Фотограф.Цикл рассказов - Шведов Сергей Владимирович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/42
• Следующая

Мой любимый вид транспорта – самолет. Быстро, выгодно, удобно. В крайнем случае я готов путешествовать на машине. Что же касается поезда, то недостатков в этом способе передвижения, на мой взгляд, больше, чем достоинств: во-первых, медленно, во-вторых, бесконечные остановки, причем необязательно на станции, можно и в чистом поле, ну и в третьих, попутчики. И _хотя человек я по натуре общительный, но даже моего природного оптимизма не хватает на то, чтобы чуть ли не целые сутки любоваться опухшей физиономией джентльмена, который никак не может добрать полной нормы для того, чтобы наконец провалиться в сладкую пропасть сна. Нет, дебоширом его назвать было нельзя, наоборот, своей пьяной вежливостью он достал уже всех окружающих, включая сердитую проводницу, грозившую вызвать бригадира в ответ на претензии захмелевшего донжуана. Словом, обычная история. В какую бы часть нашей необъятной родины вы ни отправились поездом, вам обязательно достанется в попутчики субъект с пьяной претензией на всеобщее внимание и готовностью вывернуть нетрезвую душу наизнанку перед собратьями-пассажирами, отнюдь не горящими желанием весь этот бред выслушивать. Пару раз я предлагал высадить пьяного джентльмена на ближайшей станции и трижды был готов выбросить его из поезда. К сожалению, каждый раз на моем пути вставала вагонная общественность, всегда почему-то готовая у нас отстаивать право пьяницы на достойную жизнь, даже в ущерб людям трезвым и законопослушным. Не сочтите меня водконенавистником или пивофобом, поскольку я и сам иной раз бываю склонен к употреблению горячительных напитков, однако пьяных придурков не выношу. Этот же в течение целых суток пускал слюну по вагону, доводя меня до белого каления.

Звали пьяного джентльмена Васей, о чем он мне доверительно сообщил через минуту после своего появления в вагоне. Самое обидное, что ехал этот Вася аккурат до моего родного города, а следовательно, не было никакой надежды избавиться от него на законном основании до конца путешествия. Я уже проклял тот час, когда согласился на эту поездку, и тридцать три раза укорил себя за то, что не воспользовался собственным автомобилем. К сожалению, далеко не все дороги в наших краях соответствуют высокому званию автомобильных. Во всяком случае, кое-где и в отдельно взятых местах они проходимы только на тракторе или луноходе. Я имел возможность убедиться в этом собственными глазами, когда, выполняя поручение Гальки, навещал ее родителей в глухом медвежьем углу. Приняли меня там как родного, да и вообще поездку можно было бы считать весьма успешной, если бы на обратном пути мне в попутчики не достался натуральный хмырь.

Задремал я только под утро и практически тут же был разбужен сердитой проводницей, поскольку пришла пора выметаться из остановившегося поезда.

– Беда с вами, с мужиками, – покачала головой почетная железнодорожница. – Сумку-то захвати.

Сумка, между прочим, была не моя, сумка была Васина, о чем я и сказал проводнице.

– Да вон же он, этот пьяница, – кивнула она на окно

где действительно красовался в измятой до полного безобразия шляпе мой неугомонный попутчик. – Передай ты ему, ради бога, его барахло.

Вообще-то я был обременен поклажей до полного не могу, и причиной тому была щедрость Галькиных родителей, которые почему-то считали, что их дочь пухнет с голоду в проклятущем городе. Если верить телевизору, то наша деревня разорена подчистую, но ёсли верить собственным рукам и плечам, согнутым под непомерной тяжестью, то приходится признавать, что слухи эти сильно преувеличены.

Почетная железнодорожница все-таки сунула мне эту чертову Васину сумку, и я, проклиная в душе весь белый свет. бросился в погоню за мятой шляпой, которая выписывала немыслимые зигзаги по перрону. Вася, разумеется так и не протрезвел до конца путешествия и теперь распугивал своим расхристанным видом и пассажиров, и провожающих, и встречающих… Двигался он, однако, настолько быстро, что я, несмотря на все старания, так и не смог его настичь. Не исключено, впрочем, что он просто завалился в какой-то закуток, а я, увлеченный погоней, проскочил мимо прикорнувшего человека. Искать по вокзалу этого придурка я не собирался. Сумку же хотел сначала просто выкинуть, но потом передумал. Там вполне могли быть и деньги, и документы, и еще что-то важное.

