Прекрасная колдунья - Гарнетт Джулиана - Страница 17
- Предыдущая
- 17/73
- Следующая
И все же… И все же, когда она вспоминала о том дне на поляне под цветущим боярышником, о синем небе над головой и мягко веющем ветерке, о том ощущении, которое охватило ее, когда этот рыцарь ласкал ее своими сильными руками, она начинала понимать, что, возможно, есть во всем этом что-то такое, что заставляет мужчин и женщин тянуться друг к другу… Что-то такое есть!
Невнятное сонное бормотание снова привлекло ее внимание, и она внимательно взглянула на рыцаря, спавшего на кровати. Даже в полумраке, при тусклом свете свечи и рассеянном лунном сиянии, было видно, как соблазнительно его сухое мускулистое тело, как он силен и красив. Воин, мужчина в расцвете сил, могучий рыцарь и господин! Он, несомненно, способен достичь любой цели, которую себе поставит. А значит, она должна привязать его к себе любым способом, пусть даже хитростью или обманом. Иначе она никогда не сможет вернуть свое утраченное наследство.
Быстро сбросив с себя всю одежду, кроме сорочки, Джина взяла свечу и поставила рядом с кроватью — но так, чтобы тени скрывали ее почти полную наготу. Она обещала ему ночь любви, и он получит обещанное! Хотя, может, и не так, как себе представлял…
Быстро нагнувшись, она извлекла из кармана сброшенного на пол платья маленький флакон и осторожно присела на край матраса. Кровать предательски заскрипела, но Рональд не шевельнулся. От него пахло вином и пряностями, а голая грудь поднималась и опускалась в мерном мощном дыхании. Не удержавшись, Джина положила руку на его выпуклую слегка волосатую грудь — между плоскими коричневыми сосками. Его тело было теплым — почти горячим под ее ладонью; сердце билось твердо и сильно. Затаив дыхание, она слегка провела рукой вниз. Кончики пальцев ощутили небольшие шрамы и рубцы на коже — символы храбрости, знаки его воинской доблести, и Джина неожиданно почувствовала нежность к нему.
Ее пальцы прошлись по выпуклым дугам его ребер и упругим мускулам живота. Темные завитки волос стремились вниз от пупка, но Джина старалась не глядеть туда. И все-таки любопытство возобладало над смущением; она позволила своему взгляду двинуться еще дальше вниз. В самом деле, он был могучий воитель — богато одаренный как для сражения, так и для любви!
Джина почувствовала, как краска заливает ее щеки. Она так увлеклась, что чуть не забыла о своем дерзком плане! Мазь из флакона должна глубоко проникнуть в его кожу, окутать опьяняющим туманом, чтобы, когда он проснется, у него остались смутные воспоминания о жарких объятиях. Впрочем, старая цыганка, подарившая ей этот флакон, говорила, что необходимо хоть ненадолго прижаться к человеку, которого хочешь околдовать… Джина решила действовать наверняка.
Собравшись с духом, она забралась на кровать и, расставив колени, осторожно отпустилась на бедра Рона. С трудом и не сразу ей удалось откупорить флакон; а когда пробка наконец вышла, острый, едкий запах наполнил комнату.
Зажав пробку между зубами, Джина вытряхнула немного мази на ладонь и кончиками пальцев начала втирать ее в кожу Рональда, мягкими круговыми движениями поглаживая грудь.
Рон беспокойно задвигался под ее руками, так что она едва не свалилась. Это походило на скачку на необъезженном жеребце, но лошади всегда слушались ее, а с Роном она едва справилась. Наконец он успокоился и затих под ее успокаивающими поглаживаниями, погрузившись в еще более глубокое забытье.
Внезапно Джина почувствовала легкий толчок и не сразу поняла, что произошло. Оказывается она незаметно сдвинулась с его бедер вверх, к паху. А поскольку на ней была одна только сорочка, то не осталось никакой преграды между ее ногами и его неожиданно проснувшейся мужественностью. Это было необыкновенное ощущение! Но Джину тут же охватила паника, она уставилась на его лицо. Глаза Рона были закрыты, губы слегка раздвинуты, крохотная жилка билась во впадинке горла. Он спал! Во всяком случае, большая часть его тела спала. Но та, другая часть, которая неудержимо поднималась под ней, все более настойчиво пыталась проникнуть в ее тело. Разве так бывает?! Джина невольно двинулась и ощутила обжигающее прикосновение, которое пронзило ее подобно молнии, вызвав острую дрожь удовольствия.
