Гости страны Фантазии (Сборник НФ) - Форстер Эдвард Морган - Страница 38
- Предыдущая
- 38/69
- Следующая
— Почему вы его сами не спросите? — удивился Чердачник. Он был наивный и сказал это без всякой задней мысли.
— Ха-ха! Вряд ли я с ним встречусь. У вас больше шансов застукать его.
Чердачник понял, что, установив имя человека с узлом, он принесет пользу человеку с золотыми пуговицами. Но он не понимал, что разделяло обоих. Больше всего он дрожал за свой покой. Ему казалось, что все люди защищают тех, с узлами, он думал так потому, что в ту давнюю ночь, когда один из них свалился с крыши от испуга, много народу пришло на чердак: хотели, наверное, отомстить за упавшего. А Чердачнику меньше всего хотелось, чтобы на его чердаке суетились с факелами и алебардами.
— Что сделал вам тот человек с узлом? — осторожно спросил он.
— Мне — ничего, — улыбнулся подпоручик наивности чудища. — Он просто вор. Берет вещи, которые ему не принадлежат.
Чердачнику никогда ничего не принадлежало. Поэтому он считал, что если у кого-нибудь есть особо ценная вещь, то он должен сам за ней следить. Он попытался как можно вежливее выразить эту мысль. Подпоручика передернуло. Его собеседник оказался не только уродиной, но вдобавок и совершенно аморальным… созданием. Но ничего не поделаешь. Он был ему нужен.
— Штука, видите ли, вот в чем, — стал объяснять подпоручик, — если у кого есть добро, заработанное собственным трудом, то никто не смеет у него это отнять. Хочешь чего-нибудь, будь любезен заработай денежки честным трудом, а следовательно, нельзя отнимать ни у кого и нельзя никого заставлять на себя работать.
Чердачник слушал затаив дыхание. Ему это нравилось. Оказывается, мир куда интереснее, если понять, что им движет.
— А чего еще нельзя делать?
Опять подпоручик несколько растерялся. Не излагать же призраку уголовный кодекс. И времени много потребуется, да, кроме того, в этом подпоручик был не особенно тверд.
— Много чего нельзя, — вывернулся он, — но по большей части вас это не касается. Нельзя воровать ни на чердаках, ни в других местах, убивать нельзя и нельзя говорить неправду. И нельзя обманывать людей, если вы им что-то пообещали, или пользоваться их трудом в корыстных целях…
— И все люди об этом знают?
— Знают-то все, только некоторые нарушают. Это и есть отсталые элементы, и все должны помогать нам пресекать их образ жизни.
Подпоручику никогда еще не приходилось объяснять таких вещей, и потому он объяснял так, будто разговаривал с малым ребенком.
Теперь Чердачнику стало ясно: все люди, которые за долгие годы прошли мимо него с узлами на спинах, были «отсталые элементы», и он пожалел, что не знал этого раньше. Он сказал себе, что тот, кто как-то давно свалился с крыши, испугался его потому, что был «отсталый элемент», а этот, с пуговицами, его не боится, потому что он человек хороший и наверняка не делает ничего такого, чего не подобает хорошим людям.
Следствием таких рассуждений явилось самоотверженнейшее предложение, на какое он только был способен:
— Когда он еще раз придет, я крикну «у-у-у!»… — Чердачник взвыл с таким рвением, что подпоручик чуть не упал с мостков. — Он испугается, свалится и больше не будет нас беспокоить. Хотите?
— Не надо, — возразил подпоручик. — Достаточно установить его имя. Так будет лучше.
Дело было не в полном отсутствии кровожадности в характере подпоручика — просто он руководствовался чисто практическими соображениями. Слов нет, лесника, например, награждают, даже если он принесет одни уши волка, и никто не спросит его, каким образом погиб хищник. Но Старик требует чердачного вора живьем. И, конечно, выставит за дверь подпоручика, явись он с ушами чердачного вора, разбившегося при падении с крыши.
— И вам будет приятно?
— Я что… Это — в интересах общества. Но, конечно, и мне будет приятно. Итак, договорились. Я буду приходить сюда каждую ночь в эту пору и ждать вас здесь, на мостках, а вы мне будете рассказывать, что вам удалось узнать.
