Прокурор рискует - Гарднер Эрл Стенли - Страница 21

• Предыдущая
• 21/44
• Следующая

— Погодите, молодой человек, погодите! Я не хочу, чтобы люди знали о моих доходах. Мне, как и всем, надо на что-то жить.

— Я не о сумме спрашиваю, — запротестовал Селби. — Скажите, буквы «ТЕМ» обозначают, во сколько вам обошелся этот нож?

— Вы, как я вижу, — ответил старик, — разбираетесь в этих изделиях. Вы, часом, их тоже не продаете? Я мог бы заказать у вас целую…

— Нет. Я просто пытаюсь кое-что выяснить. Мне хотелось бы побольше узнать о вашем методе определения издержек.

— Значит, интересуетесь моим методом, — усмехнулся Киттсон. — Я его разработал сам и пользуюсь им вот уже скоро пятьдесят лет. Буквы указывают, во что мне обошелся нож, а цифры — за сколько я его продаю.

Но кричать на весь мир, сколько я на каждом товаре зарабатываю, мне не с руки. Если вы расследуете дело Холленберг и хотите знать, во что обходятся мне эти ножи, то, пожалуйста, вам я готов сказать. Но не Гибу. Гиб — хороший парень, но язык у него как помело. Держать при себе то, что знает, он не может…

— Да ты что, Том, на меня наговариваешь! — подал голос Спенсер. — Если что-то важное, я — молчок! Ну а если это не важно…

— Пойди и посиди в своей машине, — не стал слушать его хозяин лавки, — а я расскажу этому джентльмену о своей системе.

— Это нечестно, — обиделся Гиб. — На кой черт мне эта твоя система, чихать я хотел на нее! Только видит Бог, что ты продаешь ножи дорого.

— Посиди в машине, — повторил Киттсон. — Если моя система тебе не интересна, то, считай, ты ничего не потерял.

— Как же я уйду, а вдруг мистеру Селби потребуется моя помощь?

— Ему не нужен переводчик! — отрезал Киттсон. — Он хорошо говорит по-английски, и я его понимаю.

— Гиб, для нашего дела это очень важно, — вмешался в их перепалку Селби. — Пойми, лично я нисколько не сомневаюсь в том, что ты умеешь держать язык за зубами, но мистер Киттсон вправе принять меры предосторожности, чтобы сохранить свою систему в тайне.

— Сохранить свою систему в тайне! — возмутился Гиб. — Больше всего меня бесит, когда думают, будто я трепло. Что до секретов, то я умею их хранить. Еще как!

— Умеешь, умеешь, — подхватил Киттсон нараспев, — вот только, черт возьми, разъезжаешь повсюду. Слушай, прошу тебя, пойди посиди в машине.

Спенсер, ворча, вышел из скобяной лавки.

— В моей системе ничего сложного нет, — улыбнулся Киттсон. — Надо только определенным образом пометить изделие, и тогда достаточно взглянуть на него, и я уже знаю, во что оно мне обошлось, и нет нужды справляться в бухгалтерских книгах.

— Действительно, совсем просто, — согласился Селби.

— А потребовались мне для этого комбинации из десяти различных букв, — продолжал старик. — Еще когда я начинал свой бизнес — было это почти полвека назад, — я взял выражение «Party women» и под каждой буквой написал в порядке возрастания все однозначные цифры от единицы до нуля… К примеру, буквы «ТЕМ» на лезвии означают, что нож обошелся мне в четыре доллара девяносто восемь центов, а цифры говорят о том, что я продаю его за семь долларов шестьдесят пять центов. Я, конечно, мог бы немного больше выгадать на этом ноже, поскольку людям он нравится, да и сталь у него отличная. Такие ножи шли нарасхват… они куда лучше старых, прежнего образца.

— Значит, они расходятся хорошо? — спросил Селби.

— Да, идут как горячие пирожки. Народу нравятся.

Ножи что надо.

— А эту партию вы давно приобрели?

— Ну… я купил их три дюжины с месяц назад. Последний продал сегодня.

— Может быть, вы помните людей, которые их у вас покупали?

— Кое-кого помню. Были среди них и местные. Надо еще сказать, что у меня есть продавец, который работает во второй половине дня. Я-то стою за прилавком с утра, а после двенадцати, когда я ухожу на обед, он остается в магазине. По субботам продавец вообще весь день работает один, и у него эти ножи тоже покупали. Понимаете, когда я говорю: «Я продал», это значит, что их продали в магазине.

