Хромой кузнец (сборник) - Семенова Мария Васильевна - Страница 6

– Сакси, братец! Но неужели ты совсем его не боялся?..

Сакси снова пожал плечами:

– Я сын конунга и никого не боюсь.

– Но разве не наш отец взял его в плен? И не братья превратили в калеку?..

Сакси фыркнул было – но потом подумал и ответил серьёзно:

– Ты знаешь, он всё молчал и не хотел со мной разговаривать. Только спросил, что мне от него нужно, и я сказал, что ничего, и показал ему жердь. Тогда он взял полено и попросил у меня нож…

– И ты дал?!

– Дал, – ответил Сакси с гордостью. – Ведь иначе он мог решить, будто я испугался. Он вырезал мне меч, а стружки сжёг. Он рассказывал мне про Тора и великанов. А когда я собрался уходить, он сказал, что попросит ветер быстро донести меня домой. Я не поверил, но ветер вправду переменился. Вот так!..

Два дня у Бёдвильд всё валилось из рук. Но по утрам на лужах уже хрустел юный ледок, а это значило, что конунга следовало ждать со дня на день.

И вот наконец, на второй вечер, когда все улеглись спать и длинный дом угомонился, Бёдвильд решительно вытащила колечко из кошеля. Продела в него тонкий шнурок. Повесила шнурок на шею, набросила шерстяной плащ и вышла из дому.

Лодочка младшего братца Сакси стояла на своём месте, привязанная за кольцо на носу. Бёдвильд едва распутала моржовую верёвку: Сакси был великий умелец вязать узлы. Скинула башмачки, бросила их в лодку. Подвернула повыше платье, длинное, полоскавшееся по ногам. И спихнула судёнышко в воду…

Было время отлива. Глубоко в небе висели серебряные клочья облаков, и свежий ветер понемногу оттаскивал их в сторону моря.

Полная луна светила как раз из-за острова Севарстёд…

Бёдвильд с детства знала и остров, и домик, и все подходы к нему. Пожалуй, днём она не испытала бы страха. Днём всё вокруг привычно и знакомо и нет нужды бояться, как бы вдруг не появилась на лунной дорожке ночная всадница-ведьма верхом на волке, со змеями вместо поводьев… Ночью страшно! Как знать, не обернутся ли великанами все эти утёсы, такие красивые днём, на фоне ясного неба! Не вздумают ли размять во мраке свои гранитные члены перед тем, как вновь застыть на рассвете?.. И не таятся ли здесь Скрытые Жители, те, что протягивают холодные руки прямо из камня, утаскивая к себе в скалу зазевавшегося путника?..

Но хромой кузнец, к которому она шла, был для неё страшней любого инеистого великана и даже самой старухи Хель, владычицы царства умерших…

Дверь хижины оказалась закрыта и даже приперта снаружи колом. Так, верно, оставил её Хильдинг, ездивший на остров накануне. Сквозь щели пробивался мерцающий свет, чувствовался запах дыма… Хозяин был дома.

Бёдвильд осторожно отодвинула тяжёлый кол, потянула на себя дверь и заглянула вовнутрь.

Волюнд не спал…

Он сидел у стены, обхватив руками колени, и смотрел в огонь очага, поедавший кусочки сухого плавника. От его шеи к кольцу в стене тянулась толстая цепь. Такие же цепи были и на руках.

Когда заскрипела дверь, он медленно оглянулся. Увидел, что это был не Нидуд и не Хильдинг, а всего лишь хозяйская дочь, и снова равнодушно уставился в огонь…

Осмелев, Бёдвильд вошла и прикрыла за собой дверь: негоже выпускать из дому и без того скудное тепло. Сделала несколько робких шагов и остановилась у противоположной стены, там, где он никак не сумел бы до неё дотянуться.

А Волюнд продолжал молча смотреть на язычки пламени, и его глаза не мигали. Бёдвильд сказала так тихо, что едва сама себя расслышала:

– Волюнд… я пришла тебя попросить…

Давненько же он не слышал просьб. Одни только приказы да ещё оскорбительную брань. Он поднял на неё глаза. Он спросил:

– Что же у тебя случилось, Лебяжье-белая?

Вот так Бёдвильд впервые услышала его голос… И внезапно увидела перед собой не тролля, не колдуна, способного к злым чудесам, – просто человека, сотворённого, как и она сама, из плоти и крови. И этот человек был очень несчастен.

