Падающая Звезда - Гаррисон Гарри - Страница 43

• Предыдущая
• 43/68
• Следующая

– Наделали ошибок, слишком спешили, а теперь мы умрем…

Григорий стукнул кулаком о кулак. Он и не слышал Коретту. Он явно нуждался в чем-то покрепче, чем водка. Коретта заглянула в аптечку, потом снова посмотрела на обезумевшего русского. Похоже, от действия снотворного, которое она ему давала, не осталось и следа, а ведь оно достаточно сильное, чтобы свалить человека на несколько часов. Сумеет ли она заставить его принять еще? Вряд ли, хотя он, кажется, и не замечает ее, не обращает внимания… Человек деградировал прямо на глазах.

Она открыла металлическую коробочку и достала вакуумный шприц, затем вскрыла пластиковую ампулу ноктекса. Хватит, чтобы усыпить слона. Удобство такого шприца заключается в том, что нет необходимости прокалывать кожу. Стоит лишь прижать его к телу в любом месте – и струя сжатого воздуха протолкнет капли лекарства прямо сквозь кожу. Ей все-таки придется усыпить огромного русского, хочется ему этого или нет. Дать хорошую дозу, чтобы не вставал, пока не минует опасность. Или пока все не кончится. Впрочем, не стоит думать об этом. Он – пациент, и она должна сделать для него все, что в ее силах. Она осторожно заперла аптечку и, пряча шприц, направилась к Григорию. Он стоял к ней спиной, опустив голову, ничего не замечая. Сзади на шее, среди светлых вьющихся волос, как раз подходящее место. Только приставить и нажать. Она подплыла ближе, вынимая шприц.

– То, как они поступают с нами, – преступление! – воскликнул Григорий, выпрямляясь, его ноги стукнулись о кушетку как раз в тот момент, когда Коретта приготовилась ввести снотворное.

Шприц ударился о его плечо, выплеснув струйку лекарства.

– Что это такое? – взревел он, глядя на шприц, словно на чудовищное оружие. – Ты пытаешься убить меня! Ты не имеешь права!

Он резко выбросил руку вперед и вырвал у нее шприц, швырнул его в стену; от этого толчка оба они закружились, столкнулись, и на этот раз он попытался ударить Коретту.

– Ты хочешь убить меня! Удар был неуклюжим, и он отлетел от нее в ту же секунду.

Кулачные бои в невесомости практически невозможны. Но его ладонь скользнула по лбу Коретты, содрав кожу обручальным кольцом. Выступили маленькие капли крови. Вид крови разъярил его еще больше, и он снова набросился на нее, но она увернулась.

Взгляд Григория был совершенно бессмысленным, он не владел собой. Вцепившись в костюм Коретты, он пытался притянуть ее к себе, но она легко уворачивалась от его неловких ударов.

– Григорий, перестань! – закричала она. – Перестань, пожалуйста!

Они плыли и кружились, отлетая от предметов и стен, и этот безумный балет в космосе сопровождала возвышенная музыка фортепианного концерта. Григорий уже тяжело дышал, но по-прежнему был еще вне себя от страха и ярости. Коретта сама осторожно притянула его к себе, обхватила руками и спрятала голову у него на груди, чтобы он не смог ударить ее по лицу.

Гнев его вдруг иссяк. Он глубоко всхлипнул и прикрыл руками глаза.

– Боже мой, что я делаю… Я не знал… У тебя на лице кровь. Это я сделал!

– Неважно, все уже прошло.

– Нет. Я виноват. Очень виноват. Прошу тебя, прости. Я сделал тебе больно, что-нибудь сломал…

– Нет, ничего подобного, правда, мне совсем не больно. Григорий в смятении, забыв обо всем, ощупывал ее руки, словно ожидая обнаружить перелом, обнимая, прижимал ее к себе.

Его дыхание участилось. Она попробовала осторожно высвободиться.

– Прости меня, – сказал он тихо, – прости.

– Ничего, – ответила она по-прежнему спокойно, чувствуя, однако, как его руки опускаются все ниже, обнимая ее все крепче. Его ярость внезапно обратилась совсем в другое чувство.

Коретта понимала, что все зашло слишком далеко и следует прекратить это. Но тут же удивилась собственным мыслям: зачем? Почему она должна останавливать его? Она женщина, была замужем. И ведь этот большой, угрюмый, вспыльчивый русский нравится ей. И, – она с трудом удержалась от смеха, – Господи, ведь это в космосе впервые, прямо как в книжках.

