Кладоискатель и доспехи нацистов - Гаврюченков Юрий Фёдорович - Страница 9

• Предыдущая
• 9/77
• Следующая

К моему величайшему сожалению, ни серебра, ни злата в могилу положено не было. Видать, решил не баловать князь пышными проводами в загробный мир своего чудо-богатыря, наверняка, как и все от природы наделенные силушкой немереной, самодура и буяна. Которому проломил жбан в пьяной драке такой же дружинник-отморозок. Насчет драки я почти не сомневался, все-таки шелом откапывал лично и мог убедиться, что надевали его на уже пробитую голову. Шелом было особенно жаль, такой уник мог стать настоящим украшением моей домашней коллекции, но, увы, он буквально рассыпался под пальцами.

Огорчение от безвозвратной утраты останков богатыря с лихвою компенсировалось находкой куда более важного артефакта – Доспехов Чистоты. Мы торжествовали. Легендарный амулет Третьего рейха, созданный на прародине древних германцев, острове Туле, существование которого долгое время ставилось под сомнение, был в наших руках.

По этому поводу устроили пиршество. Развели высоченный «пионерский» костер до небес и побросали в него разный хлам, скопившийся на стойбище. Все равно утром уезжать. Из продуктов отложили только позавтракать, остальное съели или сожгли в виде искупительной жертвы языческим божествам. Мосталыги гиганта уложили обратно в яму и закидали могильник землей. Затем справили по нему повторную тризну. Покойник должен был остаться на нас не в обиде – не каждому воину выпадает счастье быть чествованным по смерти дважды, да еще почти полтысячелетия спустя!

Отметили, надо сказать, от души. Пили как в последний раз. Плясали, прыгали вокруг костра. Боря спел «Хорст Вессель», оказывается, знал полный текст. Я с выпивкой старался не пыжить, все-таки за руль завтра, а компаньоны высосали до последней капли – водку лить в огонь было жалко.

Сегодня Бахус был в фаворе. Сварожич создал на площадке «черных археологов» свой маленький ад. Костер полыхал так, что на росших поблизости деревьях листва заворачивалась в трубочку. Взлетали над кронами оранжевые трассирующие искры. Думаю, усопший был нами доволен.

В конце пиршества мне пришлось затаскивать едва теплого Эрика в палатку. Боря на автопилоте добрел до спальника сам.

Я же был почти не датый. Настолько, что дождался, пока догорит огонь, и нашел силы предпринять пару челночных рейсов к Луже с чайником и резиновым ведром. Залив смердящей тиной угли, присоединился к коллегам. Перед дальней дорогой следовало слегонца вздремнуть.

Разбудил меня крик. Сон сразу как рукой сняло. Крик был жуткий, леденящий кровь. От него сразу заворочались Боря с Эриком. Неподалеку происходила лесная трагедия. Душераздирающий крик не прекращался.

– Йиий-йа-йа-йа-йа-йа!!! – тонкий пронзительный лай. Так могла вопить только смертельно раненная лисица.

Сна уже не было ни в одном глазу. Вдобавок снаружи начинало светать. Проклятая лиса не умолкала, и я решил ее поискать. Все равно с отдыхом был в расчете.

Я нашарил Борино ружье, откинул стволы и пощупал казенник. Заряжено. Бормоча невразумительные ругательства, я раздернул входной клапан и выбрался из палатки. Сейчас найду эту чертовку и заткну ей глотку! За спиной послышался чей-то заливистый храп.

Выяснилось, что на улице рассвет вступил в полную силу. Над травою выше пояса висел туман. В темно-синем небе вырисовывались рога бывшего кургана.

Я поозирался. Лиса прекратила орать, но я уже твердо настроился произвести расследование. Крик доносился вроде бы со стороны раскопа. Ну, где у нас лисьи норы?

Мне казалось, что я знаю все звериные нычки, но когда понадобилось, они словно растворились. Вознося хулу на все лисье племя, я битый час лазил по холмам, пошатываясь на нетвердых ногах. Уже сошел туман и заря запылала на востоке, а я как неприкаянный бродил кругами, кидаясь к любой подозрительной тени.

Наконец я нашел нору. Причем ту, какую нужно. Выброшенный из недр невысокой холмистой гряды песок был забрызган кровью. Потирая опухшее лицо, я принялся дотошно изучать следы.

