Подсолнухи зимой - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 11
- Предыдущая
- 11/38
- Следующая
– Какие слова?
– Позволь, я расскажу по порядку?
– Ну давай.
– Я как раз вернулась с прогулки, а тут мотоцикл подъезжает. Смотрю, Ураган…
– Ураган на мотоцикле? – улыбнулась Марго.
– Он соскакивает со своего железного коня и говорит: – уважаемая Нуцико, я приехал к вам, надо поговорить.
– О чем нам с вами говорить, уважаемый Юрий?
– О вашей племяннице. Я ее люблю.
– А мне-то вы зачем это сообщаете? Скажите ей.
– Так она ж сбежала. Я ей сообщил, что буду тридцатого, а она двадцать девятого удрала.
– Молодой человек, никуда Марго не удирала. Она уехала отдыхать вместе с мужем, поездка была запланирована, и к тому же Марго не из тех, кто удирает от кого бы то ни было.
– Ну да, вы все думаете, что она невесть какая крутая, сильная, а она… Я когда ее увидал, сразу просек, что она… Я даже стишок один вспомнил, не знаю уж чей… «Нежнее, чем польская панна, и, значит, нежнее всего».
– Это стихи Бальмонта, молодой человек. Был такой поэт Константин Бальмонт.
– Да? Запомню. Так вот, уважаемая Нуцико, прошу вас, передайте вашей племяннице, что на меня ее крутезь впечатления не производит и я ее все равно добьюсь. Я практически всегда всего добиваюсь. Вот так, уважаемая Нуца.
– А вы не думаете о том, что у Марго есть муж, дочка…
– Ну, дочка-то не от этого мужа.
– Марго любит своего мужа. Я допускаю даже, что между вами что-то было…
– Не в том дело. Вы, главное, передайте, что если у нее, не дай бог, что-то случится, она всегда может на меня рассчитывать, где бы я ни был, ей достаточно набрать мой телефон.
– С этими словами, детка, он поцеловал мне руку и унесся на своем мотоцикле. А у меня осталось ощущение, что я побывала в центре урагана.
– Что ж ты молчала до сих пор?
– А я не была уверена, что тебе следует об этом знать.
– Тогда зачем сказала?
– Пришла к выводу, что лучше сказать. Я не имею права утаивать это от тебя. Ну, с этим все, думать будешь сама. А теперь главное… – Нуцико глубоко затянулась, – ты вот просила меня почитать дневники…
– Ох, совсем из головы вон… Странно, я все время забываю об этих злосчастных дневниках. И что ты скажешь?
– Марго, детка моя, по-моему, их надо просто сжечь, не читая…
– Господи помилуй, что там такое?
– Там все неприглядные стороны Сашиного существа. И это никому не нужно знать. Либо кто-то, а кроме тебя некому, должен вымарать все личное, но где гарантия, что биограф, в руки которого попадут дневники, с помощью современной техники не прочтет вымаранное и не захочет как-то не во благо использовать прочитанное?
– Нуца, но что же там такое? – испуганно спросила Марго.
– Там… Там мелкий, слабый, чудовищно эгоцентричный и эгоистичный человек, сломленный системой. Да, он ее жертва, у него ореол мученика, вот пусть и останется в истории с этим ореолом…
– Господи, Нуца… Но все-таки что же там такое?
– Я прочла немного, но оттуда я узнала, что… Словом, как и почему ты рассталась с Димой…
Лицо Марго болезненно исказилось.
– И знаешь, что больше всего задело Сашу в этой истории? Размеры мужских достоинств молодого человека. Марго, это надо сжечь!
Что-то в тоне Нуцико показалось подозрительным Марго.
– Нуца, ты что, его любила? Это он был твоей недоступной любовью?
– Какое это теперь имеет значение? – вдруг хрипло спросила Нуцико.
– А он? Он любил тебя?
– Марго, разве Саша умел любить? Он был гениальным композитором, и довольно.
– А мама? Она об этом знала?
– Нет, я надеюсь, что нет.
– У вас с ним был роман?
– Нет… Хотя как посмотреть… Он многие годы клялся мне в любви. Между нами никогда ничего не было, я имею в виду постель… Но стоило мне сделать хоть один шаг в сторону… Думаешь, почему я не вышла замуж? Саша просто сходил с ума… А зачем я уехала тогда на три года во Францию? Я не хотела, не считала себя вправе жить в его доме, в доме покойной Этери… Но я чуть не загнулась там от тоски по всем вам. Да и старые мы уже были, отгорело, отболело все… У Саши были совсем другие чувства и обстоятельства, его не надо было жалеть уже…
– Он сломал тебе жизнь, Нуца!
