Кремлевское дело - Иванов Николай Владимирович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/85
• Следующая

При изучении большинства трагических эпизодов выяснялось, что партийно-мафиозные структуры вмешивались в расследование и всеми способами пытались устранить наиболее опасные звенья возможных разоблачений. Расширялась география самоубийств. Это были жертвы как андроповского наступления на организованную преступность, так и корректировки этой политики коррумпированной властью.

Продолжали уходить из жизни и функционеры в Узбекистане. Печальный жребий выпал и Давыдову, тому самому, который в августе 1984 года по команде местного ЦК приглашал Эргашева на собрание в МВД для исключения его из партии. Давыдов прошёл многолетнюю практику в аппарате ЦК КП Узбекистана, был вторым секретарём Наманганского обкома партии, а в 1968 году его назначили первым заместителем министра внутренних дел УзССР. Почти 17 лет бессменно прибывал Давыдов на этом посту, благополучно пересидев трёх министров. Но в последние годы осторожный и изворотливый Давыдов стал всё чаще оставлять следы. В ходе следствия выявились многочисленные факты получения им взяток от подчинённых и зависимых лиц. Вслед за Эргашевым встал вопрос о привлечении к уголовной ответственности и его.

Поскольку Давыдов не обладал депутатским иммунитетом, а оснований для привлечения его к уголовной ответственности было в достатке, в марте 1985 года мы представили все собранные доказательства своему руководству и предложили санкционировать арест, в котором нам сразу же было отказано. Заместитель Генерального прокурора Сорока прочитал пространную лекцию о том, что существует практика, в соответствии с которой действующий генерал милиции, замминистра может быть привлечён к ответственности лишь после согласования с партийными органами и только тогда, когда будет уволен со службы в МВД. Наши возражения, что подобная процедура не основана на требованиях закона, никакого действия не возымели. Тогда, напомнив своему начальнику обстоятельства самоубийства Эргашева, к которым Сорока имел самое непосредственное отношение, мы стали настаивать, чтобы отказ в санкции на арест Давыдова и свои незаконные указания он изложил письменно. Но не тут-то было. Кому охота творимое беззаконие оформлять документально! А посему Сорока попросту выставил нас из кабинета, потребовав выполнять его устные распоряжения.

Обжаловать произвол было некому: в подобных случаях, как мы уже убедились, Генеральный прокурор Рекунков принял бы сторону Сороки. С тяжёлым сердцем, уже предчувствуя беду, мы были вынуждены выполнять эти указания. Подготовили информацию в отношении Давыдова в МВД СССР и ЦК КП Узбекистана. Вновь дрогнула мафиозная паутина, затрещали телефонные аппараты, начались переговоры за плотно закрытыми дверями.

Деятели из республиканского ЦК тут же подробнейшим образом проинформировали товарища по партии, что он «засветился» по уголовному делу. С их подачи не менее странные вещи стали происходить и в МВД СССР. Вместо незамедлительного отстранения генерала-мздоимца от занимаемой должности началась волокита, после чего Давыдова убедили самому подать рапорт об увольнении «по болезни». 15 апреля 1985 года он подал такой рапорт, а 24 апреля был помещён в центральный госпиталь МВД УзССР для обследования состояния здоровья. И лишь с 11 мая 1985 года приказом МВД СССР N 152 Давыдов был уволен из органов внутренних дел по ст. 67 п. «б» – по болезни.

Уж теперь, казалось бы, мы должны были получить санкцию на арест Давыдова, ведь все незаконные требования Сороки выполнены. Как бы не так! Им были выдвинуты новые условия: вот когда Давыдов выпишется из госпиталя и будет решён вопрос об исключении его из КПСС, тогда, дескать, и будет дана санкция на арест. Как и в случае с Эргашевым всё повторилось, словно в дурном сне.

Не увенчались успехом и попытки договориться с оперативными службами КГБ об организации наблюдения за Давыдовым. Шли первые месяцы так называемой перестройки, и руководство КГБ в очередной раз заняло выжидательную позицию, дескать, надо разобраться, куда подуют новые ветры. Нам намекнули, что если бы с такой просьбой к ним обратился Генеральный прокурор СССР – другое дело. Но сегодня прокуратура вовсе не горела желанием проявлять активность. Следствие оказалось в цейтноте.

Если в случае с Эргашевым мы знали каждый его шаг, пользуясь оперативной информацией, и видели, как его толкачи на самоубийство, убеждая в принятии «мужественного решения», то в ситуации с Давыдовым отсутствовала даже такая информация. Было лишь известно, что 15 мая Давыдова уведомили об увольнении, что партком готовит партсобрание в МВД для исключения коммуниста Давыдова из рядов КПСС, о чём он, конечно же, прекрасно знал. 16 мая Давыдов сам звонил из госпиталя в управление кадров МВД УзССР и уточнял мотивы и формулировку увольнения.

Утром 17 мая 1985 года медперсонал обнаружил в одноместной палате № 80 на кровати труп Давыдова с огнестрельным повреждением в правой височной области головы и зажатым в правой руке пистолетом. Труп был обложен вокруг головы четырьмя подушками, накрыт сверху двумя одеялами и халатом. На постели обнаружены три стреляные гильзы и одна пуля калибра 5,45 мм . Две аналогичные пули позднее были извлечены из трупа Давыдова. В обойме пистолета находилось пять патронов. В палате в шкафу висел костюм покойного, где в правом внутреннем кармане пиджака обнаружены две записки.

Одна записка на двух листах адресована первому секретарю ЦК КП Узбекистана Усманходжаеву и Министру внутренних дел УзССР Ибрагимову. Приводим её текст без сокращения:

Иначе объясняются мотивы самоубийства в записке Давыдова к семье. Здесь уже ни слова о его преследованиях, клевете. Что это: двойная бухгалтерия даже перед смертью? Впрочем, сравните сами:

• Предыдущая
• 33/85
• Следующая