Вор и любовь - Картленд Барбара - Страница 18
- Предыдущая
- 18/50
- Следующая
Элоэ отвечала на его вопросы, испытывая такое чувство теплоты и счастья, облегчения и благодарности, оттого что он больше на нее не сердится. Наблюдая за ним, она отметила высокую чувственность, излучаемую его тонкими чертами лица, а также легкие морщинки, которые уже показались в уголках его глаз. Она вспомнила, как ее отец однажды произнес: «Чем больше человек напрягается, тем труднее ему противостоять грубости и жестокости жизни».
Они еще немного поговорили, а затем, когда еда была подана с двумя бутылками вина – красным и белым – почти невероятного, утонченного вкуса, они какое-то короткое время ели молча. Когда Элоэ покончила с блюдом земляники и ожидала, пока принесут чашку с ароматным черным кофе, она сказала:
– А теперь у меня есть еще одна вещь, за которую я хочу вас поблагодарить – за второе такое восхитительное угощение, которое мне когда-либо доводилось отведывать.
– Да, обед был прекрасен!
– Вы не смеете его так недооценивать, – воскликнула Элоэ. – Я наслаждалась каждым своим глотком, и мне не верится, что в природе может существовать такое вино, которое своим вкусом напоминает о солнечном свете, закупоренном в бутылку.
– Мы передадим ваши слова владельцу. Наиболее короткий путь к сердцу любого француза – это похвалить его кухню и его винные погреба.
– Похвалить то, что так хорошо, не составляет труда.
– Исключение составляют англичане, которые всегда держат свои мысли при себе, а чувства – в секрете. Неважно, довольны они или нет, они все же ухитряются хранить отрешенное молчание. Я нахожу это очень смущающим фактором.
– О, мы не все такие, – ответила Элоэ. – В Шотландии мы очень дружелюбные. Предполагается, что шотландцы мрачные, но я думаю, что они намного гостеприимнее англичан, и я вижу, что они всегда готовы сказать кому-то комплимент или что-то приятное.
– Я уже понял, что должен побывать в Шотландии. Вы пригласите меня к себе домой?
Это был вызов, и Элоэ приняла его.
– Ну, конечно, – ответила она быстро. – Я с удовольствием познакомила бы вас с моим отцом.
– С тем, чтобы он завершил мое исправление?
– Нет! Потому что вы бы ему понравились, а он понравился бы вам. А когда я расскажу маме, как добры вы были ко мне, она вас полюбит.
– Интересно, могу ли я в это поверить.
– Но, пожалуйста, вы должны поверить, что это правда, – быстро заговорила она. – Несомненно вы не думаете, что я так уж задаюсь, что собираюсь вас стыдиться после всего того, что вы сделали для меня?
– Вы действительно пригласите меня к себе домой? – спросил Дикс.
– Конечно.
В искренности ее голоса не было сомнения.
– Я только боюсь, что вы найдете наши места очень бедными после всей той роскоши, к которой привыкли. Не то чтобы я думала, что это правильно с вашей стороны привыкнуть к роскоши; просто вы сделали ее частью вашей жизни, а у нас вы попадете в мир, в котором вам придется кое от чего отказаться.
– Я не вижу смысла отказываться от чего-либо, поскольку я могу честно заработать на это деньги.
– Конечно, это было бы идеальным. Но вы можете? Что вы можете сделать, чтобы принесло достаточно доходов на такого сорта вещи?
– Есть пути и средства, – ответил он уклончиво.
– Да, но они правильные, эти пути и средства? О, пожалуйста, послушайте меня. Мне ужасно трудно выразить это словами, но я должна заставить вас понять меня. Живите открыто и совершайте только правильные поступки. Это будет означать огромное самопожертвование; это будет тяжело отчаянно тяжело, для вас поначалу. Но если вы сможете преодолеть эти первые моменты уныния, эти первые моменты, когда вам придется обходиться без достаточного количества денег и всех тех вещей, которые сейчас прочно вошли в вашу жизнь, то тогда постепенно на замену им в вас воцарится мир и самоуважение, что будет стоить намного больше, чем то, что вы сможете купить.
