Пещера Лейхтвейса. Том первый - Редер В. - Страница 29
- Предыдущая
- 29/142
- Следующая
Кристина принесла полотно, и доктор Зигрист искусной рукой перевязал рану Елизаветы. После этого он хотел было уехать, но Рорбек стал умолять его остаться еще на несколько часов. После некоторого колебания доктор Зигрист согласился, и Рорбек проводил его вниз, где приказал Готхольду принести вино и закуску.
Молодой врач знал уже со слов Готхольда, каким образом Елизавета была ранена, и тактично избегал расспрашивать об этом Рорбека. Молча сидели они друг против друга.
Первые лучи восходящего солнца осветили комнату, в которой сидела Кристина у постели своей дочери, следя за каждым ее движением.
У Елизаветы началась лихорадка. Она начала бредить.
— Нет, Лейхтвейс, — стонала она, — я не могу быть твоей женой… ты любишь другую… я знаю… я боюсь священника… берегись, Натан… беги… твой отец… еврей из Гетто… спой мне песню, мама… знаешь… ту песню… иначе я умру… если не споешь…
— Какую песню, дитя мое? — спросила несчастная. — Скажи мне, какую? Я спою ее тебе.
— Песню… песню, которую пела мне в детстве… — прошептала Елизавета, блуждающим взором оглядывая комнату, слабо освещенную маленькой лампочкой.
Несчастная мать сложила руки на груди, слезы катились у нее из глаз, и она дрожащим голосом запела:
Когда Елизавета услышала эту песню, она медленно приподнялась на постели. Лицо ее просветлело, и слабым голосом она повторила последние слова песни. Потом она снова опустилась на подушки.
Вдруг внизу раздались громкие голоса, и Кристина в ужасе расслышала гневный голос своего мужа.
— Вы хотите оклеветать меня, граф Батьяни? Не доводите меня до крайности. Вы затеяли опасную игру, которая вам может стоить жизни.
Кристина неподвижно сидела и прислушивалась. Но вдруг она встрепенулась, взглянула на Елизавету, которая лежала в полузабытьи, и выбежала из комнаты.
Когда она спустилась вниз, то увидела, что Рорбек стоит у письменного стола бледный как смерть. Ящик был открыт, тот самый ящик, в который Рорбек накануне положил деньги, полученные от Финкеля.
В комнате, кроме лесничего, находились граф Батьяни, лакей его Риго и доктор Зигрист, стоявший рядом с Рорбеком, как бы желая его защитить.
— Хорошо, что ты пришла, Кристина! — воскликнул Рорбек. — Ты знаешь меня много лет и все-таки еще не слишком хорошо знаешь меня. Взгляни на меня — так выглядит вор. Человек, который украл тысячу двести талеров.
В голосе старика звучала горькая обида и бессильная злоба. Кристина вскрикнула и обняла своего мужа.
— Смотрите, граф Батьяни, есть еще человек, который любит меня. Есть еще люди, не допускающие мысли, что старший лесничий Рорбек, прослуживший своему господину верой и правдой двадцать пять лет, может превратиться в вора и преступника.
— Мне нет дела до того, что думают и говорят другие, — резко ответил граф Батьяни. — Герцог узнал, что в последнее время ваши отчеты не совсем в порядке. Он уполномочил меня проверить вашу кассу, и вот я сразу же наталкиваюсь на пропажу крупной суммы. Если ваша совесть чиста, то покажите мне те деньги, которые вчера внес вам Илиас Финкель за купленный им лес.
Рорбек начал рыться обеими руками в ящике письменного стола. Пот катился градом с его лица, он то бледнел, то краснел.
— Деньги похищены! — в ужасе воскликнул он. — Их здесь нет. Но я знаю, кто их украл, я знаю, кто сегодня ночью тайком входил в мой дом, я знаю, только он и мог похитить эти деньги.
— Кого же вы обвиняете в этом? — спросил граф Батьяни.
— Генриха Антона Лейхтвейса, браконьера и разбойника! — решительно заявил Рорбек. — Сегодня ночью он был в моем доме, он и похитил деньги.
Граф Батьяни разразился насмешливым хохотом.
— Конечно! — воскликнул он. — Во всех кражах, грабежах и убийствах теперь всегда виноват один только Лейхтвейс. Его обвинять ведь не трудно. Но я не верю вашей уловке. Ваше объяснение уже потому неправдоподобно, что ни на ящике, ни на замке нет никаких признаков взлома.
Со сжатыми кулаками Рорбек подошел вплотную к графу. Он тяжело дышал, казалось, сердце его готово было выскочить из груди.
