Через тернии – в загс! - Кускова Алина - Страница 29

• Предыдущая
• 29/43
• Следующая

– А! – закричал от неожиданности и боли Смоленский на весь микрорайон.

– Что там?! – всполошилась Эмма.

– Какое-то домашнее животное у соседей снизу!

– Я тебе покажу домашнее животное, – разъярилась Софья Владленовна и укусила профессора за лодыжку.

– А! – снова завопил Смоленский.

– Что там? – металась Эмма, опасно перевесившись через балконные перила.

– Оно кусается, – пожаловался профессор и сильно пихнул животное ногой.

– А! – взвыла Софья Владленовна, хватаясь за свой подбитый глаз. – Убивают! Спасите!

– Софья Владленовна! – узнала ее Эмма. – Добрый вечер!

– Это вы?! – удивилась та и уцелевшим глазом посмотрела наверх. – А это кто? – указала она на ногу.

– Это профессор Смоленский, не кусайте его, пожалуйста, – взмолилась Эмма, понимая, что думать о приличиях в ее положении уже бессмысленно.

– А откуда он лезет? – подозрительно поинтересовалась пожилая дама, пристально вглядываясь в появившуюся на уровне ее лица ширинку мужских брюк.

– От меня, – трагически призналась Эмма и закусила губу.

– Да что вы говорите?! – обрадовалась Софья Владленовна. – Добрый вам вечер! – и одним рывком стянула застрявшего Смоленского на свой балкон. – Рассказывайте! – Она пихнула обессиленного профессора на кресло-качалку. – Он вас с Эммой застукал?! Я так и знала! Вы хоть что-то успели сделать?!

Смоленский скорчил довольную физиономию: все, что мог, он успел сделать. Софья Владленовна похлопала его по плечу.

– В ваши годы следует быть осторожным. Ненароком разобьет паралич или прихватит сердце. А вы все по балконам и по бабам.

– Ваша правда, – согласился с ней Смоленский и тут же поинтересовался: – Выпить что-нибудь есть?

Софья Владленовна кивком головы пригласила его на кухню. Здесь она достала бутылку бренди, которую внук прятал в китайской вазе. Смоленский наполнил поставленные рюмки, они чокнулись и выпили. Софья Владленовна уперла руку в подбородок и властно приказала профессору рассказывать, что произошло у них там, наверху. Смоленский не успел произнести и пару слов, как в прихожей кто-то завозился, и на пороге кухни нарисовался подвыпивший внук.

– Нет, этого не может быть, – изрек парнишка и протер глаза. Но видение не исчезло, наоборот, оно приняло более четкие очертания. Его гроссмутер сидела с подбитым глазом и распивала спиртные напитки с полуголым мужиком с покусанными ногами, щедро замазанными зеленкой.

– Чего, внучок? – спросила Софья Владленовна, подливая Смоленскому. – Видишь, к нам гости свалились с соседнего балкона.

– А по-нормальному прийти что, было нельзя? – пролепетал трезвеющий на ходу внук.

– Нельзя, – ответил ему Смоленский и встал. – Спасибо за приют, я пошел освобождать Эмму.

– Мне бы такого освободителя, – хлопнула по профессорской попе Ковалевская и вздохнула.

– Бабуля, – внук посторонился, пропуская незваного гостя, – что с тобой?!

– Довел бабушку, – та вспомнила о своих родительских обязанностях, – таскаешься где ни попадя, пьешь всякую гадость!

– Хорошо, – пролепетал внук, следя за тем, как Смоленский открывает входную дверь, – буду сидеть и пить с тобой.

– Вот и договорились! – обрадовалась Софья Владленовна и пошла за любовным романом. – Везет же некоторым бабам.

Смоленский с Эммой стояли и разглядывали несложную конструкцию, отвязанную от ручек их дверей и состоящую из веревки и дамского пояса. Что-то в ней не давало покоя профессору. Он напряг память.

– Вспомнил! – обрадовался он и признался: – Вспомнил, где раньше видел этот ремень.

– Да уж, – процедила Эмма, – эксклюзив с Чертановского рынка.

– У Алены Хрусталевой! – Смоленский покрутил ремень, внимательно разглядывая стразы. – Точно, ее! Она одолжила мне его, когда у меня порвались ручки.

– У вас отрывались руки? – подозрительно сощурилась Эмма. – Хрусталева, значит…

– Не у меня, – уточнил Смоленский, – у пакета.

– Алена Хрусталева, – повторила Эмма, – кто это? Сестра Аллы Викторовны?

– Я тоже сначала думал, что это ее сестра, – доверительно поделился с ней Смоленский, – но, представляешь, оказалось – дочь! Она такая молодая и красивая, а уже имеет такую взрослую дочку.

– Кто это молодая и красивая? – переспросила Эмма, вырывая у него из рук улику.

– Она, – прикусил язык Смоленский, который поздно понял, что оценивать красоту одной женщины в присутствии другой чревато скандалом. – Но ты лучше.