Григорий заметил ее улыбку и коснулся пальцами ее губ, шепча по-русски ласковые слова. Ее костюм застегивался на одну единственную «молнию», и он медленно расстегнул его, обнажая теплую темную кожу.

Она не носила бюстгальтера – зачем он в невесомости? – ее груди были круглыми и полными. Он наклонился, погрузив лицо в их тепло, целуя ее снова и снова. Она крепко обняла его голову, помогла ему раскрыть «молнию» до конца. Выскользнула из своего костюма и помогла раздеться ему.

Приятно, необычайно приятно плыть невесомыми в космосе, будто в глубине океана. Волны музыки набегали на них, отступали... и набегали опять…

– Болонская копченая колбаса, салями или сыр, мистер Флэкс, и больше ничего. А хлеб только белый.

Флэкс посмотрел на поднос с неаппетитными сандвичами.

– Ну почему, Чарли, – спросил он. – В тот момент, когда начинается работа, сразу кончается вся еда и нам присылают такое вот дерьмо? Хлеб, видимо, черствый?

– К сожалению, мистер Флэкс. Но, в конце концов, после семи вечера нельзя ожидать…

– Нельзя что? Нельзя ожидать нормальной еды, потому – что в буфете рабочий день кончился? Да у меня здесь люди работают сутками без перерыва, а вы не можете придумать ничего получше этих дерьмовых сандвичей!

– Это не я придумываю, я только разношу. Берете?

– Нищим выбирать не приходится, – проворчал Флэкс, его гнев прошел так же быстро, как и вспыхнул. Он приподнялся в кресле, чтобы размять затекшие ноги. Надо походить, но сперва он перекусит. – Дайте мне каждого по одному. Спасибо.

Он выбросил лишний хлеб и сделал себе что-то вроде трехслойного бутерброда. Он медленно жевал, откусывая большими кусками, и слушал через наушники распоряжения бригады, занимавшейся двигателями.

– ..вот тот, желтого цвета, справа. Нужно отрезать часть кабеля и заизолировать нижний конец. Так…

Он все время слышал этот голос и помнил о тех двоих, которые пытались в открытом космосе починить ядерные двигатели. Работали, помня об урочном часе. При этой мысли его глаза обратились к табло – полетное время 16:42. Пока он смотрел, стало 16:44. Время шло. Загорелся световой сигнал, и он нажал кнопку.

– Я говорю из конторы русских, Флэкс. Я был в Капустином Яре и на Байконуре, они клянутся, что у них нет ничего на ходу, чтобы состыковаться с «Прометеем» раньше предельного срока. Через два дня на старте будет «Союз», но они могут сократить этот срок только на несколько часов. Это подтверждается имеющейся у нас информацией и, с твоего позволения, данными ЦРУ. Я обратился к ним, не спрашивая твоего разрешения, я знаю, что должен…

– Нет, не в этот раз. Ты поступил правильно, спасибо. Значит, нет никаких шансов послать сейчас советский корабль?

– Абсолютно никаких. Извини.

– Все равно, спасибо.

– От Советов помощи никакой. А НАСА может запустить свой «челнок» не раньше чем через неделю – это в самом лучшем случае. Они, конечно, готовят его, спешат, насколько возможно… Если «Прометею» удастся выбраться с этой орбиты, им все равно может понадобиться помощь. Но помощь может и опоздать.

Эх, если бы у военных сейчас был наготове свой «челнок»! Он мог бы вообще-то предусмотреть это для страховки. Опять слезы над сбежавшим молоком: что толку терзать себя? Все это были секретные проекты, но невозможно сохранить в тайне от других людей, занимающихся тем же делом. Полезный груз «челнока», ну да, все это было достаточно засекречено, хотя все догадывались, зачем им нужна грузоподъемность в двадцать тонн. Военные никогда не прекращали свои дорогостоящие игры. Бэннерман сказал, что корабль пока не готов, а уж он-то должен знать. Впрочем, он ведь не сказал, сколько потребуется времени на подготовку… Это мысль. Если дело в одном-двух днях, это может пригодиться, если «Прометей» действительно выберется на более удобную орбиту. Спросить у Бэннермана? Нет, незачем снова беспокоить Белый дом, они все еще совещаются.

• Предыдущая
• 43/68
• Следующая