— Граф Батьяни, — глухим голосом проговорил он. — Вы оскорбляете меня. Неужели вы, назвав меня вором, назовете меня еще и лжецом? Я ясно вижу все злые козни, которыми вы опутали меня и мою семью. За то, что я прогнал вашего лакея, который, по-видимому, вам ближе и дороже обыкновенного слуги, за то, что я не выдал за него мою дочь Елизавету, вы мстите мне самым подлым и гнусным образом. Вы втерлись в милость нашего герцога, вы злоупотребляете его доверием для того только, чтобы лишать места его верных слуг. Вы делаете это потому, что они следят за вами. Теперь я и моя семья тоже должны пасть жертвами ваших происков.
— Молчите! Вы рискуете головой, — злобно прошипел Батьяни. — Я нахожусь в качестве представителя его высочества и должен говорить и делать только то, что он мне приказал.
— А что он вам приказал? — спросил Рорбек, глядя в упор на графа.
— Его высочество милостиво приказал мне, — произнес граф Батьяни, — в случае, если я обнаружу малейший беспорядок в вашей отчетности, не предавать вас суду, а потребовать, чтобы в течение трех часов вы покинули этот дом.
Рорбек пошатнулся, схватил жену за руку и проговорил надломленным голосом:
— Ты слышала, Кристина? В течение трех часов мы должны покинуть дом, под кровлей которого счастливо прожили четверть века. Обесчещенными и нищими мы будем скитаться и питаться подаянием. А там наверху лежит при смерти наша дочь, и мы не сможем даже приютить ее где-нибудь.
Рыдания заглушили его голос. Вдруг к нему подошел доктор Зигрист, взял его за руку и сказал:
— Позвольте мне пожать вам руку как честному человеку перед лицом всех здесь присутствующих. Будьте уверены, что в Висбадене и Бибрихе найдется много людей, которые, подобно мне, твердо убеждены в вашей невиновности. Вы не останетесь без крова и приюта. Я живу один с матерью в Висбадене, в маленьком домике, но в нем найдется достаточно места, чтобы до поры до времени приютить вас и вашу семью.
— Не забудьте захватить с собой вашу дочь! — насмешливо воскликнул Батьяни. — Ею вы заплатите за наем помещения.
— Вы ответите мне за эти слова, граф Батьяни! — гневно крикнул Зигрист. — Впрочем, вам, кажется, здесь больше делать нечего. Семья Рорбека покинет этот дом еще до истечения назначенных вами трех часов.
— Я должен убедиться лично в том, что они уйдут отсюда. Поэтому я пока останусь здесь.
В этот момент сверху раздался страшный крик.
— Это Елизавета! — вскрикнула Кристина. — Боже милосердный, что случилось?
Рорбек, Кристина и Зигрист бросились наверх. «Она сорвала повязку!» — в один голос крикнули Рорбек и Кристина, когда увидели, что Елизавета лежит на постели вся в крови.
Доктор Зигрист быстро подошел к постели. Едва он взглянул на Елизавету, как в ужасе воскликнул:
— Здесь кто-то совершил ужасное преступление. Не она сама сорвала повязку, это сделал кто-то другой, кто хотел убить ее.
— А я оставила ее без присмотра! — пронзительно вскрикнула Кристина и зашаталась.
Рорбек подхватил ее. Но он держал в руках только труп… Кристина умерла от разрыва сердца.
— Она умерла, — пробормотал Рорбек, блуждающими глазами глядя то на труп жены, то на умирающую дочь, — одна умерла, другая вот-вот умрет. Меня оставляют все, кого я любил, кто украшал мою жизнь. Земля для меня теперь — сущий ад. Хорошо, я буду достоин этого ада, я превращусь в дьявола. Вы изгнали меня из моего дома, презренные люди. Вы разбили сердце моей жены, вы хотите отнять у меня моего ребенка. Но я знаю приют, где меня приветливо встретят, я знаю человека, который не оттолкнет меня. Доктор, вы благородный, хороший человек. Возьмите на себя заботу о моей дочери. Спасите ее, если ее еще можно спасти. А я… я погибший человек, я изгнанник, и место мне у других изгнанников. Я пойду к Лейхтвейсу. Я со слезами буду молить у него прощения за принесенную ему беду. Деньги из моего письменного стола украл, очевидно, не он… Это дело других рук. Теперь я вижу, что он, этот браконьер и разбойник, в сотни раз благороднее и лучше гордых придворных, лучше даже самого герцога, который попал под влияние авантюриста и негодяя. Я иду к Лейхтвейсу и буду его товарищем.
- Предыдущая
- 29/142
- Следующая
