Искушение фараона - Гейдж Паулина - Страница 78

• Предыдущая
• 78/148
• Следующая

Хаэмуас поморщился, услышав в ее голосе откровенное презрение.

– Это не просто плотская страсть, – сказал он. – Я знаю, что эта женщина будет мне нужна и через пять, и через десять, и через пятнадцать лет, и я должен быть уверен, что она никогда не будет принадлежать другому! Я женюсь на ней! Таково мое право!

– Твое право! – презрительно усмехнулась она, и Хаэмуас видел, что ее бьет дрожь. Руки дрожали так сильно, что позвякивали браслеты, вздрагивала даже кайма на платье. – Да, у тебя есть такое право, только у нее – нет, нет, Хаэмуас! Рассудок оставил тебя! И отец никогда тебе этого не позволит!

– Думаю, позволит, – сказал Хаэмуас как можно спокойнее, стараясь тем самым унять и ее волнение. – Табуба – благородная женщина, ее личные качества безупречны. А Пенбу доставит мне все необходимые подтверждения, которые я предоставлю Рамзесу.

– Ну, это хотя бы что-то, – произнесла она уже более спокойным тоном. Она встретилась с ним взглядом, в котором Хаэмуас прочел глубокое раздумье. Нубнофрет принялась играть с браслетами, то подтягивая их выше локтей, то сбрасывая к запястьям, но избегала встречаться с ним взглядом. – А скажи, – спросила она, – меня ты еще любишь?

О, Нубнофрет! – воскликнул он, протягивая к ней руки, но она, сделав шаг в сторону, ловко уклонилась от его объятий, и его руки безвольно повисли в пустом пространстве. – Я очень тебя люблю. И всегда буду любить.

– Но не так сильно, как эту коптосскую выскочку, – пробормотала она. – Что же, хорошо, я требую, чтобы меня ознакомили с условиями вашего договора. Это мое право. Я должна помнить о своих интересах и об интересах детей. А в остальном я безупречно исполню все обязанности Старшей жены и царевны. – Она выпрямилась. – Ты уже сообщил об этом Гори и Шеритре?

– Пока нет, и прошу тебя – предоставь это мне. Я хочу поговорить с ними сам, так, как считаю нужным.

Нубнофрет жестко улыбнулась.

– Почему? – спросила она. – Ты что, стыдишься, муж мой? О, Хаэмуас!

Они замолчали и некоторое время стояли так, глядя друг на друга. Мрачное недовольство и непонимание между ними росло, а вместе с тем разгорался и гнев Хаэмуаса. Наконец он сказал:

– Это все, Нубнофрет, о чем я хотел говорить с тобой. Можешь идти.

Она подчеркнуто смиренно поклонилась и, пройдя мимо него, плавным шагом вернулась в свои покои.

– Эта женщина тебя недостойна, – раздался уже издалека ее голос. – Пенбу привезет тебе плохие вести, Хаэмуас, и будет уже не важно, готова ли я с честью выполнить свой долг. Прошу тебя, возвращайся в дом другим путем, не ходи через мои покои. У меня разболелась голова.

Зарычав от раздражения, Хаэмуас резко повернулся на пятках и быстро зашагал в сторону залитого солнцем сада. «Нужно назначить нового лекаря в гарем фараона. Нужно самым тщательным образом подготовить ответы на все письма, полученные из Дельты. Нубнофрет сумеет совладать с гневом и раздражением, она непременно примет Табубу, и все встанет на свои места. Я должен испытывать облегчение, сбросив с плеч такой груз, – говорил он себе, сходя с мягкой травы и ступая на разогретый солнцем камень дорожки, ведущей вокруг дома. – Теперь о моих планах известно всем. Гори и Шеритра возражать не станут. Это ни в чем не затрагивает их жизни и интересы. Шеритра, возможно, даже обрадуется, ведь Хармин станет близок ей как родной брат. Хочу ли я устроить великий праздник, пир на весь город, в честь своей вторичной женитьбы теперь, когда прошло уже столько лет?» – размышлял он, нахмурившись, охваченный одновременно и счастьем, и тревогой, сознательно заставляя себя глубоко задуматься о своих планах на будущее, чтобы только не вспоминать о том, что Нубнофрет, кроме ярости и презрения, испытала сегодня еще и глубокую боль.

Через несколько дней к Хаэмуасу приехал Сисенет, чтобы самому взглянуть на древний свиток. Иб встретил гостя в просторном и прохладном зале, где повсюду были видны привезенные из чужих краев безделушки – приобретения Нубнофрет. Слуга поставил перед гостем поднос с вином и угощениями, и вскоре к Сисенету вышел хозяин дома.

