалиться всякий может, – настала очередь мне улыбнуться, – а вот за доской все хвастовство куда-то прячется.

– Зря ты так, – почему-то обиделся Куря. – Я же тебя, как муху, на одну ладошку положу, а другой прихлопну.

– Ну, муху-то сперва поймать надобно.

– Ей! – крикнул он своим. – Доску несите, да тавлеи не забудьте.

Доску расчерченную принесли и тавлеи, конечно, тоже не забыли. Да не абы какие: в сундучке дерева красного, с замочком хитроумным. Как тот замочек Куря открыл, так я и ахнул. Это вам не камушки черные с белым, это похлеще будет. На черной бархотке, в сафьяновых чехольчиках лежало в сундучке целое войско. Из золота и серебра воины вылиты. Короли яхонтовые, на одном шапка бирюзой синеет, на другом рубином красным.

– Ух, красота-то какая! – невольно у меня вырвалось.

Ничего мне на это Кур-хан не сказал, только взглянул горделиво, да еще подбородок задрал и губу нижнюю выпятил. Мол, знай наших.

– Так чего же ты ждешь? – спросил я его. – Расставляй скорее.

– Еще чего, – скривился он. – И без меня расставлялыцики найдутся, – и гаркнул что-то приближенным своим.

Вмиг они засуетились. Тавлеи на поле расставили и за спиной хана своего сгрудились, подсказать, если что, готовые.

Я даже рассмеялся от такой прыти.

– Смотри, – говорю, – как забавно выходит: я тут один сижу, а супротив меня целое войско выстроилось.

Заругался Куря на подсказчиков, подальше от себя отогнал.

– По-честному биться будем, – сказал он мне. – Один на один.

– Вот это достойно истинного воина, – склонил я уважительно перед ханом голову.

А он шубу с себя стянул и на ковер рядом с доскою бросил. Развязал на длинной, расшитой бисером рубахе тесемки ворота, космы свои в конский хвост на затылке собрал и косицы бороды расправил.

– Уф, – вздохнул, – упарился я за целый день в этой рухляди.

– А чего мучился? – спросил я его сочувственно.

• Предыдущая
• 29/91
• Следующая