Бёдвильд торопливо развязала шнурок и показала колечко.

При виде его у Волюнда что-то метнулось в глазах. Метнулось и пропало, так быстро, что Бёдвильд ничего и не заметила. Она виновато прошептала:

– Вот…

Волюнд протянул руку, но Бёдвильд испуганно отшатнулась. На его лице появилось подобие усмешки. Он сказал:

– Ты можешь бросить… Или надеть на прутик…

Бёдвильд разыскала в дровах тонкую щепочку, насадила на неё измятый золотой ободок и так отдала кузнецу. И спросила, волнуясь:

– Ты починишь его?

Он ответил, помолчав:

– Я его сделал.

Осмотрев кольцо, он положил его на камень. Мгновение помедлил. И стал подниматься на ноги…

Бёдвильд с перепугу едва не бросилась вон. Остановила её только мысль о цепях, надёжно удерживавших его возле стены. Но страх был напрасным: несколько шагов в сторону, к пузатому глиняному кувшину, дались ему мучительным трудом. Волюнд наполнил деревянную кружку, отхлебнул из неё и поленом пододвинул кружку Бёдвильд:

– Выпей со мной, хозяйская дочь, если не брезгуешь.

Бёдвильд не посмела ему отказать. Взяв кружку, она отпила осторожный глоток… В кружке было скисшее молоко.

Волюнд сказал:

– Дай мне застёжку, которая у тебя на плече.

Ей не хватило смелости спросить, для чего. Она послушно расстегнула серебряную фибулу-пряжку, скреплявшую шерстяной плащ, и на той же щепочке подала кузнецу. Он пододвинулся поближе к огню и склонился над кольцом. А Бёдвильд, понемногу успокаиваясь, прислонилась к стене.

Оказывается, не так уж и страшно…

Волюнд между тем, казалось, вовсе о ней позабыл. Колечко живой искоркой вспыхивало у него в руках: он что-то делал с ним острым концом застёжки. И Бёдвильд, наблюдая за ним, не могла отделаться от мысли – эти руки ей что-то напоминали. Что-то знакомое и в то же время волшебное. Потом она поняла. Руки кузнеца были похожи на крылья. Почему?.. Может быть, из-за теней, что отбрасывал метавшийся огонь?..

Некоторое время молчание стояло поперёк хижины, как глухая стена. Наконец Бёдвильд тихо сказала:

– Я удивилась, когда впервые увидела тебя… Я думала, отец привезёт гнома… старого бородатого карлика… а ты оказался совсем не таким…

Волюнд отозвался почти немедленно:

– Я тоже удивлялся, Лебяжье-белая. Мне лось, у такого волка, как твой отец, и дети должны быть не дети, а мохнатые волчата.

Бёдвильд закусила губы и замолчала.

Волюнд долго трудился над испорченным кольцом, возвращая своему изделию первоначальную красоту. Бёдвильд наблюдала за ним.

Давно не видевший его мог бы и не узнать… Одежда затрепалась, осунувшееся лицо заросло бородой, пострашнело… Прежними были только глаза. Эти глаза внушали ей страх.

Сперва она так и подскакивала при каждом его неожиданном движении. Но постепенно усталость и тепло одолели её, и она задремала…

Голос Волюнда заставил её очнуться.

– Возьми своё кольцо, Лебяжье-белая…

Вздрогнув, Бёдвильд открыла глаза. Волюнд протягивал ей кольцо, насаженное на гибкий прут. Она взяла его и надела на палец.

Кто не знал о поломке, ни за что не догадался бы о ней теперь. Кто знал – сказал бы, что кольцо от умелой починки стало едва ли не лучше. Как прежде, радовали глаз блестящие грани и тонкий узор, сплетённый из невесомых золотых нитей… Бёдвильд не могла оторвать глаз.

– Возьми и застёжку, конунгова дочь, не то позабудешь.

Бёдвильд не глядя потянулась за фибулой… и железные клещи сомкнулись у неё на запястье! Бёдвильд даже не вскрикнула…

Не было больше хозяйской дочери и раба. Был победитель, взявший добычу. И пленница у его ног.

Бёдвильд смотрела на него круглыми от ужаса глазами. Волюнд стоял над ней – цепко стоял на изувеченных ногах, придерживая свои кандалы… Наконец Бёдвильд выдавила из себя:

– Что… ты… задумал?..

Волюнд засмеялся. Бёдвильд никогда в жизни не слышала ничего более страшного. Он сказал: