Книга царя Давида - Гейм Стефан - Страница 24

• Предыдущая
• 24/56
• Следующая

— Если ты, Ефан, и впрямь знаешь столько, сколько, по-моему, знаешь, то знаешь ты, по-моему, слишком много.

Благословенно будь имя Господа Бога нашего, который милостив к ищущим и порою даже слепой курице подбрасывает зернышко.

На шестой день работы в царской конюшне, где находился архив, раздались радостные вопли двух помогавших мне рабов, которые, как уже говорилось выше, были сведущими в грамоте и умели разбирать различные письмена. Поспешив к ним, я увидел глиняный сосуд, уже разбитый, вокруг множество черепков и табличек; последние были отчасти повреждены. Большинство надписей были исполнены в манере иудейских писцов той поры, когда Давид царствовал в Хевроне; однако почерки на черепках и табличках оказались разными, в одном случае я узнал почерк писцов колена Ефремова, в другом — колена Вениаминова.

Вначале я не поверил, что передо мной архив Сераии, который семь лет был писцом Давида, когда тот царствовал в Хевроне, а потом еще двадцать три года, когда Давид царствовал в Иерусалиме. Кликнув Елихорефа и Ахию, я спросил их, откуда здесь взялся этот глиняный сосуд.

Елихореф поднял с пола черепок и недоуменно уставился на него, а Ахия сказал, что такого сосуда не видывал отродясь, откуда он взялся — неизвестно; пожалуй, тут не обошлось без нечистой силы. При этих словах Елихореф вздрогнул, выронил черепок, будто тот обжег ему руки, и рявкнул:

— Пусть Бог то и то со мною сделает, если этот сосуд со всем его содержимым останется здесь на ночь.

Дело происходило накануне субботы, поэтому мы поспешно сложили черепки и таблички в несколько мешков, которые были перенесены обоими рабами в дом No54 по переулку Царицы Савской, куда мы вошли как раз тогда, когда солнце уже садилось за западную стену города.

Есфирь благословила свет, и светильник, и дом, где стоял светильник, и всех, кто жил в этом доме; она показалась мне молодой и красивой, ибо глядел я на нее с любовью; однако сердце мое полнилось не только любовью, но и нетерпением — хотелось, чтобы суббота поскорее миновала, тогда можно будет вскрыть мешки и заняться находкой,

Я, Ефан, сын Гошайи, отобрал из архива Сераии несколько документов, наиболее важных, по-моему, с исторической точки зрения, а также интересных для понимания того, что за человек был Давид. Там, где черепок или табличка оказались повреждены, и текст, несмотря на все мои старания, не удалось восстановить, оставлен пропуск. Все пояснения, примечания, пометки и т. п. сделаны мною.

Найденные документы относятся к периоду от восшествия Давида на престол в Хевроне, где он стал царем Иуды, до его сговора с Авениром, сыном Нира, против царствовавшего в Израиле и имевшего престол в Ма-ханаиме Иевосфея, единственного из еще живых на ту пору сыновей Саула. Несомненно, более поздние события запечатлевались Сераией с не меньшей тщательностью, сохранялась и вся переписка, однако эти документы либо попали в иное место, где ждут своего часа, либо, не дай Бог, уничтожены.

Давид, сын Иессея, сказал мне:

— Сам видишь, сколько людей приезжаете Секелаг под разными предлогами, они бродят по улицам, высматривают, не вострит ли кто копий, не кует ли мечей. Это лазутчики гефского царя Анхуса, моего сюзерена, или какого-нибудь из филистомских князей, которые не доверяют мне. Основание на то у них есть, ибо положение у детей Израиля неопределенное, а потому чревато любыми неожиданностями. С одной стороны, они видят Авенира, который бежал от горы Гелувейской с остатками войска; он собрал эти остатки в Маханаиме, восточнее реки Иордан в долине Газовой, и поставил на царство Иевосфея, единственного живого ныне сына Саула.

С другой стороны, они видят меня, Давида, сына Иес-сеева, который имеет около тысячи воинов в Секелаге. Между мною и Авениром на запад от Иордана до самого Дана нету другой силы и другого правителя; кто туда войдет, завоюет целое царство.

