Падающая Звезда - Гаррисон Гарри - Страница 16

• Предыдущая
• 16/68
• Следующая

Оба государственных руководителя говорили еще долго, и Патрик незаметно переступил с ноги на ногу, чтобы не затекли мускулы или, не дай Боже, не начать клевать носом. Над телеэкраном висели стартовые часы, и Уинтер почувствовал неимоверное облегчение, когда на них появились заветные цифры 02:00. Тут Патрик решительно шагнул вперед, кивнул обоим лидерам и сказал:

– Благодарю вас, мистер президент. Большая спа-си-бо, то-ва-ришч пре– зи-дъент. После беседы с вами наша решимость еще больше окрепла, и от имени всего экипажа я приношу вам нашу благодарность. Однако отсчет предстартовой готовности достиг момента, когда нам пора отправляться на корабль. Так что спасибо вам и всего хорошего.

Он вышел из кадра, и остальные астронавты, стараясь не слишком явно спешить, последовали за Патриком. Сеанс телесвязи закончился, и Кузнецов облегченно зевнул:

– Боже мой! Какие зануды все эти политики. Я полагаю, что это неизбежное зло, но с меня хватит. Элай кивнул:

– Ни одного политика еще не застрелили за то, чего он не говорил. Поэтому стараются избегать определенности в высказываниях и добиваются успеха у избирателей за счет своего шарма, имиджа, рекламы и так далее.

– Ладно, поболтаем после, – прервал его Патрик. – Герметический трап, наверное, уже подогнан. Прошу все личные вещи сложить в пластиковые мешки. Не забудьте все вынуть из карманов. Не пытайтесь пронести на корабль бутерброды с ветчиной, почтовые марки, коллекционные конверты, а также портреты папы римского или Ленина. Никакого багажа. Таков был уговор с самого начала, так что давайте его не нарушать.

– Советские люди лишены капиталистического инстинкта заколачивать деньги, – улыбнулся Кузнецов, – поэтому с нашей стороны возражений не будет. Но, сколько мне помнится, кое-какая компенсация за бескорыстие нам все же полагается?

– Само собой, – кивнул Элай. – Экипажу выданы триста конвертов с марками для погашения в первый день полета. У нас есть штамп, и мы проведем эту операцию, как только окажемся в космосе. Каждому из нас достанется по пятьдесят конвертов, которые мы имеем право оставить себе на память, подарить кому-нибудь или продать. Хотя прибыль от продажи скорее всего уйдет на выплату налогов.

Патрик внимательно осмотрел прозрачный пластиковый мешок, в который каждый из астронавтов сложил свои личные вещи. Ничего недозволенного там не было. Тогда Уинтер взглянул на часы:

– Все, пора. Пошли.

Он пожал руку повару и двум горничным, обслуживавшим их во время пребывания в карантине, и первым направился к выходу.

– Я вернусь, чтобы еще поесть твоих картофельных оладий, Иван, – сказал он на прощание повару на ломаном русском.

– Да я к вашему приземлению целый таз напеку, майор! – отозвался тот.

Над выходом зажегся зеленый огонек. Патрик повернул колесо герметического замка, и раздалось негромкое шипение – уровень давления внутри и снаружи сравнялся. Карантинное здание было полностью изолировано от внешнего мира, чтобы космонавты перед полетом не простудились и не получили какой-нибудь инфекции. Вся пища и вода, которыми они пользовались, были заготовлены заранее. Воздух поступал через сложную систему фильтров, а давление в карантине специально поддерживалось более высокое, чем снаружи, чтобы в случае утечки воздух не поступал внутрь, а вырывался во внешнюю среду. Процедура переезда из карантина на корабль была столь же строгой.

Когда массивная дверь отъехала, астронавты увидели еще одну, точно такую же. Она еще не успела высохнуть от разбрызганного по ее поверхности дезинфектанта. Патрик открыл и вторую дверь, после чего экипаж вошел в камеру герметического транспортера. Это был огромный ящик, установленный в кузове мощного грузовика.

В карантинном здании окон не имелось, чтобы космонавты психологически подготовились к предстоящему «закупоренному» существованию в космосе. Они разговаривали с внешним миром по телефону (чаще всего обсуждались технические вопросы), звонили домой, близким, но, находясь в изоляции, совершенно забыли, как много людей работает над проектом «Прометей», а также о том, что весь мир с интересом следит за подготовкой к полету.

