Охота за красоткой - Ховард Линда - Страница 11

• Предыдущая
• 11/56
• Следующая

Она принялась снимать повязку с самой большой ссадины у меня на левом бедре, а присохшая повязка не поддавалась. Я охнула и стиснула кулаки.

– Извините. – Медсестра осмотрела ссадину. – Ого! Как вас угораздило? На мотоцикле катались?

Мне удалось разжать зубы.

– Да нет, вчера вечером какая-то психопатка чуть не переехала меня на стоянке у торгового центра.

Медсестра вскинула голову и подняла брови:

– Вы ее знаете?

– Нет, но Уайатт как раз сейчас смотрит записи с камер наблюдения на стоянке, хочет найти номер машины.

Конечно, если ему удалось получить их без ордера, а я сомневалась, что судья выдаст такой ордер, – ведь все закончилось благополучно.

Медсестра кивнула и наложила новую повязку.

– Удобно, должно быть, иметь жениха-полицейского?

– Иногда.

Точнее, когда не приходится бывать в участке чаще, чем хотелось бы, или узнавать, что мои поездки отслеживают по суммам, списанным с кредитки. Чтобы добиться своего, Уайатт способен свернуть горы. Но я не жалуюсь: таким способом он добивался меня и наконец заполучил. Несмотря на адскую головную боль, при воспоминаниях о том, как он завладел заслуженной наградой, по моему телу прошел трепет. Уровень тестостерона у Уайатта зашкаливает, но в этом есть свои плюсы. Еще какие!

Медсестра что-то записала в блокнот, который вынула из кармана, пообещала:

– Совсем скоро все будет хорошо. Пойду узнаю насчет еды, – и ушла.

Все это время Шона молчала, и неудивительно: она предпочитает сначала присмотреться к человеку, а потом вступать в разговор. Но когда дверь закрылась, она первым делом спросила:

– Что это у нее с волосами?

Шона способна выступать с речью в Верховном суде – правда, она еще не пробовала – и при этом заметить прически всех присутствующих, включая судей, по правде говоря, всегда страшноватые. Мы с Дженни такие же – это у нас наследственное, от мамы, а она унаследовала таланты своей матери. Я часто думаю, какой была в молодости бабушка, мамина мама. Однажды я поделилась этими мыслями с Уайаттом, а его аж передернуло. С бабулей он встречался всего один раз, месяц назад, в день ее рождения. Она произвела на Уайатта неизгладимое впечатление, а может, перепугала до смерти, однако он выстоял, но после вечеринки папе пришлось отпаивать его двойным виски.

Лично я не понимаю, чем может напугать бабуля, разве что перещеголять маму, а маме тоже палец в рот не клади. Хочу быть в старости такой, как они. А еще хочу стильно одеваться, водить шикарные спортивные машины и принимать знаки внимания от детей и внуков. И только когда я совсем одряхлею, я поменяю спортивную машину на самый огромный джип, какой только смогу найти, буду горбиться на сиденье так, чтобы голова в голубых кудряшках едва виднелась из-за руля, ездить с черепашьей скоростью и показывать палец каждому, кто осмелится просигналить мне. Как представлю, даже жаль становится, что до старости мне еще жить да жить.

Если доживу, конечно. Как видно, у кого-то на мою жизнь совсем другие планы. И это ужасно бесит.

Волшебного появления еды пришлось ждать долго. Поначалу мы с Шоной болтали, потом явилась еще одна медсестра, чтобы осмотреть меня. Я спросила про еду. Она заглянула в мою карту, пообещала «что-нибудь придумать» и ушла.

В ожидании мы с Шоной решили вымыть мне голову. К счастью, шов заживал быстро, но если бы его запретили мочить целую неделю, я сошла бы с ума. С запекшейся кровью и швом на голове я напоминала себе свирепого индейца из племени могаук. Но неудобства причинял не столько шов, сколько сотрясение. Боль усиливалась при каждом резком движении. А мне хотелось вымыть не только голову, но и все остальное. Шона допросила сестру, та ответила, что повязки можно снять, чтобы принять душ, и я с осторожностью насладилась обществом душа и шампуня. Оказалось, снимать присохшие повязки под душем гораздо удобнее.

Потом Шона просушила феном мою шевелюру, но заниматься укладкой не стала, тем более что я обычно ношу прямые волосы. Чистота разом подняла мне настроение.

