Волшебный камень Бризингамена - Гарнер Алан - Страница 3

• Предыдущая
• 3/42
• Следующая

Когда после довольно продолжительного подъема ребята уже собрались повернуть назад, они вдруг наткнулись на камень, над которым нависала скала. Со скалы через равные промежутки времени падали капли воды. Высоко на скале было выбито лицо человека с длинной бородой, а под изображением выгравированы слова:

– Опять чародей! – воскликнула Сьюзен. – Непременно надо обо всем этом разузнать у Гаутера. Пошли домой, спросим! Все равно, уже наверно, пора идти пить чай.

Ребятам оставалось пройти до фермы всего сотню-другую ярдов, как большая легковушка обогнала их и резко затормозила.

Какая-то дамочка вышла из машины и остановилась, поджидая Колина и Сьюзен. На вид ей было лет сорок пять, полная («толстая», как потом выразилась Сьюзен), голова ее прямо-таки лежала на плечах, точно никакой шеи у нее и в помине не было. Две глубокие складки пролегали от крыльев носа к уголкам ее тонкогубого рта, а глазки казались слишком маленькими на широком лице. Странное впечатление производили ее тоненькие, кривенькие ножки. Силуэт дамочки напоминал откормленного воробья, именно так описывала ее впоследствии Сьюзен.

Все это ребята разглядели, приближаясь к машине, в то время как водитель, то есть та самая дама, в свою очередь, пристально их разглядывала.

– Скажите, эта дорога ведет в Макклесфилд? – спросила она, когда ребята подошли к машине.

– К сожалению, мы не знаем, – сказал Колин. – Мы только что сюда приехали.

– Да? Давайте я вас подвезу. Залезайте в машину.

– Спасибо, – сказал Колин. – Мы уже почти дошли.

– Садитесь на заднее сиденье.

– Нет, что вы. Нам пройти-то всего ничего.

– Садитесь!!!

– Но мы…

Глазки толстой дамы вспыхнули злобой, краска бросилась в лицо.

– Вы… сейчас же… сядете… в машину!

– Да не беспокойтесь! Мы вас только задержим. Дама втянула в себя воздух сквозь сжатые зубы. Глаза ее закатились куда-то под лоб, веки спустились так, что на виду осталась только полосочка белка. Она начала что-то про себя нашептывать. Колину сделалось не по себе.

Было не совсем вежливо просто повернуться и уйти, но она так странно себя вела, что ему очень захотелось уйти прочь, чтобы не видеть этих странностей.

– Омптатор, – сказала женщина.

– Что, простите?

– Лампидатор.

– Что вы сказали?

– Сомниатор.

– Как?

– Ква либергар опера фацитис…

– Я не очень-то силен в латыни…

Теперь Колину захотелось просто поскорее убежать. Она, должно быть, ненормальная. Ничего нельзя было понять из ее речей. У Колина взмок лоб. Ему сделалось нехорошо.

Затем где-то поблизости и весьма кстати залаяла собака. Дама издала яростный вопль и резко повернулась. Напряжение спало. Колин с удивлением увидел, что он держится за ручку задней дверцы машины, которая уже наполовину распахнута.

– Заткнись-ка, Скэмп, – послышался сердитый голос Гаутера. Он переходил дорогу, направляясь к своим воротам. Тем временем Скэмп отбежал от него и, ощерившись, рычал на машину.

– А ну, ко мне! – скомандовал Гаутер. Скэмп нехотя повернулся, а Гаутер помахал ребятам и показал рукой на дом, давая понять, что чай уже на стопе.

– Это мистер Моссок. Он сможет указать вам дорогу на Макклесфилд.

– Не сомневаюсь, – огрызнулась дамочка и, не говоря больше ни слова, плюхнулась в машину и дала газ. При этом лицо ее выглядело точно грозовая туча.

– Ну, – сказал Колин, – что бы это все значило? У нее явно не все дома. Я ждал, что она вот-вот закатит нам истерику. Как ты думаешь, что это с ней?

Сьюзен не ответила. Она улыбнулась вымученной улыбкой и пожала плечами. И только когда они подошли к своим воротам, проговорила:

– Не знаю. То ли это от жары, или потому что мы перегуляли, но все время, пока ты разговаривал с этой теткой, мне казалось, что я вот-вот упаду в обморок. Но страннее всего то, что моя слезка замутилась.