Через минуту я был не рад, что вписался в эту авантюру. «Тоже мне, охотничек нашелся!» Есть такая штука, как спасительное неведение. Меньше знаешь – крепче спишь. Что мне стоило потерпеть в палатке совсем немного, а потом попытаться заснуть? Или начать укладывать вещи – ведь скоро уезжать. И уехал бы со спокойной душой. Так нет!

Следы были не только лисьи. И вообще не звериные. Песок у норы был по-особому примят. Сохранились свежие отпечатки чего-то толстого и длинного. Ползущего… На песке осталась слизь.

За недостатком времени трава не успела распрямиться, и алые капли сопровождали этот след. Далеко идти не пришлось. След привел к Луже. Кто-то выбрался оттуда, подкараулил и схватил лису. Затем утащил в свое затопленное подземное царство. И, умирая, лиса кричала, пока не исчезла в пучине.

Я попятился прочь от Лужи, наставив стволы на ее угрюмое жерло. А когда она скрылась за деревьями, развернулся и побежал в лагерь. Жуткие домыслы метались в моей несчастной башке: что, если, пока я шнырял по округе, прожорливый пещерный хищник, закусив лисой, вознамерился поживиться чем-то посущественнее и набил утробу моими компаньонами!

Последняя догадка привела меня в трепет. С ружьем наперевес я устремился к палатке, желтым фонарем светившейся промеж деревьев. Там царило безмолвие.

Покрывшись испариной, я добежал до нее, выискивая глазами характерный след выползня, но после вчерашней гулянки по лагерю могло пройти незамеченным стадо слонов.

Когда я ворвался в палатку, мои алканы дрыхли без задних ног. Им все было нипочем!

– Гитлер Тельмана пшенкой кормил, чтобы у него мозги засохли. – Я брезгливо отодвинул тарелку.

– У кого именно? – тоном наивной курсистки поинтересовалась Маринка, делая вид, будто арестантская гипотеза о влиянии питания на умственную деятельность не произвела на нее ни малейшего впечатления. Равно как и моя реакция на поданный завтрак.

– Наверное, у обоих, – подумав, ответил я. – Только у того, кто потчует ближнего одними погаными кашками, мозги отсыхают быстрее. Учти это, дорогая.

– Есть еще вкусный компот, – торопливо сообщила Марина.

– Какой компот, я мяса хочу! Маринка надула губы.

Мяса не было. Пошмонав по сусекам, я отыскал сиротливую банку шпротов. За мясом надо было идти в магазин.

Забренчал телефон. Марина сняла трубку.

– Иди, тебя, – пригласила она. – Папик прорезался.

Папиком мы звали Остапа Прохоровича Стаценко.

Одно из несомненных преимуществ, которые дает известность, заключается в том, что к тебе начинают тянуться тщеславные богатеи. Для многих нуворишей знакомство с известной личностью является актом приобщения (пусть даже чисто иллюзорным) к прекрасному и благородному, в условиях деловой жизни недоступному. Поэтому «новые русские» и стремятся быть на короткой ноге с артистами, писателями, музыкантами и прочими деятелями культуры. Господину Стаценко вот повезло на археолога. Меня то есть. Причем археолога, прославившегося передачей родному питерскому музею драгоценной реликвии и денег за это не получившего. Вознаграждение витало где-то в кулуарах Гохрана, что делало меня, по мнению Остапа Прохоровича, сущим бессребреником. Общение с таким ангелом бескорыстия возвеличивало его в собственных глазах, при этом он старался казаться благодетелем и периодически угощал меня обедами в хороших ресторанах. Вероятно, считал, что тем самым спасает нищего ученого от голодной смерти. Сейчас его звонок прозвучал как нельзя кстати.

– Я пришлю за вами машину. – Остап Прохорович был сама предупредительность.

Это было что-то новенькое. Господин Стаценко приглашал отобедать к себе в апартаменты. Что ждет там истощенного, обделенного жизнью археолога?

– Я завтракать не буду, – сообщил я Маринке, – поберегу аппетит для обеда. Есть еще на свете люди, которые обо мне заботятся.

– Никак твой кормилец к себе призвал? – выпустила коготки Марина. – Меня с собой возьмешь?

– А вот тебя, дорогая, в списках приглашенных не значиц-ца! – не без удовольствия ответствовал я нерадивой супруге.

• Предыдущая
• 9/77
• Следующая