А еды все не было.

Мне в голову уже закрадывалась мысль, что больничный персонал недоволен мной и за это решил уморить голодом. Шона собиралась сходить в кафетерий и принести мне что-нибудь съедобное, когда в палату наконец внесли поднос. Кофе был чуть теплый, но я благодарно выпила половину, прежде чем сняла металлическую крышку с блюда. Под ней обнаружилась безнадежно остывшая яичница, такой же тост и размокший бекон. Мы с Шоной переглянулись, я пожала плечами.

– Голодные не выбирают, – сказала я, но мысленно взяла себе на заметку сообщить больничной администрации о здешних кулинарных шедеврах. Больным людям нужна пища, которая, по крайней мере, выглядит съедобной.

Я съела примерно половину порции, но потом возмущенные вопли вкусовых сосочков языка пересилили голодное урчание в желудке, и я накрыла блюдо крышкой. Холодная яичница омерзительна. Головная боль немного утихла – видимо, отчасти ее причиной была кофеиновая ломка.

Чем лучше мне становилось, тем сильнее тревожило впустую потраченное время. Врач не появлялся, а уже близилась половина одиннадцатого, судя по часам на стене.

– Может, мне врач вообще не полагается, – рассуждала я вслух. – Потому я и торчу здесь, забытая всеми.

– Надо бы позвонить лечащему врачу, – заметила Шона.

– А у тебя он есть?

Она виновато сникла.

– Гинеколог подойдет?

– Почему бы и нет? У меня даже свой найдется. – А как же иначе? Кто еще выпишет противозачаточные пилюли? – Надо бы позвонить ему.

Маяться в больнице было скучно. Шона включила телевизор, мы попытались найти хоть что-нибудь приличное. Но днем нас обеих дома не бывает, поэтому мы понятия не имеем, что показывают в такое время. Пришлось остановить выбор на телевикторине «Верная цена»; нашим критериям она не удовлетворяла, но немного развлекла. С заданиями мы с Шоной справлялись лучше участников, и неудивительно: не каждому дан талант покупателя.

Нас отвлек шум, доносящийся из коридора. Медсестра, которая принесла мне поднос с завтраком, оставила дверь приоткрытой, а мы не стали закрывать ее, чтобы немного проветрить палату. Ярко-голубое небо за окном напоминало, что осень еще не вступила в свои права, хотя официально началась, согласно календарю. Хорошо бы сейчас на солнышко. И заняться выбором свадебного платья. Где же врач, хоть какой-нибудь врач?

«Верная цена» кончилась. Я спросила Шону:

– Как прошло вчерашнее свидание?

– Неторопливо.

Я ответила ей сочувственным взглядом, она вздохнула.

– Он славный, но… Нет искры, и все тут. А я хочу много искр. Чтобы искрило на полную катушку, как у тебя с Уайаттом. Хочу, чтобы парень ел меня глазами и меня тянуло к нему изо всех сил.

От слов «Уайатт» и «есть» в одном предложении мне стало жарко и немножко стыдно. Наверное, он выработал у меня условный рефлекс.

– Уайатта пришлось долго ждать. Целых два года после того, как он меня бросил.

Мне до сих пор больно вспоминать, что после первых трех свиданий он отделался от меня – решил, что такая роскошь ему не по карману.

– Ну какое же это ожидание! – Шона усмехнулась. – Ты, помнится, только и бегала на свидания. Чуть ли не каждый день.

Краем глаза я увидела, как за приоткрытой дверью что-то мелькнуло. И пропало. В палату никто не вошел.

– Зато я ни с кем не спала, – возразила я. – Значит, все-таки ждала.

Уайатт по-прежнему прятался за дверью, стоял тихо, чтобы мы его не заметили, и слушал. Я точно знала, что это он, – он сам обещал заехать ближе к обеду, если освободится. Есть у него одна черта – точнее, полоса шириной в милю: когда слышит что-нибудь любопытное, не может удержаться и не подслушать.

Я перехватила взгляд Шоны, прищурилась и молча кивнула в сторону двери. Она коротко усмехнулась и отчетливо произнесла:

– Ты же всегда говорила, что не прочь попользоваться его СВА.

Ничего подобного, но Кодекс южанки гласит, что подслушивающему мужчине надо предоставить обильную пищу для размышлений. Молодец Шона, быстро сообразила.

• Предыдущая
• 11/56
• Следующая