Дочь Великого Петра - Гейнце Николай Эдуардович - Страница 79

• Предыдущая
• 79/97
• Следующая

Сергей Сергеевич вспыхнул.

– Я… жаловался?.. Сергей Семенович, видимо, не так понял.

– Он понял именно так, как следовало понять. Я пошутила, назвав это жалобой, но вы имели право и жаловаться… Я действительно не права пред вами, тысячу раз не права! Я вела себя как легкомысленная девочка, и вам ничего не оставалось, как пожаловаться старшим.

– Повторяю, Сергей Семенович… – снова хотел объяснить князь.

– Выслушайте меня до конца! – не дала она ему окончить фразу. – Я говорю это не с насмешкою и не с упреком, а совершенно искренне и серьезно. Но у меня есть и оправдание. Я все свое детство и раннюю молодость прожила в захолустье, в деревне. Понятно, что Петербург произвел на меня ошеломляющее впечатление. Но в течение года траура я могла пользоваться только крохами наслаждений, которые предоставляет столица. Год минул, и у меня окончательно закружилась голова в этом омуте удовольствий. Этим объясняется, что я забыла, что есть человек, который с нетерпением ожидает этого срока, чтобы услышать от меня обещанное решительное слово… Простите меня, князь!

– Помилуйте, княжна, – и Сергей Сергеевич припал к ее руке долгим поцелуем.

– Повторяю, вы были правы, обратившись к дяде с просьбой напомнить мне о моей священной обязанности.

– И это – ваше решительное слово, княжна? – с дрожью в голосе спросил Луговой.

– Вы мне верите, князь? – вдруг спросила его княжна.

Сергей Сергеевич несколько мгновений молча смотрел на нее вопросительно-недоумевающим взглядом и наконец произнес:

– То есть как? Конечно, верю.

– Только при условии веры в меня я могу говорить с вами совершенно откровенно. Ваш ответ на мой вопрос не убеждает меня, но, напротив, доказывает, что вы колеблетесь. Я веду с вами не светский разговор, нет, мы решаем свое будущее. Поэтому я должна получить от вас твердый и уверенный ответ на свой вопрос. Я поставлю его в несколько иной форме, предложу вам вместо одного вопроса два: первый – любите ли вы меня по-прежнему?

– Да разве вы можете сомневаться?.. По-прежнему!.. – с искренней горечью повторил князь. – Больше прежнего.

– Тогда второй вопрос: верите ли вы любимой вами девушке?

– Безусловно, – твердо и решительно ответил князь.

– Теперь я могу говорить. Я люблю вас по-прежнему, – произнесла княжна и остановила на Луговом ласкающий взгляд.

– Княжна!.. – весь просияв, воскликнул Сергей Сергеевич и, завладев ее рукою, стал покрывать ее поцелуями.

– Я видела много молодых людей, я изучала их и не нашла среди них достойнее вас, но не по внешности, а по внутренним качествам. И я решила, что буду вашей женой, но…

Княжна Людмила остановилась и пристально посмотрела на Сергея Сергеевича. Его неотступно устремленный на нее восторженный взгляд вдруг омрачился.

– Князь, я молода, – почти с мольбой в голосе продолжала она, – а между тем я еще не насладилась жизнью и свободой, так украшающей эту жизнь. Со дня окончания траура прошел с небольшим лишь месяц, зимний сезон не начинался; я люблю вас, но вместе с тем люблю и этот блеск, и это окружающее меня поклонение, эту атмосферу балов и празднеств, этот воздух придворных сфер, эти бросаемые на меня с надеждой и ожиданием взгляды мужчин. Все это мне еще внове, и все это меня очаровывает.

– Но и по выходе замуж… – начал было князь.

– Вы хотите сказать, что этот блеск и эта атмосфера останутся. Но это – не то, князь! Вы, быть может, теперь, под влиянием чувства, обещаете мне не стеснять моей свободы, но на самом деле это невозможно: я сама буду стеснять ее, сама подчинюсь моему положению замужней женщины; мне будет казаться, что глаза мужа следят за мною, и это будет отравлять все мои удовольствия, которым я буду предаваться впервые, как новинке.

– Чего же вы хотите? Отсрочки? – глухо произнес князь.

– Милый, хороший, – вдруг наклонилась она к нему и положила обе руки на его плечи.

У Сергея Сергеевича закружилась голова. Ее лицо было совсем близко к его лицу, он чувствовал ее горячее дыхание.

