Возвращение Поллианны (Юность Поллианны) (Поллианна вырастает) (Другой перевод) - Портер Элинор - Страница 7

• Предыдущая
• 7/44
• Следующая

— Но Поллианна, я сегодня совсем не предполагала, я… — Миссис Кэрью прокашлялась и попыталась объяснить, что она сегодня не собиралась в церковь и что она вообще никогда не была дисциплинированной прихожанкой. Но доверчивое личико и счастливые глаза Поллианны одержали над нею победу.

— Ну хорошо, мы выходим в четверть одиннадцатого. Но мы там пробудем недолго.

И вот случилось так, что этим солнечным сентябрьским утром миссис Кэрью сидела на скамеечке в той фешенебельной и элегантной церкви, куда она приходила девочкой и куда теперь вносила большие пожертвования по мере поступления доходов.

Для Поллианны эта воскресная утренняя служба явилась радостью и чудом. Изумительная музыка, игра солнечных лучей в витражах окон, исполненный страсти голос проповедника, благоговейное безмолвие присутствующих произвели на девочку столь глубокое впечатление, что после окончания службы она долго не могла вымолвить ни слова.

— О, миссис Кэрью, какое счастье! — произнесла она, когда они были возле самого дома.

Миссис Кэрью взглянула на нее недовольно, почти грозно. Она не желала слушать нравоучений. Скрепя сердце она сегодня уже выслушала проповедь с церковной кафедры. Но девчонка-проповедница — с какой стати? «Надо жить так, как будто мы живем один этот день» — такова была излюбленная доктрина Деллы. Сестра даже учит, что жизнь — это одно мгновение, и поэтому все можно претерпеть: ведь это лишь мгновение муки.

— Счастье? — раздраженно переспросила миссис Кэрью.

— Да! Иногда я пытаюсь себе представить, что бы я сделала, живи я одновременно и вчера, и сегодня, и завтра. Наверное, массу удивительных вещей! Но я понимаю, что вчера — это вчера, а сегодня — это сегодня. И что сегодня воскресенье, а через неделю будет опять воскресенье… Честное слово, миссис Кэрью, если бы сегодня было не воскресенье, я бы прямо тут, на улице, стала кричать, плясать, восклицать! Но ничего не поделаешь — сегодня воскресенье. Вот придем домой — и я буду петь гимн, самый радостный гимн, какой мы только можем себе представить. А какой гимн самый радостный из всех? Вы знаете, миссис Кэрью?

— Ну нет, мне трудно сказать, — отвечала миссис Кэрью, неуверенно озираясь, словно отыскивая какую-то пропажу. Очень уж черным днем оказался бы этот «один-единственный» для человека, привыкшего во всем отыскивать прежде всего дурные стороны.

Наутро в понедельник Поллианна впервые пошла в школу самостоятельно. Она уже прекрасно знала дорогу, кстати, не такую уж длинную. От школы Поллианна пребывала в восторге. Это было небольшое частное заведение для девочек; преподавание шло по новой системе, без конца ставились какие-то необычные эксперименты, но все это нисколько не пугало Поллианну, наоборот, очень ее радовало.

Миссис Кэрью не любила никаких новшеств, и без того за эту неделю их слишком много выпало на ее долю. Когда человек, уставший от жизни, вынужден делить общество с восторженным энтузиастом, то для первого это оборачивается в лучшем случае раздражением. А миссис Кэрью была не просто раздражена, а именно разгневана. Все же про себя она думала, что если бы кто-то спросил о причине ее раздражения, у нее не нашлось бы иного ответа, кроме: «Потому что Поллианна всему радуется»; и здравый смысл подсказывал ей, что это довольно странный ответ.

Делле она писала в письмах, что слово «радость» действует ей на нервы и лучше бы оно вообще никогда не звучало в ее присутствии. Правда, она отмечала с удовлетворением, что Поллианна не только не поучает ее, но даже ни разу не пыталась заговорить с ней о своей игре.

Но однажды раздражение миссис Кэрью вылилось в гневный протест. Это случилось на второй неделе пребывания Поллианны на Федеративной авеню. Поводом было скоропалительное заключение Поллианны по поводу ею же рассказанной истории об одной из «женщин-помощниц».

— Дело в том, миссис Кэрью, что она стала играть в игру. Но вы, может быть, не знаете, миссис Кэрью, про какую игру я говорю. Я вам расскажу. Это замечательная игра!