– От сколь многих вещей вы хотите, чтобы я отказался? – спросил он.
– От всего, что не досталось вам абсолютно честным путем. От всего, что не было вами заработано, от всего, что не принадлежит вам.
Она говорила тихим голосом, не глядя на него.
Сейчас он действительно вел себя с ней открыто, и она боялась, чтобы какое-нибудь невольное слово не восстановило его опять против нее.
– А предположим, если я скажу вам, что многие вещи, к которым вы с подозрением относитесь, принадлежат мне по-настоящему и без какого-либо темного хвоста, тянущегося за ними? – спросил он.
– Тогда, конечно, я была бы очень рада. Для вас все будет намного проще; не потребуется такого большого самоотречения, нежели в противном случае.
– Предположим… Предположим, эти вещи не мои. Что бы вы тогда предложили мне сделать?
– Тогда вы должны отослать их назад. Это будет тяжко, вы почувствуете себя опустошенным и, возможно, несчастным без них. Но деньги это или вещи, что бы это ни было, если они действительно не ваши и не приобретены абсолютно честным путем, тогда они должны быть возвращены их подлинным владельцам.
Когда она говорила это, она думала о его портсигаре и наручных часах. Возможно, конечно, у него была еще где-то и квартира, заполненная неблагоприобретенными трофеями. Возможно, даже его одежда была краденой или была приобретена у портного под каким-нибудь обманным предлогом.
Казалось, прошло довольно много времени, прежде чем он заговорил вновь.
– Вы очень радикальны в своих убеждениях, не так ли?
– Только в одном. Вы должны понимать это.
– Да, я понимаю, что вы пытаетесь мне сказать. Но мне интересно, сказали бы вы то же самое биржевому маклеру, который разбогател тем, что прыгнул на голову выше другого человека, или промышленнику, которому удалось взлететь наверх к успеху благодаря тому, что он сделал банкротами своих конкурентов, или политику, который раздает обещания, заведомо зная, что он никогда не сможет их выполнить?
Разве эти люди не являются обманщиками и мошенниками точно так же, как и те, которые присваивают себе небольшие предметы, которые им не принадлежат?
– С моральной точки зрения, конечно, являются, ответила Элоэ. – И даже если существует какое-то количество людей, которые поступают таким образом, с другой стороны, существует такое же количество, большее количество людей, которые ведут себя прилично и делают только то, во что они верят и знают, что это хорошо, и пожертвуют своим благополучием, чтобы помочь своим собратьям, и не будут лгать или поступать неправильно ни при каких обстоятельствах.
– Жаль, что я никогда не встречал таких людей, – сказал Дикс.
– Возможно, вы сами себе не давали такого шанса. Приезжайте в Шотландию, и я познакомлю вас со многими абсолютно честными людьми, и они гордятся этим.
– Может быть, когда-нибудь я приму ваше приглашение, а пока, я думаю, мы должны торопиться, раз вам необходимо попасть в Биарриц к ужину.
Элоэ почувствовала, как у нее упало сердце.
Это означало, что их совместный обед подошел к концу; возможно, в последний раз они серьезно говорили о чем-то настоящем.
– Мы заправимся бензином перед тем, как выехать из Бордо, – сказал Дикс, подавая сигнал, что им нужен счет. – Мы можем сделать остановку, чтобы выпить чашку кофе, около пяти часов. Я буду следовать за вами, а когда я увижу, что место подходящее, я проследую мимо вас и покажу вам, где остановиться.
– Это было бы здорово.
Элоэ знала, что это была отсрочка приведения в исполнение приговора. Ей не надо было говорить «до свидания», и на ее сердце было немного легче от этого.
И опять она была в пути – на широком, скоростном шоссе, которое, как она поняла по карте, пролегало между Бордо и Бейонном. Оно было проложено чуть глубже в сторону материка, поэтому Элоэ не могла видеть моря, но все это время она ощущала его присутствие.
В воздухе что-то витало, какой-то особый острый запах, что-то бодрящее и вместе с тем ностальгическое, что заставило ее подумать о величественных серых скалах, тянущихся через всю Атлантику, и о ветрах, дующих с золотого запада.
- Предыдущая
- 18/50
- Следующая