Дело сумасбродной красотки - Гарднер Эрл Стенли - Страница 27

• Предыдущая
• 27/40
• Следующая

Когда Мейсон и Пол Дрейк вошли в квартиру (что случилось буквально спустя несколько минут), они обнаружили Марвина Биллингса в бессознательном состоянии. Они увидели, что кухонная дверь забаррикадирована так, что им даже показалось, будто ее держит, противостоя их усилиям, кто-то на кухне.

Мы показываем, что несчастной Дорри Эмблер, которую переместили в квартиру восемьсот пять, сделали подкожное впрыскивание морфия, как она ни сопротивлялась.

– Одну минуту, – перебил Мейсон. – Мы снова вынуждены остановить заместителя окружного прокурора и возразить против любых свидетельств о том, что могло произойти с Дорри Эмблер.

– Это должно показать мотивировку, – важно объяснил Парма.

– Это не может показать мотивировку убийства Марвина Биллингса, – возразил Мейсон, – поскольку то, о чем сейчас рассказывает заместитель прокурора, произошло уже. когда Марвина Биллингса застрелили…

– Я думаю, замечание справедливо, – постановил судья Флинт.

– Очень хорошо, меня хотят ограничить в доказательствах… Я пока пройду мимо этого вопроса в моем вступительном заявлении, леди и джентльмены, но мы вернемся к нему, когда начнутся показания свидетелей.

Не собираюсь утомлять вас деталями. Я рассказал вам об основной природе этого дела так, чтобы вы могли понять свидетельства, которые услышите. Вы услышите признание участника заговора, а также, вероятно, услышите свидетельство о признании вины, сделанном самой обвиняемой…

Мы намерены просить вынести вердикт об убийстве первой степени на ваше рассмотрение. Вам необходимо определить всего лишь одну вещь. – Парма поднял указательный палец левой руки высоко над головой и, потрясая им, воскликнул: – Всего лишь одну вещь, леди и джентльмены, а именно: доказывают ли улики в этом деле виновность обвиняемой в совершении преступного убийства Марвина Биллингса. Мы будем просить вынесения на ваше рассмотрение вердикта о виновности, вердикта об убийстве первой степени…

Парма повернулся и с бесстрастным лицом прошествовал за стол прокурора.

– Не желаете ли сделать вступительное слово, мистер Мейсон?

– Нет, – ответил Мейсон, – кроме того, что попрошу высокий суд указать присяжным: заявление прокурора, с точки зрения закона, было неправомочным.

– В каком же отношении? – спросил судья Флинт.

Мейсон встал и вознес над головой левую руку, особенно вытягивая указательный палец.

– Дело не в том, ваша честь, чтобы явить миру лишь одну сторону истины: улики указывают на виновность обвиняемой. Дело в том, чтобы явить миру истину в совокупности, – и Мейсон медленно поднял правую руку, вытягивая подальше указательный палец. – То есть доказать, что обвиняемая виновна вне всяких приемлемых сомнений. Полагаю, высокий суд должен известить об этом присяжных. Впрочем, присяжные, я полагаю, понимают, что в любом уголовном деле улики должны доказывать виновность обвиняемого вне всяких приемлемых сомнений. В противном случае обвиняемый имеет право на оправдательный вердикт.

– Высокий суд учтет этот вопрос в своих определениях, – сказал судья Флинт.

Мейсон медленно опустил руки с вытянутыми пальцами и сел на место. Судья Флинт с трудом удержался от улыбки: Перри Мейсон в искусной манере отказался от вступительного слова, но тем не менее впечатляюще выиграл у обвинения очко.

– Вызовите вашего первого свидетеля, – приказал судья Флинт.

– Я вызываю Эмили Диксон.

Мисс Диксон, довольно привлекательная женщина лет сорока с небольшим, приняла присягу и, назвав имя и адрес, уселась на свидетельское место.

– Назовите род ваших занятий на шестое сентября сего года, – начал Парма протокольный церемониал.

– Я заведовала меблированными комнатами Паркхэрста.

– А сами вы жили там же, в меблированных комнатах?

– Да.

– Знали ли вы Дорри Эмблер при жизни?

– Одну минуту, – вступил Мейсон. – Если высокий суд позволит, прошу отвести этот вопрос. Прошу также, чтобы прокурору было вынесено замечание за должностное нарушение. Я протестую против любого заявления, подразумевающего, что Дорри Эмблер мертва. Это предполагает факт недоказанный.