Но миссис Кэрью сделала протестующий жест.

— Нет, Поллианна! — вскрикнула она. — Не говори мне ни про какую игру! Я уже знаю про это от сестры, и теперь, пожалуйста, уволь меня!

— Но, миссис Кэрью! — проговорила девочка тоном извинения. — Я ведь не говорю, что эта игра предназначена для вас. Вы можете не играть.

— Это невежливо так говорить: «Вы можете не играть»! — с обидой проговорила миссис Кэрью: хоть она и просила «уволить ее», ей все же не нравилось, что ее увольняют.

— Ну, так давайте я вам просто объясню, — Поллианна весело рассмеялась. — Эта игра заключается в том, чтобы во всем находить что-то такое, чему можно радоваться. А бывает, что и не ищешь, а это оказывается само собой. У вас когда-нибудь так было, миссис Кэрью?

Тут уже миссис Кэрью рассердилась не на шутку и в гневе сказала, может быть, больше, чем хотела сказать.

— Представь себе, Поллианна, я ни в чем не смогу найти оснований для радости, что бы ни случилось!

Какое-то мгновение девочка стояла, потупясь. Потом она отпрянула в недоумении:

— Но почему же, миссис Кэрью?

— А чему я должна радоваться? — Она забыла, что не хочет выслушивать от Поллианны проповедей, и сама наталкивала ее на нравоучительную беседу.

— Как? — удивленно пробормотала девочка. — Ведь у вас совершенно замечательный дом!

— Дом — это помещение, в котором едят и спят. А я не хочу ни есть, ни спать.

— Но у вас тут столько изумительно красивых вещей! — нерешительно проговорила Поллианна.

— Они мне только в тягость.

— А машина, на которой можно отправиться куда вы только захотите?

— Мне некуда отправляться.

Поллианна остолбенела от удивления:

— Но ведь вы столько всего могли бы увидеть. И людей…

— Они меня не интересуют, Поллианна.

Девочка изумленно посмотрела ей в глаза. На лбу у нее обозначились глубокие складки:

— Миссис Кэрью, но ведь можно еще играть по-другому. Находить во всем плохие вещи и высмеивать их. Это тоже дает чувство радости. И эта игра вообще не имела бы смысла, не будь на свете плохих вещей.

Миссис Кэрью медлила с ответом. Печать возмущения сошла с ее лица, уступив место выражению безнадежной грусти. Наконец она поймала взгляд Поллианны и обратилась к ней:

— Видишь ли, Поллианна, я не хотела тебе ничего говорить, но теперь я поняла, что придется сказать. Я просто раз и навсегда хочу тебе объяснить, почему ничто здесь не доставляет мне радости. — И она поведала девочке историю о Джейми, четырехлетнем мальчугане, который восемь лет назад переступил порог этого дома и больше не возвращался сюда.

— И вы уже никогда-никогда его больше не видели? — спрашивала Поллианна, и по щекам ее текли слезы.

— Нет.

— Но мы его отыщем, миссис Кэрью. Я совершенно в этом уверена.

Миссис Кэрью грустно покачала головой:

— Вряд ли. Я искала его повсюду, даже за границей.

— Но ведь он должен где-то быть.

— Он мог умереть, Поллианна.

Девочка вскрикнула:

— Ой, что вы! Не говорите таких вещей, миссис Кэрью! Пожалуйста, не надо. Всегда верьте, что он жив. И я всегда буду верить. Если мы вообразим себе, что он жив, то мы сможем также вообразить, где его отыскать. Знаете, как это помогает?

— Я боюсь, что его нет в живых, Поллианна.

— Но ведь вы не до конца уверены в этом. Ведь нет?

— Не-ет.

— Так. Значит, вы это вообразили себе. А если вы могли себе вообразить, что он умер, то можете вообразить себе и то, что он жив. Ведь лучше вообразить себе хорошее! И в один прекрасный день мы его отыщем! Вот теперь вы тоже играете в игру, миссис Кэрью. Ваша игра будет целиком относиться к Джейми. Вы теперь можете радоваться каждому дню, потому что он приближает вас к тому мгновению, когда Джейми окажется с нами. Понимаете?

Миссис Кэрью не желала ничего понимать. Она резко встала:

— Нет, нет, девочка, ты сама ничего не поняла. Пожалуйста, оставь меня теперь, пойди что-нибудь почитай или поделай. У меня очень болит голова. Мне надо лечь.

• Предыдущая
• 7/44
• Следующая