Я – контрабандист - Неклюдов Андрей - Страница 13

• Предыдущая
• 13/42
• Следующая

После пива мы вдруг почувствовали, что не ели целый день, и заказали большую порцию жареных щупальцев осьминога, залитых темно-коричневым соусом. Олег по-деловому извлек из бумажной упаковки две деревянные палочки, зажал их в пальцах и принялся есть, орудуя ими не хуже, чем ложкой. Я же продолжал бездействовать.

– Ты что? – удивился приятель.

– А хлеб?

– Какой хлеб? А, хлеб! Хлеб они не едят. Нету. Привыкай без хлеба.

Щупальца поскрипывали на зубах, приправа обжигала рот, женщина улыбалась, видя, как вываливаются из моих непослушных палочек кусочки. Но оттого ли, что все это было необычно: и еда, и обстановка, оттого ли, что мы с утра не ели, блюдо казалось необыкновенно вкусным.

Рассчитываясь, Олег достал из кармана доллары.

– Долларз – о'кэй? – спросил он у хозяйки.

Сдачу мы получили вонами – корейскими деньгами, которые шли по курсу: восемьсот вон за доллар. Русские, точно сговорившись, называли их «вонями».

Потом мы бродили по щелевидным улочкам, подымающимся в гору или круто сбегающим вниз. В тесноте двигались люди, ползли автомобили. Гуляющие расступались и смыкались снова – и машина скользила, словно по свободному пространству. Из отворенных дверей кафе доносился шум, гомон голосов.

– Шура Безбережный утверждает, – засмеялся вдруг Олег, – что поскольку я по гороскопу Крыса, то Пусан как раз по мне. Мол, крысы любят тесноту, норки, щели… А он Дракон, ему простор для полета нужен! – И Олег, раскинув руки и замедленно колыхая ими, словно могучими крыльями дракона, поплыл вдоль улицы. И пестрая толпа расступалась перед ним, как перед автомобилем, провожая улыбками и поощрительными восклицаниями.

В конце концов мы очутились в «Голливуде», стриптиз-баре, пользующемся популярностью у русских моряков и коммерсантов.

В большом полутемном зале лилась монотонная национальная музыка, вдали, на сцене, на фоне бегущей воды, освещенной меняющимися цветными огнями, танцевала полуобнаженная кореянка. Она почти не сходила с места, и танец состоял в змеевидных движениях тела. Может, потому, что я настроился на все необычное, танец этот показался мне вершиной изящества.

Не успели мы подсесть к одному из столов, как от группы девушек, медленно прохаживающихся по залу, отделились две и подошли к нам. Одна прилегла к плечам Олега (он сидел с краю), другая с многообещающей улыбкой заглянула ему в лицо.

– Мадам? – пропела она.

– Нет, мадам не надо, – грубовато отмахнулся мой приятель.

Одна из них все же уселась за наш столик.

– Ладно, пусть сидит, – Олег через официанта заказал два пива. – Сейчас будет просить коктейль для мадам. Но у меня она фиг получит.

– Коктейль мадам! – тотчас же отозвалась красотка, показывая весь ряд зубов.

– Обойдешься. Пива хочешь? – Пей! «Коктейль для мадам» стоит десять долларов, – пояснил он мне. – Я уже знаю, что это за коктейль. Простая вода со льдом! Пять долларов идет в пользу заведения, пять – ей. После трех коктейлей можно и в кабинет. Не знаю, как ты, но меня, честно говоря, не тянет. Фигурки у них ничего, но мордочки корявенькие.

Мы оба рассмеялись.

– Почему «ха-ха»?! – сердито воскликнула «мадам», еще сильнее нас развеселив.

За соседним столиком подгулявшие русские парни уже сидели в обнимку с «мадамами», а несколько пьяных русских девиц, из тех, что Олег именует «конями», энергично вытанцовывали перед сценой.

«А ведь они тоже, небось, весь день бегали по магазинам, таскали мешки, – подумал я, – и ничего, пляшут…»

– Если останется время, – сказал Олег, – съездим в пусанские бани. Я сам там еще не был. Говорят, бассейны с настоями трав, и кореянка голая мылит тебя своим телом.

На другой день мы снова носились по Техасу, рядились с хозяевами магазинчиков, отсчитывали доллары. Вернее, последнее проделывал мой друг, я же усиленно вживался во всю эту игру.