Эти дни, хотя и не были наполнены важными событиями, прошли для него в сильном напряжении. Нубнофрет, укрывшись под маской холодной любезности, по-прежнему усердно исполняла свои обязанности хозяйки дома, беспрекословно выполняя все его требования, но прежняя юная веселость в ней исчезла без следа. Сына Хаэмуас видел редко. Разговор с Гори – это испытание он все оттягивал и оттягивал. Шеритре можно рассказать, когда он в следующий раз поедет навестить Табубу и забрать у нее подписанный договор, но мысль о Гори вселяла в его душу необъяснимое волнение и глубочайшую тревогу. Но сейчас Хаэмуас огромным усилием воли заставил себя забыть обо всех своих печалях и, усевшись рядом с Сисенетом, завел непринужденную беседу о том, какая стоит невыносимая жара, и о том, что вода в Ниле падает. Тот отвечал ему в тон, и когда со светскими любезностями было покончено, Хаэмуас поднялся и провел гостя к себе в кабинет. В комнате царил дух спокойствия и сосредоточенных занятий. Хаэмуас указал гостю на стул, и Сисенет, поклонившись, сел. Он поближе придвинулся к столу, на котором Хаэмуас уже разложил бумаги. Сам древний свиток он отодвинул немного в сторону, где папирус слабо шелестел под легким дуновением воздуха.

Хаэмуас опустился на стул. Он не надеялся, что этот скромный, тихий человек окажет ему существенную помощь. Сисенет улыбнулся царевичу и протянул руку к древнему, свернутому в свиток папирусу. Хаэмуас прекрасно осознавал, что занимает весьма высокое положение среди научной элиты Египта, и теперь ему вдруг пришло на ум, что вся его нынешняя затея имеет перед собой лишь одну цель – доставить удовольствие Табубе. Он хотел было спросить, не нужно ли Сисенету чего-нибудь еще – перо, дощечку для записей, что-нибудь выпить, но голова гостя уже низко склонилась над блестящей поверхностью стола, и Хаэмуас решил не нарушать его увлеченной работы. Хаэмуас заставил себя думать в эти минуты только о том, что с волнением сжимали сейчас крепкие, загорелые пальцы Сисенета. На руках у него сверкали золотые перстни с бирюзой, которые Нубнофрет, несомненно, нашла бы грубыми и громоздкими, но Хаэмуасу они нравились. Сисенет читал свиток, а Хаэмуас смотрел, как эти кольца чуть шевелятся, когда он двигает руками.

Наконец Сисенет придвинул к себе и быстро просмотрел записки Хаэмуаса. В его взгляде царевич уловил легкий оттенок презрения, однако он в ту же секунду поспешил себя заверить, что у него, как, впрочем, всегда, когда дело касалось этого свитка, слишком разыгралось воображение. Он начинал тревожиться и волноваться. «Прошу тебя, пусть ты ничего не сможешь прочесть, – молча взывал он к Сисенету. – Скажи, что эта задача тебе не по плечу, что твоих познаний недостаточно, чтобы с ней справиться, и тогда я с чистой совестью освобожусь от этого наваждения». Сисенет чуть кашлянул, ненавязчиво привлекая к себе внимание, и его аскетические губы тронула едва заметная улыбка. Он поднял глаза, придвинул к себе дощечку и взял в руки перо, после чего снова развернул свиток. К папирусу он прикасался с почти религиозным благоговением, не спуская при этом глаз с Хаэмуаса.

– Здесь перед нами довольно сложная разновидность древнего египетского письма, – сказал он. – Ничего удивительного, что эти значки ввели тебя в заблуждение, царевич. Свитков той эпохи сохранилось чрезвычайно мало, но мне, к счастью, попадалась на глаза еще пара подобных примеров. Это было в Коптосе, где жизнь течет размеренно и неторопливо, мало в чем изменяясь на протяжении многих поколений, где ее не тревожат волнения и потрясения севера:

Хаэмуасу вовсе не хотелось улыбаться, пока он слушал эти витиеватые речи. Он не мог не заметить, что странный акцент в произношении этого человека теперь еще усилился, звучал более отчетливо и явно. Хаэмуас не мог понять, что это за выговор. Он настолько привык к нему, слушая, как говорит Табуба, что почти перестал замечать. Однако с Сисенетом он беседовал значительно реже, и теперь эти странные звуки отдавались у него в ушах непривычным, завораживающим, изысканным звоном.

• Предыдущая
• 78/148
• Следующая