Сьюзен очень любила свою слезку – кусочек горного хрусталя, отшлифованный в виде капли. Хрусталь был оправлен в серебро и прикреплен к серебряному браслету-цепочке. Мамин подарок. Сьюзен его никогда не снимала. В общем-то обычный камешек, но Сьюзен заметила давно, еще когда была поменьше, если камешек повернешь особым образом, ну так, чтобы на него прямо падал луч света, тогда… тогда удавалось разглядеть в самой глубине, в самой сердцевине хрусталика столб колеблющегося голубого пламени, оно подрагивало, шевелилось, двигалось, было живым и очень красивым.

Бесс Моссок захлопала в ладоши, когда увидела Слезку на запястье у Сьюзен.

– О, да это же Брайдстоун! Подумать только, что он сохранился в целости столько времени!

Сьюзен ничего не поняла, но Бесс продолжала говорить.

Выяснилось, что эта капелька, как она сказала, досталась ей от матери, а той – от ее матери, и так дальше, и почему камень назывался Брайдстоун, все позабыли, но он всегда, всегда переходил от матери к дочери, и происхождение камня потерялось где-то в отдаленные времена. И Бесс подарила его их маме, потому что этот камешек всегда нравился детям, и «твоя мама не была исключением», добавила Бесс.

Лицо у Сьюзен вытянулось.

– Но тогда я должна вернуть его тебе, раз это фамильная драгоценность…

– Да ничего подобного! Пусть он будет у тебя. У меня же нет своих детей, а мама твоя была мне все равно что дочь. Я вижу, камешек попал в хорошие руки.

Обычно слезка всегда поблескивала на руке у Сьюзен, но в минуты, проведенные возле машины, камень вдруг затуманился и сделался цвета молочной сыворотки.

– Пошли, Сью! Попьешь чаю, может, тебе и полегчает. Где Гаутер?

– Но Колин! – воскликнула она, протягивая руку с браслетом. Она уже приготовилась сказать «посмотри же», но слова замерли у нее на губах, потому что хрусталь подмигнул ей, прозрачный и чистый, как всегда.

– А что эта баба, Селина Плейс, к вам вязалась? – спросил Гаутер за чаем.

– Селина Плейс? – переспросил Колин. – Кто это?

– Но вы же разговаривали с ней, когда шли домой. Ее, между прочим, не часто застанешь, чтоб она с кем говорила.

– Откуда ты ее знаешь? Она же нездешняя. Она ведь и остановилась, чтобы спросить дорогу на Макклесфилд.

– Что-что? Обалдеть можно! Селина Плейс живет в Олдерли столько, сколько я себя помню.

– Да?!

– Точно говорю. Она живет в одном из больших домов. Такой дурацкий, как сарай, домище. Торчит с другой стороны холма. Она ТАМ одна. Говорят, у нее три собаки. Если бы меня спросили – не собаки это, а волки. Я, правда, их не видал, она их никогда не выводит. Только я сам слыхал, как они зимними ночами так завывают, что не враз забудешь. И больше она ни про что не говорила? Только спросила дорогу на Макклесфилд?

– Только, – сказала Сьюзен. – И еще она подумала, раз мы здесь недавно появились, надо нас подвезти на машине. Но как тебя увидела – прыг в машину и рванула от нас. По-моему, у нее не все дома.

– Ты бы с ней поговорил, – сказала Бесс Гаутеру. – Что-то это все как-то подозрительно. Чего-то она затевает.

– Да брось ты! Дик Торникрофт всегда говорит, что она маленечко того. Видать, так оно и есть. Но все равно, от таких, как она, надо держаться подальше. И я бы на вашем месте ни в какие чужие машины не садился. Ну, а теперь, как я понял, вы порядком походили по местности, давайте я вам расскажу, что тут и где, чтобы вы не плутали. То местечко, откуда, вы говорите, вид такой красивый, называется Грозовая Вершина, а пещера с дырой наверху – это Чертова Могила. Если обежать ее три раза против часовой стрелки, говорят, сам нечистый может из нее выскочить.

И все время, пока пили чай, Гаутер развлекал ребят рассказами о том, что они сегодня видели. Точно поддразнивая их, он не касался самого главного. Но, наконец, настал черед рассказа о чародее.

– Я нарочно приберег разговор о нем на самый конец. Это длинная история. Но теперь чай допит, и я могу поведать вам все без помех.

• Предыдущая
• 3/42
• Следующая