– И надолго? – прошептал он, привлекая княжну к себе.

– На несколько месяцев… Милый, хороший, ты согласен?

Это «ты» окончательно поработило Сергея Сергеевича.

– На что не соглашусь я для тебя! Я люблю тебя, – страстным шепотом произнес он и обжег ее губы горячим поцелуем. – Божество мое, моя прелесть, мое сокровище! Благодарю, благодарю тебя.

Он молча продолжал покрывать губы, щеки и шею княжны страстными поцелуями.

– Могут войти, – опомнилась она, вырываясь из его объятий.

– О, Боже, какая это мука! – воскликнул он. – Какое сладкое мучение!

– Я не знаю, как я благодарна тебе за это доказательство любви, – продолжала Людмила, – за то, что ты так страшно балуешь меня и главное, что этим баловством доказываешь, что понимаешь меня и веришь мне.

– Я люблю тебя!

– Но мы не можем всегда играть комедию, раз мы близки сердцем; я должна к тому же вознаградить тебя за те несколько месяцев тяжелого ожидания, на которые обрекла тебя. Не правда ли?

– Что ты хочешь сказать этим, моя дорогая?

– Мы будем устраивать свиданья наедине. В саду есть калитка. Я буду давать тебе ключ. Ты будешь приходить ко мне ночью через маленькую дверь, соединяющуюся коридором с этим будуаром. Я покажу тебе дорогу сегодня же.

– Но это могут заметить, дурно истолковать.

– Ночью у нас нет ни души кругом. Никто не заметит. Ты не хочешь?

Князь не ответил сразу. В его уме и сердце боролись два ощущения. С одной стороны, сладость предстоявших дивных минут таинственного свидания, радужным цветом окрашивающих томительные месяцы ожидания, а с другой – боязнь скомпрометировать девушку, которую он через несколько месяцев должен будет назвать своей женой. Однако он понял, что молчание может обидеть ее. Первое ощущение взяло верх, и он воскликнул:

– Это, с твоей стороны, безумие, но оно пленительно!

– Пойдем, я покажу тебе дорогу. – Княжна отодвинула ширму, отперла стеклянную дверь и провела его коридором до входной двери. – Я буду в назначенный день оставлять эту дверь отпертою.

Сергей Сергеевич шел за нею, как в тумане, всецело подчиняясь ее властной воле.

«Это – безумие, это – безумие! – неслось в его уме. – Но если это откроется, то лишь ускорит свадьбу!»

Натолкнувшись на это соображение, Луговой не только успокоился, но даже обрадовался этому «безумному» плану княжны.

Они снова вернулись в будуар.

– Ты доволен? – спросила Людмила.

– Конечно, дорогая моя! Как же я могу быть не доволен возможностью провести с тобою совершенно наедине несколько часов?

– Так сегодня же, в полночь, – и княжна, подойдя, отперла один из ящиков стоявшей в будуаре шифоньерки и, вынув ключ, отдала его Луговому.

Он взял ключ и бережно, как святыню, положил в карман.

– Завтра ты заедешь ко мне с визитом и незаметно для других, если будут гости, передашь его мне.

– Хорошо, благодарю тебя, моя милая! – и князь снова привлек ее к себе.

Если бы мог он заподозрить, что при таких же условиях получал этот же ключ граф Свенторжецкий, хотя, как мы видели, свидания последнего с княжной до сих пор носили далеко не нежный характер.

Луговой уехал, сказав с особым удовольствием княжне Людмиле «до свидания».

«Как он хорош, как он мил! – думала она, проводив своего жениха. – Он лучше всех. А граф? – вдруг мелькнуло в ее уме, причем она вспомнила не о графе Свенторжецком, а о графе Свиридове. – Нет, нет, я люблю князя! Никого, кроме него! Я буду его женой».

Однако чем более она убеждала себя в этом, тем настойчивее образ графа Петра Игнатьевича носился пред ее духовным взором.

«Он также хорош! Он тоже любит тебя!» – нашептывал ей в уши какой-то голос.

– Нет, нет, я не хочу, я люблю князя, – отбивалась она.

«Но князь обречен. Он должен погибнуть. С ним погибнешь и ты», – продолжал искуситель.

Девушка со слов покойной княжны припомнила все случившееся в Зиновьеве.

«Ведь он сказал, что в тебе видна холопская кровь!» – нанес ей последний удар таинственный голос.

• Предыдущая
• 79/97
• Следующая