Леди и горец - Гарнетт Джулиана - Страница 33

• Предыдущая
• 33/61
• Следующая

— Привет тебе, рыцарь, — проворковал у него за спиной нежный голос, который он с некоторых пор так часто слышал в своих снах. Смутившись, Роб повернулся и увидел, как в зал вплыла вдова Линдсей. На ней было перетянутое поясом в талии шафранового цвета льняное платье, на голове — простой крестьянский платок, скрывавший ее золотистые волосы.

— Там на столе кувшин с элем, — произнес Роб, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Она улыбнулась.

— Действительно, кувшин. И что интересно, стоит на том самом месте, куда я его утром поставила.

— Неужели? — Он не сдержал своей обаятельной улыбки. — Впрочем, чему тут удивляться? Ты ведь всегда была любительницей наводить порядок и возиться по хозяйству.

— В детстве меня учили, что безделье — источник греха. Мама говорила, что, прежде чем командовать слугами, настоящая леди должна научиться все делать собственными руками.

— Может, ты и сапоги умеешь чистить?

— Никогда не пробовала. Зато знаю, как варить гуталин. — Продолжая улыбаться, она прошла к очагу, огонь горел ровным, бездымным пламенем. — В домашнем хозяйстве множество секретов. К примеру, правильно растопить очаг — это целая наука. Но вот хорошая тяга — целиком на совести каменщика, складывавшего очаг. Если он не знает своего дела, очаг всегда будет дымить — как его ни растапливай.

Несмотря на улыбку и нарочитый, показной оптимизм, она ужасно волновалась. Это было видно по ее избыточной жестикуляции и по тому, как подрагивали у нее руки, когда она поправляла на голове платок. Роб был наблюдательным и сделал соответствующие выводы.

— Не беспокойся, я не отошлю тебя к Аргиллу, — сказал он.

Джудит замерла на месте.

— Правда, не отошлешь?

— Правда. Ведь от тебя немало пользы.

— Пользы? — переспросила она, округлив от удивления глаза.

— Ну да. Вряд ли в замке кто-нибудь знает, как варить гуталин или растапливать очаг на английский манер.

Он ожидал, что она улыбнется, но вместо этого щеки у нее вспыхнули, а на лице появилось какое-то странное выражение.

— И это все, что ты можешь обо мне сказать, лэрд Гленлион, — что от меня немало пользы?

В ее глазах полыхнул гнев, и Роб нахмурился.

— А что, по-твоему, я должен был сказать? Что решил отослать тебя к отцу?

— Решил, значит?

— Да, это мне не раз приходило в голову. Разве ты не хочешь домой? Помнится, ты именно об этом говорила мне в Лохви. Или уже передумала? Боже правый, да ты изменчива, как весенний ветер!

— Напротив, я отлично знаю, чего хочу. И очень постоянна в своих желаниях, — сказала она, подходя к Гленлиону и пронзая его взглядом, исполненным такой ярости, какой он, признаться, увидеть в ее глазах никак не ожидал. — Я хочу сейчас того же, что и семь лет назад. Роб отвел глаза и покачал головой.

— Я не обязан знать, чего ты хочешь, и ты не вправе требовать от меня исполнения своих желаний.

— Вот-вот, все так говорили. Мои желания никогда не принимались в расчет. Зато я обязана была исполнять требования других. Всю жизнь меня поучали — что я должна делать, что говорить, даже что я должна думать или чувствовать! Господь свидетель, до чего я устала быть игрушкой в руках тупых, безответственных мужчин! Похоже, я в тебе ошиблась, Роберт Гленлион. Ты увез меня из Лохви не для того, чтобы спасти, а из каких-то своих соображений, не имеющих ничего общего с моими желаниями.

Ее слова были до того несправедливы, что Роб от гнева не сразу нашелся, что сказать. А когда заговорил, Джудит невольно попятилась, такой разъяренный был у него вид.

— Это верно, леди. Ты и впрямь во мне ошиблась, если думала, что я готов выслушивать необоснованные обвинения.

— То есть как это «необоснованные»?

То, что она отступила на шаг, он принял за раскаяние. Но это было заблуждение. Потому что она снова ринулась в атаку.

— Разве кто-нибудь спрашивал меня о моих желаниях, увозя меня в замок Лохви? Да ничего подобного. А когда меня обвинили в колдовстве и бросили в каменный мешок из-за наветов какой-то старой дуры, разве кто-нибудь поинтересовался, что я обо всем этом думаю…

— Я тут совершенно ни при чем.

— Вот как? Но я что-то не припомню, чтобы ты спрашивал у меня, хочу ли я бежать из замка Лохви, оставив Мейри в одиночестве.