– Разве только мне? И потом, если человек дает сломать себе жизнь, значит, он этого заслуживает… Ты вот тоже позволила ему…
– Но моя жизнь не сломана…
– Ты в этом абсолютно убеждена? Зачем же ты носишь Димино кольцо? И выходит, самым умным оказался твой Ураган…
– Нуца, я люблю тебя, ты…
– Ты не сердишься на меня, не винишь в смерти мамы?
– Как я могу? Я любила отца беззаветно, но после той истории многое поняла, поняла и то, что он без меня может пропасть. Ну и Дима… Он тоже повел себя не лучшим образом. Видно, не судьба… – грустно проговорила Марго. – А кольцо я ношу потому, что оно очень красивое. Моя жизнь не сломана, она надломилась тогда, но я смогла… У меня свое дело, у меня дочь, чудесная умная девочка, у меня муж, вы с Эличкой… Нет, моя жизнь не сломана, а вот твоя…
– Я не люблю думать об этом, жалеть о чем-то… Поверь, если бы я встретила человека, которого полюбила бы сильнее, чем Сашу, то нашла бы в себе силы что-то изменить… Самое грустное в этой истории то, что с Сашей я не спала, а тех, с кем спала, не любила…Но это все давно уже неактуально…
Марго обняла тетку, прижала ее голову к своей груди.
– Нуца, я… я даже не знаю, что сказать…
– А не нужно ничего говорить. Давай просто сожжем дневники, пока до них не добралась Тошка или кто-то другой… Мало ли…
– Хорошо. Мы сожжем их.
– Но как? Как это осуществить физически?
– Я заберу из города вторую коробку, эту тоже положим в багажник, увезем куда-нибудь подальше в лес… И сожжем.
– Нельзя в такую жару жечь что-то в лесу!
– Ты права. Ну я подумаю, как это сделать.
– А может быть, не сжигать все разом, а жечь потихоньку, по одной тетрадке, а? Никто и внимания не обратит?
– Да, пожалуй…
– Вот и хорошо. Спасибо тебе.
– Хочешь, я прямо сейчас заберу у тебя эту коробку, поставлю в багажник и… Я знаю, я утоплю ее. Она довольно тяжелая, я суну туда еще камень и сброшу где-нибудь в реку.
– Да!
– Есть еще способ. Я возьму это на работу, там у меня машинка для уничтожения бумаг…
– Да нет, – улыбнулась Нуцико, – лучше уж утопить, как говорится, концы в воду.
– Прекрасно, завтра же и утоплю.
Тошка в окно увидела, как мама ставит в багажник знакомую коробку. Интересно, куда она ее повезет? Неужто обратно на городскую квартиру? С другой стороны, зачем таскать дневники в коробке с места на место? К тому же из этой коробки я не прочла еще ни одной тетрадки… А любопытство все разгоралось… Тошка улучила момент, когда мама ушла в дом, подбежала к машине, открыла багажник. Коробка была вскрыта. Тошка сунула туда руку и вытащила несколько тетрадей. С гулко бьющимся сердцем она бросилась к себе наверх. Но в комнате сидела Тася.
– Что это у тебя? – спросила Тася.
– А, старые тетрадки, мне надо там кое-что посмотреть.
– Где ты их взяла?
– На чердаке.
– А что там такое у тебя?
– Ранние пробы пера. Неинтересно. Скажи лучше, твой не звонил?
– Нет, только эсэмэску прислал. Показать?
– Чужие письма не читаю!
– Ты даешь!
Тошка сунула тетради в ящик стола и, когда Таська вышла, заперла ящик. Завтра утром Таська поедет на урок музыки, и тогда можно будет заглянуть в тетради.
«Не могу сейчас видеть Марго. Все кажется, она вот-вот скажет: „Папа, ты сломал мне жизнь!“ Я сперва даже раскаивался, что устроил ту сцену, но, с другой стороны, зачем ей этот журналистишка? И он же бросил ее… Мерзавец! Она еще слишком юна, чтобы жить с таким… Да, наверное, еще не вошла во вкус, молоденькие редко что-то понимают в плотской любви, правда, аргументы у него уж больно убедительные… тьфу, как подумаю, что он мою Марго… А она хороша, ах как она хороша была, когда сидела, прикрывшись руками… Эти мысли надо гнать от себя, это грех уже непростительный… И все-таки я слишком импульсивен, нельзя было так… В конце концов, Марго уже совершеннолетняя…»
- Предыдущая
- 11/38
- Следующая