— С Божьей помощью, — сказал я. — Этот поход будет успешен. Тогда Давид велел:

— Распорядись, чтобы выбрали барашка без малейшего изъяна, и позови священника Авиафара, только передай — пусть помоет свои грязные руки, ибо я хочу вознести жертву Господу.

Исполнив повеление, я вернулся к Давиду, который тем временем выкупался, умастил себя маслом и облачился в чистые одежды. Он пошел к жертвеннику, где Авиафар пустил барашку кровь. Когда воскурилась жертва, Давид обратился к Господу и сказал:

— О, Господи…

(Здесь текст обрывается. Увы, нам уже никогда не узнать от Сераии, о чем же Давид беседовал с Богом. Так или иначе, вскоре Давид отправляется в Хеврон, где старейшины Иуды помазывают его в царя.

Но почему же филистимские князья-победители не помешали Давиду вступить на престол в Хевроне? Ответ, видимо, заключается в том, что им был на руку совершенный Давидом откол Иуды от Израиля. А вскоре Иуда и Израиль начали друг против друга войну, за которой филистимляне преспокойно наблюдали со стороны.

О том, сколь беспощадно велась Давидом эта война, свидетельствует его спор с Иоавом, записанным Сераией. Спор произошел вскоре после известного побоища у Гаваонского пруда, где отряд Иевосфея под предводительством Авенира встретился с отрядом Давида под предводительством Иоава; каждый отряд выставил по дюжине поединщиков, те схватили друг друга за волосы, вонзили меч один другому в бок и пали замертво; «в тот же день произошло жесточайшее сражение, и Авенир с людьми израильскими был поражен слугами Давида; бежавший Авенир ударил своего преследователя Асаила, брата Иоава, задним концом копья в живот, под пятое ребро, так что копье прошло насквозь, и Асаил умер на месте; Иоав же затрубил трубою, и остановился весь народ и не преследовал больше израильтян». Сражение прекратилось, ибо Иоав внял увещеваниям Авенира.)

—Ты заключил перемирие с Авениром. По какому праву? Кто тебе позволил? Может, к тебе слетел Ангел Божий и дал такой совет? Авенир попался тебе в руки, достаточно было замкнуть кольцо, и мы бы навсегда покончили с Иевосфеем, сыном Саула, а вместо этого ты трубишь своей проклятой трубой.

— Да позволит мне молвить слово мой господин и брат моей матери Саруи. Она привиделась мне стоящей на холме Ама, и послышался мне ее голос: «Опомнись, Иоав, ты же с нами одной плоти и одной крови! Разве сии дети Израиля не братья тебе и твоим людям?»

— Это было до того, как Авенир воззвал к тебе, или после?

— До того, мой господин.

— Тогда это был голос Велиара, а ты не узнал его, потому что мозгов у тебя меньше, чем у курицы.

— Но разве все мы не одной крови? Разве единство не лучше розни? Разве дерево не крепче своих веток?

— По старинке мыслишь, Иоав. Чтобы наступило единство, нужна рознь; чтобы выросло новое дерево, надо свалить старое и выкорчевать корень. Разве не пророк Самуил помазал меня? Разве не Господь избрал меня на царство над Израилем, надо всем Израилем?

— Прав мой господин царь. Я отомщу за кровь моего брата Асаила, которого Авенир убил задним концом своего копья.

— Опять ты слишком чувствителен, Иоав. Оттого и не видишь, что наши дни — это время больших перемен, когда пересматривается все, что было допрежь; создаются огромные государства, человеку нельзя теперь жить, как ему заблагорассудится, и идти туда, куда его потянет: он обязан трудиться, подчиняясь твердому порядку и новому закону. А ты, Иоав, либо поймешь все правильно, приведешь в соответствие этому свои мысли и поступки, либо окажешься выброшенным на свалку истории.

— Покуда жив Господь и душа моя жива, я не хочу на свалку. Я солдат и…

(Поиски табличек с продолжением этого разговора между Давидом, царем Иуды, и его главным военачальником Иоавом успеха не принесли. Однако сомневаюсь, чтобы Иоав вполне усвоил новый образ мыслей младшего брата своей матери.)

«…и была продолжительная распря между домом Сауловым и домом Давидовым. Давид все более и более усиливался, а дом Саулов более и более ослабевал…»

• Предыдущая
• 24/56
• Следующая