Мертвые души - Гоголь Николай Васильевич - Страница 32
- Предыдущая
- 32/355
- Следующая
“В таком случае позвольте мне вас попросить в мой кабинет”, сказал Манилов и повел Чичикова в небольшую боковую комнату, обращенную окном на синевший лес.
“Вот мой уголок”, сказал Манилов.
“Приятная комната”, сказал Чичиков, окинувши ее глазами. Комнатка была точно не без приятности: стены были выкрашены какой-то голубенькой краской в роде серенькой, четыре стула, одно кресло и стол, на котором[Вместо “Комнатка ~ на котором”: В комнате было мебели не много: стол, на столе<?>] книжка с заложенною закладкою, о которой мы уже имели случай упомянуть, несколько исписанных бумаг, но больше всего[но больше всего было] табаку. Он был в разных видах: в картузах и в табачнице, и, наконец, насыпан был просто кучею на столе. На обоих окнах тоже помещены были горки выбитой из трубки золы, расставленные не без старания очень красивыми рядками. Заметно было, что это доставляло хозяину препровождение времени.
“Позвольте вас попросить расположиться в этих креслах”, сказал Манилов, “здесь вам попокойнее”.
“Позвольте, я сяду на стуле”.
“Позвольте вам этого не позволить”, сказал Манилов с улыбкою. “Это кресло у меня уж ассигновано для гостя. Ради или не ради, но должны сесть”.
Чичиков сел.
“Позвольте мне вас попотчевать трубочкою”.
“Нет, не курю”, отвечал Чичиков ласково и как бы с видом сожаления.
“Отчего?” сказал Манилов тоже ласково и с видом сожаления.
“Не сделал привычки, боюсь, говорят, трубка сушит”.
“Позвольте мне вам заметить, что это предубеждение! Я полагаю[Я нахожу] даже, что курить трубку гораздо здоровее, нежели нюхать табак. В нашем полку был поручик, прекраснейший и образованнейший человек, который не выпускал изо рта трубки не только за столом, но даже с позволения сказать во всех прочих местах. И вот ему теперь уже сорок с лишком лет, но благодаря бога до сих пор так здоров, как нельзя лучше”.[как нельзя быть лучше. Это я вам скажу действительно слу<чается>]
Чичиков заметил, что это действительно случается и что в натуре есть много вещей, которые даже неизъяснимы какому бы то ни было обширному уму. [Вместо “Чичиков ~ уму”: Это действительно случается. В натуре такое множество странных вещей. ] “Но позвольте прежде одну просьбу…” при этом снова Чичиков огляделся вокруг, как бы желая знать, не глядит ли кто откуда-нибудь… “Как давно вы изволили подавать ревижскую сказку?”
“Да уж давно, а лучше сказать, не припомню”. “Как с того времени, много у вас умерло крестьян?” “А не могу знать. Об этом, я полагаю, нужно спросить[Об этом нужно, я думаю, спросить] приказчика. Ей, человек, позови приказчика, он должен быть сегодня здесь”.[“он должен ~ здесь” вписано. ]
Приказчик явился. Это был человек лет под сорок, бривший бороду, ходивший в сертуке и, по-видимому, проводивший очень покойную жизнь, потому что[а. Далее начато: в лице его заметны] лицо его глядело какою-то пухлою полнотою, а цвет и мягкость кожи и маленькие глаза показывали, что он знал, что такое пуховики и перины. Видно было по всему, что он совершил свое поприще, как совершают его вообще все господские приказчики: сначала был просто грамотным мальчишкой в доме, потом женился на какой-нибудь Акулине ключнице, барыниной фаворитке, [потом] и сам сделался ключником, а там и приказчиком. А сделавшись приказчиком натурально поступал так, как все приказчики: водился и кумился с теми мужиками, которые на деревне побогаче, подбавлял тягла тем, которые победнее и, проснувшись в 9-м часу утра, [в 9-м часу поутру] поджидал самовара и пил чай. [“Это был человек ~ пил чай” вставка на полях. ]
“Послушай, любезный”, сказал Манилов: [“сказал Манилов” вписано. ] “сколько у нас умерло крестьян с тех пор, как подавали ревизию?”
“Да как сколько? Многие умирали с тех пор”, сказал приказчик и при этом икнул, заслонивши рот слегка рукою на подобие щитка. [“сказал приказчик ~ щитка” вписано. ]
“Да, признаюсь, я сам так думал”, подхватил Манилов. “Именно очень многие умирали!” Тут он оборотился к Чичикову и прибавил еще: “точно, очень многие”.
“А как например числом?” спросил Чичиков.
“Да, сколько числом?” подхватил Манилов.
“Да как сказать числом? Число неизвестное, человек до 80 будет”.
“Да, именно”, сказал Манилов, обратясь к Чичикову, я тоже предполагал. Большая смертность”.
“Ты, пожалуста, их перечти”, сказал Чичиков, “подробней реестрик всех по имени”.
“Да, всех”, сказал Манилов. Приказчик сказал: “слушаю” и ушел.
“А для каких причин вам это нужно?” спросил[а. сказал Манилов] по уходе приказчика Манилов Чичикова.
Чичиков минуты три оставался молча, не отвечая ни слова на сделанный запрос. Казалось, как будто ему необыкновенно тяжело было произнести какое-нибудь слово. В лице его выразилось такое затруднительное положение, и во всех чертах его отразилось что-то беспокойно ищущее чего-то, что всякий, который бы в эту минуту поглядел на него, исполнился бы по неволе ожиданием чего-то не совсем обыкновенного и невольно отразил[а. Вместо “что всякий ~ отразил”: Казалось, что поневоле наполнило бы всякого, который бы в это время поглядел на него, ожиданием чего-то не совсем обыкновенного и он бы нечувствительно отразил] бы в лице своем почти то же самое затруднение. Казалось, как будто дело было точно головоломное. И в самом деле, [а. Далее начато: не прошло четыр<?>] Манилов наконец услышал такие странные и необыкновенные вещи, каких, без всякого сомнения, никогда еще не слыхали человеческие уши от самого создания мира.
“Я хотел вам предложить… не можете ли вы мне продать [эдаких] крестьян…”, сказал Чичиков, да и не кончил речи.
“А вы разве покупаете крестьян?”[а. А вы разве хотите купить крестьян?] сказал Манилов, “но позвольте вас спросить: как и какого рода вы хотите купить крестьян, с имением ли, то есть с землею или просто на вывод, т. е. без земли?”
- Предыдущая
- 32/355
- Следующая