— Выходит, перспектива утонуть или сгореть на костре тебя больше устраивала? — спросил он, вздернув подбородок. — Извини, не знал. Но если ты предпочитаешь смерть моему обществу, скажи — и я отвезу тебя обратно.

Наступило молчание, наконец Джудит негромко произнесла:

— Я бы предпочла остаться с тобой, Роберт Гленлион. Ее откровенность поразила Роба словно удар грома, и некоторое время он стоял, не двигаясь, словно оцепенел. Потом до его слуха донеслось какое-то шушуканье, и он, повернувшись, увидел группку забредших на кухню в поисках эля рабочих, ставших невольными свидетелями его объяснения с Джудит. Желая выяснить все до конца, Роб схватил ее за руку и потащил к винтовой лестнице.

— Боже правый, да здесь, кажется, назревает скандал! — воскликнул Саймон, входя на кухню вслед за строителями.

— Нет, Саймон, никакого скандала, — проворчал Роб, увлекая Джудит за собой. — Просто нам с леди нужно кое-что обсудить наедине.

Пока он тащил ее вверх по лестнице, она всем своим видом старалась показать, что подобное неуважительное обращение с его стороны ничего, кроме презрения, не заслуживает. Но при этом она не произнесла ни слова, понимая, что взывать к его рассудку в данную минуту бессмысленно.

В коридоре второго этажа было холодно, пустынно и тихо — лишь потрескивали полыхавшие в железных держателях факелы. Однако в комнату, куда Роб ее привел, проникали солнечные лучи и долетал дувший с долины легкий бриз. При свете дня Джудит удалось рассмотреть вырезанных на облицовочных плитах очага львов и в испуге бегущих ланей — единственных свидетелей предстоявшего решительного объяснения Роба и Джудит. Здесь по крайней мере можно было уединиться — строительство шло полным ходом и народа в башне толклось предостаточно.

Когда они вошли в комнату, Роб отпустил ее руку — гнев и волнение в его душе стали постепенно стихать.

— Итак, леди Линдсей, объясни, что ты имела в виду.

Она упрямо вздернула подбородок.

— Я хотела сказать, что ты навязываешь мне свою волю, даже не поинтересовавшись моими желаниями.

— Нет, леди, ты говорила совсем другое.

Она густо покраснела и, избегая его взгляда, едва слышно прошептала:

— Я сказала, что предпочитаю остаться с тобой.

— Да, — негромко произнес он, — именно это ты и сказала. — Его затопило незнакомое ему прежде чувство, ничего общего не имеющее с вожделением, но способное породить в душе сумятицу. Роб услышал то, что хотел, но, к несчастью, не знал, что ответить.

Ему захотелось коснуться ее щеки, ощутить ее тепло, сорвать у нее с головы крестьянский платок, скрывавший волосы, и распустить их, чтобы они золотистым каскадом рассыпались у нее по плечам. Захотелось прижать ее к груди и до конца дней с ней не разлучаться. Жизнь тяжела, непредсказуема, полна насилия и жестокости; понимая все это, Роб тем острее осознавал, какой драгоценный дар преподнесла ему судьба в лице этой прекрасной и такой хрупкой на первый взгляд женщины. И он не мог этот дар отвергнуть. Он протянул ей руку, и, поколебавшись какую-то долю секунды, она вложила в нее свою узкую ладонь. Он медленно, почти торжественно поднес ее к губам и поцеловал. Она ощущала его дыхание, когда он скользнул губами по голубым жилкам под нежной белой кожей ее запястья. Исходивший от нее запах вереска пьянил его, наполняя невыразимым блаженством. Боясь спугнуть ее торопливым движением или чересчур резким жестом, Роб сдержал нахлынувшие на него эмоции и, приблизив губы к ее нежному ушку, прошептал:

— Ты пахнешь как горный вереск весной.

— Пару месяцев назад я положила несколько пучков вереска в свой сундук, чтобы… — начала было Джудит и замолчала, поскольку его губы отправились в путешествие вверх по ее руке. Дойдя до локтя, где начинался мешавший ему рукав, Роб остановился и поднял на Джудит глаза. — Чтобы защитить свою одежду от моли, — закончила Джудит фразу и тоже на него посмотрела. Сгорая от желания, Роб пожирал взглядом ее приоткрывшиеся от волнения алые губы, изумрудно-зеленые глаза и сливочную шею, где под нежной кожей пульсировала жилка. Он так сильно хотел ее, что титаническим усилием воли преодолел искушение взять ее прямо там, у стены, где они стояли. Приподняв ее лицо, он сказал, отчеканивая каждое слово:

• Предыдущая
• 33/61
• Следующая