Она не смела дохнуть, не смела пошевелиться: застыла в пугливом ожидании. Любое движение могло привести к новому прикосновению — и Джина не представляла, что будет, если он внезапно проснется.
Рон издал горлом низкий стонущий звук. Бедра его задвигались, толкаясь чем-то твердым, и Джина невольно содрогнулась. Она вскинула руки, чтобы остановить его, — и флакон выскользнул из пальцев, со стуком упав на пол.
От этого звука глаза его вдруг открылись. Джина инстинктивно отшатнулась и теперь лежала рядом с ним, не решаясь встать, глядя в немом ужасе на его затуманенный взор, остановившийся на ее лице, и странную улыбку удовлетворения.
— О, милая…
Его тихий, горловой, еще сонный голос буквально парализовал ее страхом. Как же это Элспет не смогла рассчитать нужное количество опия?! Почему она доверилась судьбе и не взялась за дело сама?! Он бы тогда ни за что не проснулся!
Но не было времени раздумывать над этим сейчас, когда Рон потянулся к ней томным, но уверенным жестом. Одной рукой он крепко обнял ее за талию, а другая рука вплелась в ее волосы. Что делать? Что сказать?.. «Думай, думай, думай!» — приказала она себе.
И наконец дрожащим голосом произнесла:
— Благородный сэр… Опять?.. Так скоро?
Хриплый смех вырвался из его горла. Пальцы в ее волосах скрючились, намотав пряди на кулак, он непреклонно потянул ее к себе. Его лицо оказалось так близко, что можно было сосчитать каждую ресницу, разглядеть слабые морщинки в уголках глаз и бледный шрам на щеке, обычно почти незаметный. Так близко, что чувствовалось, как его грудь при каждом вздохе упирается в ее груди.
Он весь был — крепкие мышцы и решимость, угроза и соблазн, и Джина вдруг поняла, что не готова к этому. Она словно упала с небес на землю, и этот переход от эйфории к опустошенности поразил ее. Эйфория была связана с надеждой, что Рон — именно тот человек, который обещан ей в пророчестве. А опустошенность пришла оттого, что он оказался именно таким, как говорила Элспет, — обыкновенным грубым солдатом, у которого не было на уме ничего, кроме войны и распутства!
— Милая! — снова пробормотал он, и это нежное слово скользнуло между ними как вздох.
Джина знала, что это слово часто произносят все мужчины. Но с Роном, в этой комнате и в этот момент оно прозвучало как-то особенно. Он приник к ней губами, мягкими и пахнущими вином, а язык раздвинул ее губы. Она уперлась руками ему в грудь, но, ощущая нежное прикосновение его языка, почувствовала, что уже не способна сопротивляться, и целиком отдалась поцелую. Его губы скользнули ниже и, пройдясь по изгибу шеи, сквозь тонкий шелк нашли ее грудь. Жаркое и влажное прикосновение его рта вызвало у нее дрожь, какой-то странный трепет во всем теле — одновременно и сладкий, и болезненный. Ее руки вцепились в его плечи, а голова невольно откинулась назад. Все вокруг исчезло в каком-то жарком тумане, а необычные, пронизывающие все тело ощущения заставили ее выгнуться и слегка застонать.
И тут же раздался осторожный стук в дверь; приглушенный голос Бьяджо окликнул ее. Он стоял там, за дверью, в темном коридоре и ждал!
— Благородный сэр… уже поздно… мне пора идти… — забормотала она, пытаясь высвободиться из объятий Рональда, но он крепко держал ее; его затуманенный взор остановился на ее лице с какой-то дремотной мечтательностью.
С внезапной силой, рожденной отчаянием, Джина изогнулась и высвободилась из его объятий, оставив шелковую сорочку в его руке. Она спрыгнула с кровати и обернулась. Сонные глаза Рональда были мутны — казалось, он смотрит, но не видит ее. Потом они закрылись, веки плотно сомкнулись, голова медленно откинулась назад, и он глубоко вздохнул.
Голая и дрожащая, Джина стояла рядом с кроватью, готовая при малейшем его движении убежать. Но Рон спал: опий все еще действовал. Ее пурпурную сорочку он крепко сжимал в кулаке. В дверь опять постучали, на этот раз громче и настойчивее.
- Предыдущая
- 17/73
- Следующая