– Я не говорил, что она мертва, – стал оправдываться Парма. – Я просто спросил свидетельницу, знала ли она Дорри Эмблер в течение ее жизни. Это абсолютно допустимый вопрос. Я всегда могу спросить это о ком бы то ни было. Я могу спросить, знала ли, например, она вас в течение вашей жизни.

– Сие выражение стабильно предполагает, что лица, о котором так осведомляются, уже нет в живых, – сказал Мейсон, – и я слышу, что вопрос умышленно искажен, чтобы внушить именно такое впечатление…

– Я тоже так полагаю, – сказал судья Флинт. – Итак, джентльмены, давайте избегать любых неверных толкований… Я с готовностью дам обвинению представить свидетельства о другом преступлении при условии, что оно строго имеет отношение к данному вопросу и призвано показать мотив, метод либо основной стиль убийцы…

Постановляю, что здесь не будет представлено никаких свидетельств о каком бы то ни было преступлении, совершенном после того, как предполагаемое в данном деле преступление было уже завершено.

– Снимаю этот вопрос, – с неудовольствием сказал Парма.

– Рекомендую присяжным не придавать значения любым намекам, содержащимся в этом вопросе, равно как и любым мыслям, которые могли бы зародиться в ваших умах вследствие природы вопроса… Я намерен заявить прокурору, что объявлю о нарушении процессуальных норм, если будут сделаны повторные попытки обойти постановление высокого суда.

– Я вовсе не пытался обойти постановление высокого суда, – обидчиво сказал Парма.

– Что ж, – сухо заметил судья Флинт, – вы слишком опытны, чтобы не понимать воздействия вашего вопроса. А теперь предлагаю вам продолжить и быть очень осторожным.

– Очень хорошо, – кисло сказал Парма, поворачиваясь к свидетельнице. – Вы знали Дорри Эмблер до шестого сентября?

– Да.

– Как долго вы знали ее до шестого сентября?

– Приблизительно… о, я полагаю, месяцев пять-шесть.

– У мисс Эмблер была квартира в меблированных комнатах Паркхэрста?

– Да, была.

– Назовите номер, пожалуйста.

– Квартира девятьсот семь.

– Ответьте, сдавалась ли квартира восемьсот пять до двенадцатого сентября, и если да, известно ли вам имя арендатора?

– Теперь я его знаю. Его имя – Джаспер Данливи, но в тот раз он представился Уильямом Кеймасом.

– Когда вы сдали ему квартиру восемьсот пять?

– Одиннадцатого сентября.

– Этого года?

– Да.

– Я еще задам этой свидетельнице вопросы по поводу другого аспекта дела, – сказал Парма, – но вызову ее позднее…

– Очень хорошо, – сказал судья Флинт, поворачиваясь к Мейсону. – Приступайте к перекрестному допросу.

– Вы можете описать Дорри Эмблер? – начал Мейсон.

– Да. Ей было примерно лет двадцать пять – двадцать шесть.

– Глаза?

– Карие.

– Волосы?

– Темно-каштановые.

– Общий вид?

– Она была почти точной копией обвиняемой по этому делу, сидящей вон там, слева от вас…

– О, так вы заметили сходство? – спросил Мейсон.

– Я заметила такое редкое сходство, поразительное сходство…

– Вы когда-нибудь высказывались по этому поводу?

– Ну да, естественно.

– А можно ли было перепутать обвиняемую с Дорри Эмблер и наоборот?

– Да, еще бы…

– Когда вы впервые увидели обвиняемую?

– Когда ее ввели в комнату для опознания.

– И в тот раз вы опознали ее как Дорри Эмблер? – прищурился Мейсон.

– Возражаю, – закричал Парма. – Некомпетентно, неуместно и несущественно. Неверное ведение перекрестного допроса.

– Возражение отклоняется, – резко бросил судья Флинт.

– Ну, мне сказали, я приглашена для опознания Минервы Минден, и я им сказала…

– Не имеет значения, что вы сказали им, – остановил ее Мейсон. – Что они сказали вам!

– Что они хотят, чтобы я опознала Минерву Минден.

– А вы сказали, что никогда раньше не видели Минерву Минден?

• Предыдущая
• 27/40
• Следующая