Подавляя отвращение, он протянул страшилищу руку в кожаной перчатке. Чердачник не понял, но он уже не боялся, потому что человек, рассказавший ему о жизни людей, стал его другом. Он позволил руке в кожаной перчатке сжать свою лапу. Подпоручик поднялся, потирая озябшие колени. Приближалось утро. Небо между трубами светлело.
В следующие две ночи ничего не произошло. Подпоручик приходил напрасно и уходил разочарованным. Это было очень досадно Чердачнику, но в то же время он был рад, что его навещает друг. Он уже входил во вкус разговоров о том, что хорошо и что плохо. Если бы привидения обладали способностью расцветать, он расцвел бы за эти две ночи, как розовый куст. Впервые почувствовал он, что бытие имеет какой-то смысл: ведь теперь он знал, что всякое начинание на что-нибудь да направлено, и, кроме того, на него была возложена теперь задача.
На третью ночь он эту задачу выполнил. Все оказалось обескураживающе легко.
Чердачник услышал скрип оконных петель на одной из соседних крыш — было это вскоре после того, как друг его удалился. Скачками помчался Чердачник на звук. Недавно прошел дождь, крыши были мокрые. Чердачник даже ушиб колено. Он никогда еще не бегал так быстро по скользким от дождя крышам, зато подоспел как раз в тот момент, когда человек закрыл за собой раму слухового окна и наклонился к лежавшему у его ног узлу. Чердачник не собирался пугать его. Ведь друг не хотел, чтобы человек с узлом упал с крыши. Поэтому он спрятался за трубой и, вспомнив, как надо действовать в подобных случаях, крикнул:
— Руки вверх, или стрелять буду!
Человек с узлом всмотрелся в темноту, но не мог различить того, кто произнес эти слова. Чердачник был довольно далеко от него.
— Не валяйте дурака, начальник! — весело сказал человек.
Он был большой рутинер и знал, что редко кто в этой стране носит оружие, да и тот, кто носит, слишком благоразумен, чтобы из-за нескольких штук белья или разобранной швейной машинки сбить выстрелом человека с крыши.
— Руки вверх, — повторил Чердачник заклинание, в действенности которого был твердо уверен.
— Пошел ты к черту, — произнес человек с узлом.
Сверху, от трубы, из-за которой доносился голос Чердачника, крыша спускалась круто, без единого выступа, и ухватиться было не за что. Преследователю пришлось бы катиться до самого края крыши, и если бы ему не удалось ухватиться за карниз — чего человек с узлом никому не посоветовал бы делать, — то вся эпопея могла окончиться внизу во дворе, между мусорными баками. Там утром могли бы подтереть мокрое место, которое осталось бы от преследователя.
Поэтому человек спокойно поднял узел и перекинул его на спину. Он вполне сознавал свое преимущество, — ведь он великолепно знал место действия. Если только никто не подстерегает его внизу — а его никто не подстерегал, в противном случае Тонда свистнул бы, — то этот парень за трубой так же для него опасен, как черт из марципана. Он ступил на мостки.
Чердачник был в отчаянии. Если человек с узлом удерет, друг наверняка рассердится и никогда больше не придет поболтать с ним. А человек с узлом, быть может, не вернется, он, наверное, перепугался, и теперь Чердачник потеряет друга только оттого, что не выполнил своего обещания. Чердачник мог в несколько прыжков догнать человека с узлом. А если тот от страха свалится? Друг этого не желает…
Тем временем человек с узлом перешел мостки. Он был так уверен в успехе, что даже не оглядывался. Потом он повесил узел себе на шею и стал спускаться по железной лесенке к небольшой площадке, разделявшей две островерхие кровли старинного дома. Чердачник раскинул руки и побежал по гребню крыши. Единственное, что ему теперь оставалось, — это спрыгнуть на ту же площадку. Спрыгнуть так, чтобы очутиться между ее краем и человеком и подхватить того, если он с перепугу упадет.
Площадка была мала, к тому же скользкая от дождя, старый цемент отваливался по краям целыми кусками. Чердачник не знал, может ли он разбиться до смерти. Он никогда над этим не задумывался. Но по опыту знал, что может, как и всякий другой, удариться и причинить себе боль, если забудет об осторожности или если его не выручит врожденное умение сохранять равновесие и хвататься когтями за поверхность крыши. До сих пор он никогда не шел на риск. В этом не было нужды. Теперь такая необходимость настала. Он пригнулся и спрыгнул.
- Предыдущая
- 38/69
- Следующая