Позднее, уже в Питере, рассматривая сделанные нами слайды, я удивлялся напряженному выражению своего лица, как будто сведенного судорогой. Даже на шуточных снимках, где я, например, обнимаюсь с большущей толстой игрушечной обезьяной, глаза у меня такие, словно я выступаю на научной конференции. Очевидно, я постоянно думал об одном и том же: справлюсь ли я, – и постоянно находился в состоянии студента накануне экзамена.

Но вечером удалось отвлечься. Олег повел меня на рыбный базар.

– Да-а-а… О-бал-де-е-ть! – тянул я пораженно, проходя между бескрайними рядами разложенной и развешенной рыбы – свежей, вяленой, соленой; горок и холмиков разнообразных ракушек, каких-то червяков и слизняков.

–Трепанги, мидии… Это гребешки, это устрицы, кукумарии, – комментировал Олег. – Актинии, – указал он на красные шары, какие я принял было за овощи.

В тазах копошились крабы, двигая над водой клешнями, на дне чанов и ванн сидели, притаясь, темные осьминоги, носилась по кругу, расплескивая воду, живая рыба, змеились в аквариумах угри, шевелили створками рапаны. Все это блестело в вечерних лучах солнца (вспомнилась картина Бейерена из Эрмитажа «Рыбы на берегу моря»), распространяло сырой йодистый дух, все было мокрым, включая прилавки, асфальт под ногами, резиновые передники на продавцах. Прямо здесь же на столах продавцы разделывали распластанных кальмаров, чистили рыбьи тушки. Стук ножей сливался с гомоном рынка. Струилась вода, пахло требухой и кровью.

Весь этот ряд тянулся вдоль края моря, которое тихо плескалось за уступом набережной и, казалось, тоже пахло рыбой, йодом и требухой. Широкие, громоздкие рыболовецкие суда, плотно сгрудившиеся у берега, создавали достойный фон колоритной картине рынка.

Я с удивлением заметил, что между торговым рядом и кромкой набережной стоят столики, отделенные друг от друга циновками, а от моря – невысокой металлической сеткой. За ними по двое, трое и целыми семьями, с детьми, сидели прилично одетые люди и что-то ели среди струящейся воды и плещущейся рыбы. На столах стояли бутылочки соджу (корейской двадцатипятиградусной водки) и тарелочки с уже вылущенными из раковин моллюсками.

Мы тоже протиснулись между рыбьих хвостов и тазов (из одного, громко щелкнув, выскочила на мокрый асфальт креветка) за такой столик. Олег, сдержанно улыбающийся, как гостеприимный хозяин, которому удалось удивить, да что там – ошеломить гостя, то есть меня, указал толстой кореянке в испачканном рыбьей кровью клеенчатом фартуке плавающую в тазу рыбину. Знаками, загибая пальцы, он пытался выяснить цену. Женщина с минуту соображала, затем закивала, вытащила из-под фартука и потрясла в воздухе сперва десять, потом пять – пятнадцать тысяч вон. Я тотчас разделил в уме на восемьсот, получилось что-то около двадцати долларов.

– Дорого, – нахмурился я.

Олег подтолкнул меня к столику:

– Сейчас, когда на каждой сделке мы теряем или выигрываем сотни долларов, понятия «дорого», «дешево» расплываются. Садимся. Соджу! – распорядился он. – Так. И колу.

– А! Кола! – закивала толстуха, извлекая из холодильника бутылочки.

– Кимчи, – со знанием дела продолжал приятель.

У нас на глазах хозяйка выловила сачком избранную нами рыбу (это был пиленгас) и принялась разделывать, так что мелькал нож и ее оранжевые резиновые перчатки. Через три минуты перед нами лежала наша рыбина в виде тоненьких бледно-розовых ломтиков. Сырых!

– Сашими называется, – Олег палочками положил ломтик на лист салата, завернул, обмакнул в розетку с соусом, каковых на столе было несколько видов, и стал жевать, закатывая от удовольствия глаза.

Я сделал так же и, сглатывая слюну, предвкушая невиданное наслаждение, сунул этот сверточек в рот. После нескольких движений челюстями я остановился и вопросительно посмотрел на друга. Во рту у меня находилось на вкус нечто травянистое, несоленое и жгучее.

– Хлеба не дадут? – спросил я без всякой надежды. – А соли?

Проглотив первый кусок и посидев с минуту, я робко предложил:

• Предыдущая
• 13/42
• Следующая