В транспортере были большие окна, члены экипажа увидели, что вокруг собралось огромное множество людей. Они кричали, махали руками, толкались, чтобы хоть одним глазком увидеть астронавтов. В переднем ряду расположились фоторепортеры, отчаянно щелкавшие аппаратами и с трудом удерживавшие свои выигрышные места. Сквозь стекло и плотные стены транспортера доносился приглушенный гул. Солдаты расчищали в толпе дорогу для грузовика, который медленно катился по направлению к ракетному комплексу. Члены экипажа тоже махали толпе, на время утратив дар речи – они вдруг остро осознали смысл происходящего.

Настал тот самый день.

Великий день.

Грузовик неспешно завернул за угол и двинулся от лабораторного комплекса по направлению к «Прометею». Из вентиляционных отверстий ракеты вырывались белые облачка пара; на металлическом фюзеляже посверкивали солнечные блики. «Прометей» по-прежнему больше напоминал небоскреб, чем летательный аппарат. Диаметр фундамента ракеты был не меньше ста пятидесяти футов; высота – четыреста пятьдесят. На головокружительной вышине, над пулеобразными ускорителями, вознесся стройный силуэт собственно корабля, наконец освободившегося от сборочного каркаса. Из всех соображений и временных построек рядом осталась лишь стартовая башня, соединенная с кораблем и ускорителями поворотными механизмами и манипуляторами.

Транспортер приблизился вплотную к основанию ракеты и затормозил. Кузов накренился, и герметическая камера плавно съехала на платформу лифта, сразу же закрепленная фиксаторами. Легкий толчок – и лифт неспешно пополз вверх.

– Меня немножко трясет, – призналась Коретта.

– Меня тоже, – сказал ей Элай. – Все нервничают – а как же иначе? – За окном бесконечной металлической стеной проплыли ступени корабля. – Уверен, что даже у наших несгибаемых пилотов поджилки трясутся. Так или не так, Надя?

– Конечно. Только дураки не ведают страха. Но на самом деле хуже всего ожидание. Когда полет уже начался, сразу наваливается столько дел, что не остается времени ни для беспокойства, ни для страха.

Еще один толчок – и лифт остановился. Экипаж прибыл на место. Рабочие покатили камеру вперед. Один из них энергично замахал руками и показал куда– то вверх.

– Что он пытается нам сказать? – обеспокоенно спросил Патрик.

– По-моему, они изображают, что нажимают какие-то кнопки и с кем-то говорят, – предположил Элай. – Минуточку, он что-то пишет на листе бумаги.

Транспортер уперся в фюзеляж космического корабля. Техник поднес к стеклу листок, на котором было написано «Вас вызывают по радио». Патрик кивнул.

– Что там у них стряслось? – озадаченно спросила Надя. Патрик пожал плечами:

– Кто их знает. Ступим на борт, сразу же свяжемся с ними. А вот и лампочка зажглась.

Зеленый огонек означал, что дверь можно открывать. Сразу за ней оказался влажный металлический борт «Прометея». Патрик открыл крышку контрольного пульта, нажал кнопку и отступил назад – люк корабля медленно распахнулся вовне. Пригнувшись, Уинтер шагнул первым.

– Надя, – попросил он, – когда все войдут, закрой люк. А я включу радио.

Он лег на пилотскую кушетку и нажал кнопку приемника.

– ..вторяю. Клетеник вызывает «Прометей». Вы меня слышите? «Прометей», отзовитесь. Повторяю…

– Алло, Центр управления стартом, «Прометей» вас слушает.

– Майор Уинтер, у нас возникли кое-какие осложнения.

Я сейчас обсуждаю эту проблему с руководством и Центром управления полетом в Хьюстоне. Они хотят с вами поговорить. Соединяю вас.

– Валяйте, – спокойно ответил Патрик, ничем не выказывая пронзившего его чувства тревоги. – Центр, вы меня слышите?

– Слышим, Патрик, и очень хорошо. Послушай… У меня не очень хорошие новости. Я поговорил с Клетеником и только что разговаривал с Белым домом.

– В чем дело, Флэкс?

• Предыдущая
• 16/68
• Следующая