— Может, теперь позовем Гиба? — предложил Селби.

— Пусть потерпит немного, — ухмыльнулся Киттсон. — В следующий раз не будет таким любопытным.

— Пожалуй, я дам ему задание, — решил Селби и вышел из лавки.

Он обнаружил Гиба Спенсера стоящим на мостовой.

Парень кипел от возмущения и встретил Селби гневной тирадой:

— Киттсон — настоящий дурак! Несет невесть что!

С чего это он взял, что я болтаю языком направо и налево? Меня просто тошнит от него.

— Не обращай внимания, лучше послушай, что я тебе скажу. Может, раздобудешь для меня конфиденциальную информацию, пока мы торчим здесь? — предложил Селби парню.

— Я готов!

— Лети к дому Холленбергов и постарайся узнать, как Карр представил молодую женщину, которая была с ним.

— Мигом будет исполнено, мистер Селби, — обрадовался Спенсер. — Все разузнаю и доложу вам в отеле.

— Хорошо. А потом отвезешь нас в аэропорт.

Спенсер, заметно повеселевший, быстрым шагом направился к оставленной за углом машине, а Селби вернулся в скобяную лавку и продолжил беседу с Киттсоном.

— Не могли бы вы, — обратился он к старику, — переговорить с вашим продавцом и составить список местных жителей, которые приобретали у вас эти ножи, всех, кого помните?

— Можно, — согласился Киттсон. — Только тут вот какая закавыка: их ведь и заезжие покупали. Я лично продал пару ножей каким-то приезжим.

— В любом случае, не могли бы вы переслать мне этот список, когда он будет готов? — попросил Селби, протягивая старику визитную карточку. — И вот еще что: о нашем разговоре, пожалуйста, никому ни слова.

— Понятно, — ответил старик. — Я умею держать язык за зубами. Как выражается Гиб Спенсер, — могила.

И он хрипло рассмеялся, довольный собственной шуткой.

Попрощавшись с хозяином скобяной лавки, Селби с Сильвией Мартин вернулись в отель, куда ровно через двадцать минут приехал Гиб Спенсер:

— Информацию, которую вы хотели получить, я раздобыл. Этот человек… Карр, представляет одну лос-анджелесскую газету, а девица, которая приехала с ним, скорее всего пописывает душещипательные статейки в каком-нибудь женском журнале. Он, правда, не сказал этого миссис Холленберг, но я сам сразу догадался, как только миссис Холленберг описала ее мне…

— Как ее имя? — перебил словоохотливого Гиба прокурор.

— Вот то-то и странно. Карр не представил ее миссис Холленберг, потому что это как бы неофициальное журналистское расследование. Он назвал себя и сказал, что пишет очерки, а девушка специализируется на романтических историях и темах, рассчитанных на широкого читателя. Вот так, по словам миссис Холленберг, Карр сказал о девушке. А миссис Холленберг — женщина толковая и отлично помнит слова собеседника.

— Что он хотел от нее? — снова остановил не в меру разговорчивого водителя Селби.

— Он предложил ей тысячу долларов наличными за все письма Евы и за все ее фотографии.

— И что миссис Холленберг ответила?

— Она заявила ему, что не собирается торговать памятью дочери, это — во-первых, а во-вторых, у нее ни писем, ни фотографий нет. Но Карр не успокоился и долго допытывался, не осталось ли у нее хоть чего-нибудь. А когда в конце концов миссис Холленберг убедила его, что не кривит душой, очень обрадовался, прямо как будто добился, чего хотел. Это показалось миссис Холленберг подозрительным. Она мне так и заявила, что тут не все чисто… Потом, когда они уходили, миссис Холленберг, пожимая на прощанье девушке руку, спросила, как ее фамилия, а та улыбнулась и назвала только имя — Дейзи — и чуть не бегом бросилась к машине.

— Ну что ж, — заметил Селби, — Карр верен своим методам. Хорошо, Гиб. Загружай багаж — и в обратный путь.

Когда они, освободив номера, выходили из отеля, Гиб Спенсер, верный себе, не удержался и сказал:

— Мне кажется, этот Карр замешан в истории с Евой, разве не так?

— Не знаю, не знаю, — ответил Селби. — Вполне возможно, ему нужны были только фотографии.

— А зачем они ему так позарез понадобились? Для газеты накладно платить такие денежки за несколько фотографий и пару писем.

• Предыдущая
• 21/44
• Следующая