– Кто бы сомневался, – хмыкнула Эмма, с ненавистью глядя на ремень. – И что же она хотела этим сделать? – неожиданно ей в голову пришла потрясающая по своей глупости мысль. – Максим?!

– Ну, что ты, – попытался успокоить ее Смоленский, – вряд ли он имеет к этому делу какое-то отношение. Конечно, я понимаю, что ревность может сыграть злую шутку…

– Ничего ты не понимаешь, – Эмма хищно прищурилась и сунула ремень профессору в руки. – К сожалению, мне действительно пора. Завтра инспекция, я собиралась выспаться.

– Конечно, конечно, – поддакнул Смоленский, – я тоже собирался.

И он проводил соседку долгим взглядом, так и не решившись потребовать вознаграждения в виде поцелуя за свой геройский поступок по ее освобождению. Опознанный ремень странным образом переменил ее настроение.

Аллочка проснулась среди ночи и провела рукой по соседней подушке. Сейчас она наткнется на холодную наволочку и спокойно заснет дальше. Такое ей могло только присниться. Но рука ощутила теплую, немного заросшую щеку. Алла приподнялась и внимательно рассмотрела Емельянова, как будто видела того в первый раз. Рядом с ней лежал и мирно сопел Максим, в этом не было никаких сомнений. Он остался у нее ночевать, хотя она так сопротивлялась, так сопротивлялась. Да что там врать самой себе, она нисколько не сопротивлялась. Она была рада и потеряла голову. И нашла ее и его на соседней подушке.

– Эмма, перестань, уйди, – пробормотал Емельянов во сне.

«Правильно, пусть катится на все четыре стороны», – подумала Алла. С этой ночи она должна приложить все усилия, чтобы во сне он твердил только ее имя.

Алла летала по офису, и многие не понимали причину ее хорошего настроения, сваливая все на отменную погоду. Татьяна, глубокомысленно уперев взгляд в лицо подруги, попыталась было докопаться до истины, но ей, как обычно, помешали документы и заказчики. Галкина поругалась с Семеновым и дулась на него, как мышь на крупу, следуя за ним по пятам. Как-никак, а второй фронт нужно всегда держать в боевой готовности. Из-за Семенова ей было не до настроения Хрусталевой, красный нос которой уже успел надоесть за последние дни. Емельянов также ходил в приподнятом настроении и пел: «Та-та-та, тра-та-та!» Он мельком смотрел на Аллу и улыбался ей уголками губ. Они договорились до поры до времени не афишировать свои отношения: Алла – чтобы не сглазили, Емельянов – чтобы подготовить Эмму. В то чудесное утро, когда они проснулись одновременно, Алла случайно поинтересовалась, а знает ли Эмма о том, где сейчас находится Максим. Тот нахмурился и ответил, что Эмма ничего не знает. Алла, безусловно, расстроилась, но Максим заявил, что в их тандеме он играет главенствующую роль. Он постарался успокоить любимую женщину тем, что пообещал поговорить с Эммой при первом же удобном случае.

А пока та пребывала в счастливом неведении, появлялась по утрам в офисе и обращалась с Аллой, как с пустым местом. Алла не принимала все это близко к сердцу. Она знала, что Максим ее действительно любит, а у настоящей любви нет преград. Единственное, что с радостью заметила Алла – на щеках Емельянова отсутствовали отпечатки губной помады Королевой. По вечерам Максим отвозил Аллу домой, перед этим они заезжали куда-нибудь в тихое место поужинать. Однажды он привез ее в свою квартиру.

Огромные комнаты холостяцкой берлоги удивили ее чистотой и порядком. Но больше всего изумило то, что она увидела на стене его кабинета-спальни. Если бы там красовался засушенный крокодил или маска колдуна с острова Бумба-Юмба, то все было бы ничего. На стене это и висело, только в образе ненавистной Королевой. Этого Алла перенести не могла. Если он не снял ее портрет, то значит, она ему еще дорога. Хрусталева сделала вид, что ничего особенного не произошло, но из квартиры Емельянова бежала, как швед из-под Полтавы. Она не могла вынести подобное соседство, и любовное свидание пришлось перенести. Куда – Алла не знала пока. Правда, Аленка должна была вскоре уехать к Антону в деревню. Экзамен профессору Смоленскому она так и не сдала, что, в принципе, можно было ожидать, разве могут девочки нормально подготовиться?! Сообщив Алле, что пересдачу перенесли на осень, дочь вытащила из сумки ремень со стразами и принялась его резать на мелкие кусочки. Такая странная реакция случилась у нее на неуд по экономической теории. Алла полагала, что эмоции нашли хороший выход, пусть уж лучше пострадает ремень, чем дочь, и искренне думала, что свежий деревенский воздух пойдет Аленке на пользу. А пока Алла ждала. Ждал и Емельянов, улучая момент для разговора с Эммой. В один из прекрасных для Аллы дней, видимо, он все-таки состоялся. На следующее утро Эмма не пришла к Емельянову в офис. Это было началом конца. Но Алла не стремилась торжествовать победу, они с Максимом по-прежнему скрывали свои отношения от посторонних.

• Предыдущая
• 29/43
• Следующая