Словом, как ни был я зол на Васю, природный гуманизм взял свое, и я допер чужое барахло до собственной квартиры, где и предался отдохновению после трудов праведных. Отсыпался я до вечера и был разбужен вернувшейся с работы Галькой.

– А это что за сумка? – немедленно обнаружила она мое нечаянное приобретение.

– Попутчик, будь он неладен.

Сумка была приличная, кожаная. Рыться я в ней, разумеется, не стал, тем более что документы, а именно паспорт, лежали в боковом кармашке. Паспорт был вы дан на имя Шабанова Михаила Михайловича. Последнее меня особенно удивило, поскольку я точно знал, что человек, которому принадлежало барахло, называл себя Васей.

Всякое, конечно, бывает. В пьяном виде себя можно вообразить и Наполеоном Бонапартом и Аполлоном Бельведерским, были бы, как говорится, градусы, а уж белая горячка себя ждать не заставит, но называть себя Васей, будучи по паспорту Мишей, это странно даже для человека, страдающего психозом. Адрес Васи-Миши в паспорте был указан, и жил этот хмырь чуть ли не на соседней улице, так что я не стал на его счет напрягать извилины. Ну хочется Мише называться Васей, и на здоровье, какое мне до этого всего дело. В конце концов, у меня и своих забот хватает.

О Мише-Васе я вновь вспомнил только поутру, а точнее, к обеду следующего дня, собираясь на промысел. Сумку я взял с собой, надеясь заскочить по ходу дела к господину Шабанову, проживающему в доме под номером пять на улице имени Парижской коммуны. Дабы не ошибиться с квартирой, я еще раз заглянул в паспорт, и при дневном свете мне показалось, что Миша Шабанов на фотографии напоминает моего попутчика Васю лишь отдаленно. То есть на фотографии он значительно моложе, чем в действительности. Удивляться этому не приходилось, поскольку паспорт советского образца был выдан еще семнадцать лет тому назад, когда Миша был относительно молод, обладал пышной шевелюрой и, видимо, нравился тогдашним девушкам, которые ныне уже грозили стать бабушками. Мой же Вася морду наел чуть не вдвое больше против Мишиной и здорово облысел за минувшие годы. В общем, Васе-Мише пора было менять краснокожую советскую паспортину на не менее роскошную книжицу с двуглавым орлом на обложке.

Дом номер пять был самым обычным панельным домом, а дверь третьего подъезда, на мое счастье, не была снабжена замком, как принято ныне по занесенной с Запада моде. В общем, я рассчитывал без проблем подняться на третий этаж и расплеваться с надоевшим мне за два дня Мишей-Васей. Увы, моим светлым надеждам не суждено было сбыться. Три молодых человека хулиганской наружности преградили мне путь на лестничной площадке между вторым и третьим этажами с намерением пощупать область лица. Причем это намерение столь ясно читалось на их решительных физиономиях, что я принял оборонительную позу еще до того, как успел спросить, за что. За что, дорогие сограждане, хотите изувечить соотечественника вашего, Веселова Игоря Витальевича, холостого, несудимого и благожелательно расположенного к окружающему миру? К сожалению, я не успел ни вопрос задать, ни тем более получить на него вразумительный ответ. По-моему, на руке пижонистого блондина в кожаной куртке и синих джинсах был кастет. И хотя достал он меня всего лишь в плечо, удар получился более чем чувствительным. Собственно, целил-то он в челюсть, и если бы не моя расторопность, перелом лицевых костей был бы мне обеспечен.

В долгу я не остался и со своей стороны отметился кулаком на луноподобном лике хмыря в кепочке, наседавшего на меня слева. Лица третьего я не успел разглядеть, поскольку врезал в это самое лицо увесистой Васиной сумкой и заметно его при этом деформировал. После двух подряд совершенных подвигов я решил с третьим погодить, да и к Михаилу Михайловичу Шабанову мне почему-то идти расхотелось, словом, я очень и очень быстро спустился вниз, несмотря на громкие протесты моих оппонентов, которые в матерных выражениях настаивали на продолжении знакомства. Чрезмерно прыткому пижонистому блондину, который догнал меня почти у самой машины, я от души врезал ногой в живот.

• Предыдущая
• 10/42
• Следующая